— Ты играешь, — словно прочитав мои мысли, он вынул нож и указал острием на меня, — или я прирежу вас обоих, — с этими словами острие медленно указало на напряженного Клауса.
Я сглотнула, но руку больше не пыталась вызволить. Она болела и горела, но я терпела. И терпеть, черт его раздери, было нужно.
Мы смотрели друг другу в глаза какое-то время, словно читая собеседника перед собой. На мгновение все, кто был рядом, исчезли, и не было никого, кроме меня и Вааса. Я смотрела на него, и видела, как буря, которая разразилась в его глазах, немного поутихла, и только тогда он ослабил хватку, а я провела рукой по столу, прижав карты к груди. Сердце колотилось, как сумасшедшее.
— Смухлюешь, получишь пизды, — сказал Монтенегро и посмотрел на Клауса. Тот молча взял свои карты, коротко взглянув на меня, а я опустила взгляд в свои карты.
Дама треф. Валет Треф.
Поехали.
—Ну что, chika, не хочешь выйти из игры? — ухмыльнулся Ваас. Клаус должен был вот-вот сдать карты, и именно эта сдача решала всё.
— Нет, — сказала я, глянув на Клауса.
Тот вывел на стол последнюю карту, и мое сердце забилось еще быстрее.
— Флэш, — сказала я, раскрывая свои карты. Последний выложенный туз на стол был как нельзя кстати.
Ваас улыбнулся и показал свои карты, и внутри меня всё рухнуло.
— Каре, hermana*, — с удовольствием протянул Монтенегро, наклоняясь к столу грудью.
Глядя на чертовы тузы, из которых у него сложилось каре, я проклинала весь мир, и самого Вааса. Я подняла на него глаза, а на его лице расплылась еще более удовлетворенная улыбка, чем раньше. Я опустила взгляд на фотографию, которая лежала на верху банка, и сглотнула. Последнее напоминание о сестре ушло в руки сраному садисту и наркоману.
Ваас взял фотографию и взглянул на изображение. Я неотрывно смотрела на него, ожидая его дальнейших действий. Монтенегро обвел фотографию глазами, и улыбка ушла с его лица. Оно стало таким жестким, словно на фотографии была не моя сестра, а его.
Ваас поднял тяжелый взгляд на меня, долго и странно смотрел, а после... вынул из кармана зажигалку. Мое сердце остановилось.
Он щелкнул. Зажег. Бросил прямо в деньги, которые сам же у нас и выиграл.
Я не заметила, как соскочила со стула. Тлеющий край уничтожал лицо моей сестры в какие-то считанные мгновения, и я протянула руку.
— Не трожь, блять! — рявкнул Ваас, поднимаясь. — Не трожь.
Он одним резким движением рванул на себя и, хватив мое лицо, повернул его к столу.
— Смотри, — прошептал он на ухо мне, глядя на меня немигающим взглядом и сжимая мои скулы до боли. — Смотри.
И я смотрела, как всё сгорает к чертовой матери. Фотография, фишки, карты, всё, что было важным всего секунды назад.
Я моргнула. Тлеющий край дошел до конца, превратив воспоминания в пепел. Тогда Ваас повернул меня к себе, вперив в меня свой звериный взгляд. Он внимательно смотрел на меня, больно сжимая моё лицо. Смотрел, не отрываясь, а после медленно разжал пальцы. Я не сдвинулась с места, все еще заворожено глядя в его глаза. А он отошел от меня на пару шагов назад и заговорил, обращаясь уже ко всем присутствующим:
— Мне похуй, как все вы оказались в этом дерьме. Вы все здесь, на моем острове, носитесь с тем, что вам важно. Мне похуй, что именно. Деньги, наркота, косяки, ебучая слава, похуй. До тех пор, пока вы делаете то, что я приказываю. Но, — он повернулся ко мне и указал ножом на стол, — ваших семей здесь нет, а если будут, я самолично закопаю их в своем саду и заставлю вас каждый день ходить в этот драный сад и смотреть, как они дохнут. Вы от ваших семей отказались, или же они отказались от вас, — он кинул свой нож на стол, и тот, упав в пепел, поднял черную пыль в воздух. — Семья, игра, деньги, всё хуйня. Попав на этот остров, вы подписали приговор. И все, что вы можете, лишь карабкаться вверх по пропасти. Один хуй — однажды сорветесь.
С этими словами он вытащил из кармана небольшой сверток. Я знала, что там, но говорить ему мне было нечего. Он выудил таблетку и закинул ее под язык, а потом вновь посмотрел на меня. Я не шевелилась, а он, отвернувшись, покинул нас всех.
Остаток дня Клаус и я почти не разговаривали. Мы вообще почти не пересекались, ибо Ваас дал нам разные задания, и только лишь к вечеру я узнала, что мой пират скоро уедет на ближайший аванпост, чтобы разобраться с трижды клятыми Ракъят. Когда моя смена закончилась, я свалила сразу на его поиски, и искать его не приходилось недолго.
В полном одиночестве он проверял на исправность свою винтовку. P416, она у него была крутая, и каждая скотина на острове готова была перерезать ему за нее глотку, но Клаус бы сам её перерезал тому, кто посмел бы на нее покуситься. Я знала. Я видела.
Он услышал, что я иду. Мой шаг бы он распознал среди сотен, потому никогда не выглядел напряженным, едва я к нему приближалась. Он поднял свой спокойный взгляд.
Я подошла к нему и, взяв его лицо в руки, прижала свои губы к его лбу, а когда оторвалась, он поднял взгляд на меня, а в его глазах явно читался вопрос.
— Мне похуй, что он там говорит, — сказала я. — Ты моя семья, и если бы он тронул тебя, я всадила бы ему нож в спину. А Фрэнки мы найдем. И мы отсюда свалим, слышишь? Только это важно.
Клаус смотрел на меня как-то странно, оценивающе разглядывая мое лицо, словно видел его впервые. А я смотрела на него, и никогда еще не была в нас так уверена, как сейчас.
— Ты веришь? — спросила я.
— Да, — просто ответил он. — Целовать-то зачем?
Я убрала руки с его лица, сунув их в карманы.
— Просто так. На удачу.
Он хмыкнул и опустил взгляд к винтовке, резким движением ее перезарядив.
— Ебать ты суеверная, — сказал он. — Иди спать.
— Я и пошла, — сказала я. — Найду новое место, чтобы никто не ебнул.
— Уж постарайся, — сказал Клаус, махнув рукой. — Катись давай.
Пнув столп пыли в него, я развернулась и покинула его. Ближе к вечеру я слышала звук внедорожника, значит, Клаус уже уехал. Настало время и мне где-то спрятаться.
Я долго ходила по ангару, стараясь ни на кого не наткнуться, пока не нашла на втором этаже запертую дверь, на которой красовалась табличка «не входи — бомбанет». То, что надо.
Я легко проникла в комнату, поскольку замок был поломан ещё до меня. Ну и к лучшему. Видимо, кто-то его уже пытался взломать. Я ожидала увидеть электрощитовую, но оказалось, что это всего лишь чья-то комната, которой никто не пользовался. Стол с хламом, одинокий стул, опрокинутый в середине комнаты, и подранный матрас. Плотно закрыв за собой дверь, я кинула рюкзак на пол и упала на это лежбище, тут же подняв столб пыли и закашлявшись в свой же платок, который повязывала на шею или на лицо. Когда я откашлялась, то подняла глаза в дощатый потолок, сощурившись. Какие-то буквы красовались на нем, но я не могла их разобрать, и тогда я потянулась к рюкзаку. Найдя там фонарик, я включила его и направила вверх.
Луч света выхватил из темноты незнакомую мне надпись на русском. Его я сразу узнала, как и единственное из пяти слов - «судьба».
Посмотрев на надпись, кем-то вырезанную на дереве, я попыталась понять смысл написанного, но не могла. Зачем кому-то было царапать её именно здесь, и что этот человек хотел сказать?
Судьба.
Я грустно улыбнулась и выключила фонарь, с досадой затолкав его в рюкзак.
Судьбой ли было то, что я оказалась здесь, в чьей-то старой комнате, на этом самом острове? Этого я не знала, лишь только то, что это был мой выбор, мое желание.
И это единственное важное, что нужно знать.
*amable(исп.) -- милая.
*hermana (исп.) -- сестра.
========== 4. «Ярость и шанс». ==========
Когда чья-то рука сомкнулась на моей ягодице, я привычно закатила глаза и тут же обернулась, вперив свой взгляд в сестру. Фрэнки оценивающе смотрела на мою задницу, после чего заявила:
