Мы шли молча какое-то время. Лямки рюкзака больно давили на плечи, а утро на Руке уже стало невыносимо жарким и душным. Про себя я с какой-то странной тоской почувствовала, словно возвращаюсь с плохого курорта куда-то домой.

Но куда? У меня уже давно не было дома.

Я взглянула на Хьюза и решила прервать молчание:

— Куда мы направляемся?

Он понял, что я имела в виду не какое-то местечко на островах, а потому чуть обернулся и одарил улыбкой.

— Тебе понравится, котенок, — ласково сказал он. — Поедем к моему приятелю, и так будет куда прохладнее, чем здесь.

Я подумала о том, что так привыкла к постоянной жаре, что перемена на более холодные места меня не обрадут. Но разве есть выбор?

— Я думала, что после смерти Хойта кто-нибудь обязательно займет его место, — задумчиво проговорила я. — Он создал большую империю.

— А толку-то, — фыркнул наемник. — Все поля сожжены, половина пиратов и наемников перебита Ракъят и какими-то психами, присланные этим мудилой Тхисараком. Не знай, на что он там рассчитывал, но место Хойта ему не занять. Остров подох.

Я подумала, что он прав, и ничего не ответила на это, но этого не потребовалось, поскольку мы уже вышли к порту. На мои глаза попался Джеймс, который внимательно наблюдал за всеми, кто заходит на борт небольшой яхты, призванной переправить нас прочь. Как всегда набирает инфу.

От меня не укрылось и то, что все они побросали свои тряпки, словно актеры, сбросившие свои костюмы и превратившиеся в обычную серую массу. Ни один из них не остался в привычном красном раскрасе. Ни один, кроме меня.

Эта мысль закралась ко мне сразу, как только мы вышли к порту, однако я не могла её облечь в нужную мне форму. Держа её в голове и пытаясь осознать, я машинально шла дальше, заглядывая в пустые лица мужчин, как вдруг ступив на песок, застыла. Бак, словно почувствовав то же, что и я, остановился в нескольких шагах от меня и обернулся.

— Что встала?

— Хьюз, — тихо позвала я, и тот повернулся лицом. — А где Монтенегро?

Пара мужчин, услышавшие эту фамилию, подняли на меня взгляд, но после молча вернулись к своим делам. Бак же, улыбаясь как-то странно, вернулся ко мне.

— А зачем он тебе? — поинтересовался он, не прекращая странно улыбаться.

И вдруг меня пробрала какая-то нездоровая дрожь от осознания собственной мысли.

— Вы что… убили его? — тихо шепнула я, с неверием глядя в его лицо.

Короткое молчание австралийца я восприняла верно, но это осознание так сразило меня, что я машинально сделала шаг назад.

— А чего ты ждала, лапочка? — улыбаясь, спросил Хьюз. — Чувак решил подогнуть под себя весь остров, но кому надо оставаться здесь, на этом пепелище? Монтенегро – бешенное животное, которое только и могло, что гоняться за туземцами, а гоняться здесь больше не за кем.

Хьюз сделал шаг вперед и, наклонившись ко мне, шепнул в ухо.

— А что уж говорить о том, как он обезумел после того, когда Храм Ракъят был сожжен…

Я дернулась от него, глядя на него так, словно он дал мне пощечину, а после обернулась, устремив взгляд в сочную зелень джунглей, словно ожидая, что Ваас привычной уверенной походкой сейчас выйдет из зарослей и надает всем пиздюлей. Но нет, листья только шелестели, скрывая где-то далеко в своих недрах тело того, кто торчал с этого острова сильнее, чем кто бы то ни было.

Я сглотнула и прикрыла глаз, чувствуя, как что-то неприятное шевельнулось во мне.

Мимолетное мгновение слабости. И я оборачиваюсь к Хьюзу с непроницаемым выражением лица, смело глядя в его глаза.

— Ясно, — только и сказала я и, обогнув его, направилась к лодке.

Больше Бак не подходил ко мне. Я чувствовала на себе его внимательный взгляд, но мое лицо оставалось беспристрастным. Когда мы отчалили, я осталась единственной, кто смотрел на удаляющийся остров. Никому не было больше до него дела, но я почему-то не могла так просто отречься от этого места. Наверное, всё потому же, что на нем своё последнее пристанище нашли дорогие мне люди.

Я сидела прямо на дне, вытянув ноги за борт и обхватывая руками свой рюкзак. Винтовка Клауса лежала рядом со мной, но сейчас она ничем не могла мне послужить.

Что-то вдруг отчетливо булькнуло в рюкзаке, отчего мое сердце пропустило удар. Я точно помню, что никаких жидкостей не клала туда, а потому с некоторой опаской тяну собачку, скользящую по молнии на рюкзаке.

И достаю банку, в которой плавает чей-то карий глаз.

Замерев, я гляжу прямо в радужку, и неверующе встряхиваю банку. Глаз перекатывается по дну, но я осознаю, что это мне не мерещится.

Я знаю, чей это глаз, хотя у меня нет никаких доказательств. Я знаю, почему он находится в моем рюкзаке, хотя у меня нет оснований так думать.

И я знаю, кто именно положил мне его туда, потому что… знаю.

Внутри что-то оборвалось. Последняя ниточка, связывающая меня с островом, который отобрал у меня всё, и, не в силах сдержать слез, я утыкаюсь лбом в банку и зажмуриваю единственный глаз.

Я думала, что в конце обрету спокойствие. Что Клаус, Фрэнки и я, под конец стоя на яхте и, так же как и пираты сейчас, не обращая внимания на удаляющийся остров, будем смотреть в горизонт, предвкушая то, как втроем мы вернемся в привычной жизни. В этой картинке не было мыслей о Ваасе Монтенегро. В ней не было ничего. Что могло бы причинить боль, то было как приятный сон, приснившийся однажды, играющий яркими красками, но со временем затухающий и выцветающим, как фотография на солнце. За этот снимок я крепко и отчаянно держалась до последнего, но в конечном счете я глубоко ошиблась.

Я покидаю этот остров ни с чем.

Когда в двери моей крошечной комнатки кто-то постучался, я даже не подняла головы. Задница ужасно замерзла на холодном камне, но я не спешила подниматься с пола.

Второго стука в дверь, конечно же, не было, после чего дверь открылась и в неё вошел сам Сабал собственной персоной. На мгновение он замер в дверях, глядя на меня, как человек глядит на раненое умирающее животное, лежащее в куче дерьма, а после прошел внутрь и закрыл за собой дверь.

Дымок с сигареты, что я удерживала пальцами, колыхнулся от этого.

— Чего тебе? — спросила я, глядя на тлеющий край. Он упорно напоминал мне о чём-то, что я не могла вспомнить, а то, что я рисковала выбесить своего «спасителя» в любой момент меня ни капли не тревожило.

— Мы планируем захватить крепость Рату Годхи, — рубанул мужчина.

— Очень рада за вас, — сухо сказала я, не глядя на него. — Постарайся не сдохнуть.

— Ты идешь с нами.

Это заставило меня перевести взгляд на него. Никогда прежде он не брал меня на захваты каких-либо стратегически-важных объектов, но в этом предложении было что-то странное для меня.

— С чего это?

— С того, что я так сказал.

— Это что, повышение? — слабо улыбнулась я, пытаясь пошутить, но Сабал не понимал шуток и вообще, казалось, не способен был улыбаться.

— Думай, как хочешь, — сухо сказал он и направился было к двери, но я сказала:

— Странно слышать это от человека вроде тебя.

Он замер на месте, и я ждала, что он пойдет по своим делам, как это обычно он делал, однако на этот раз он обернулся и вперил в меня внимательный взгляд.

— Что с тобой?

Второй раз в жизни я слышу от него этот вопрос. Впервые я услышала его тогда, когда очнулась после долгого сна. Этот человек был моим спасителем, однако это не означало, что он готов был так просто принять меня. И второй раз был сейчас.

Я не знала, что ответить ему и как облечь в слова то, что происходило со мной. Я с полминуты смотрела на него, словно он сам догадается оставить меня в покое, однако этот упрямый баран стоял на месте и смотрел прямо в глаз. Я не могла долго смотреть в глаза людям, а потому отвела взгляд и прислонилась спиной к стене, вновь вернув взгляд к сигарете.

— Говорят, человек умирает тогда, когда изменяет своим принципам, — только и сказала я, глядя на извивающийся дымок сигареты.