— Почему ты пришел только сейчас? — спросила я, сглотнув. В горле внезапно пересохло.

— Я никуда не уходил. — Он закрыл глаза. — Это ты уходила всё дальше, и я никак не мог догнать тебя.

— Я никогда бы не ушла.

— Однако это произошло.

Он вновь открыл глаза, а внутри меня всё перевернулось.

— Она предала нас, — тихо прошептала я. — Она предала тебя.

— Она пошла своей дорогой. У той дороги не было место мне и тебе.

— Она поступила неправильно, — возразила я. — Она не должна была так делать.

— В мире нет правильных решений, только решения отдельных людей. Любое решение и действие несет последствие. И это не то, что должно было сломать тебя.

Я приподнялась, упершись руками в песок.

— Я делала это ради тебя, — отчаянно прошептала я.

— Нет, Мириам, — вновь возразил Он. — Ты делала это ради себя.

Он повернул голов в сторону, упершись подбородком в коленку. Его грустный взгляд был направлен куда-то в сторону, и я взглянула туда же.

По песчаному пляжу, залитому огненным светом неба, ковылял леопард. Он ронял свою кровь, словно рубины на песок, но они тут же испарялись. Он хромал на заднюю лапу, с трудом перебирал их, а морда его была понура и даже с неё текла кровь. Я смотрела на животное с недоумением, а Он же с такой печалью, словно не был ему в мире никто дороже.

— Что это? — спросила я.

Его уши дернулись, и леопард медленно поднял морду, взглянув на меня. Из пустующей глазницы вылилась струйка крови, а единственный черный глаз опалял меня своим измученным взглядом.

Догадка парализовала меня раньше, чем Он ответил.

— Ты.

Я резко повернула голову, глядя в другие глаза, зеленые, словно буйная листва джунглей. Он ухмылялся мне, а сам напоминал тигра, готового в любой момент броситься на жертву. И этот зверь сидел у моих ног.

— Ты? — прошептала я, против воли опускаясь обратно на локти.

— Нет, — вкрадчиво протянул он, медленно нависнув надо мной. — Ты.

Рядом со мной послышался глухой удар: леопард рухнул в паре сантиметров от меня, окончательно излив свою кровь на раскаленный песок. Его единственный потухший глаз застыл на мне, а я медленно повернула голову обратно.

Он резко схватил меня за руку выше локтя, сжимая её до боли, и я замахнулась на него. Свет резко потух и картинка лопнула, словно мыльный пузырь, но в то же время появились очертания другой, выплывающей из тьмы. Я видела перед собой очертания смуглого человека, что с шипением держался за руку и сверкал в мою сторону черными глазами-щелочками. Догадка пронзила меня так же остро, как и его: спросонья я сжимала в руке свой кукри, на котором в полумраке блестели капельки крови.

— Что надо? — спросила я, с трудом приходя в себя после сна.

— Сабал ждет, — процедил мужчина, сжимая руку. Сквозь пальцы проступала кровь.

Я выдохнула, медленно опустив руку с лезвием.

— Выйди, оденусь, — проговорила я, внимательно наблюдая за тем, как киратец одаривает меня враждебным взглядом и покидает мою темную комнатушку. Я посидела какое-то время на месте, тупо глядя на деревянную дверь с облупленной красной краске, а после тяжело вздохнула и опустила руки в ладони. Тело всё ещё пробивала мелкая дрожь.

Глубоко вздохнув и выдохнув, я выпрямилась, сидя на своём лежбище, а затем повернула голову в сторону и взяла в руки старую банку из открытого рюкзака, слабо потрясая её. Это успокаивало меня не один год с тех пор, как я оказалась в этом месте. И когда в слегка мутноватой воде проступило глазное яблоко с карей радужкой, моё сердце окончательно успокоилось. Поглядев на банку с секунду-другую, я прислонила её ко лбу, закрыв глаз, а после решительно отставила в сторону и поднялась с дивана.

— Птичка трудится с утра?

Сабал повернулся ко мне, наградив меня прохладным взглядом. Сборище мужчин так же покосилось на меня с неодобрением, поскольку все они уважали своего главаря от души.

Про себя я усмехнулась, припоминая, что все религиозные фанатики крайне щепетильны ко всякому роду подколкам, потому поспешила убрать с лица ухмылку. Да и зачем зря кусать руку, что тебя кормит?

— Второй раз, когда ты ранишь моих подчиненных, — сурово заметил мужчина, когда я прошла вглубь каменного помещения и села за старый деревянный стол. — Забыла, на чьей ты стороне?

— Напротив, — я взглянула на него исподлобья, убрав волосы с лица. — Это единственное, что я помню прекрасно.

Узкоглазый мужчина сощурился, присматриваясь ко мне внимательнее, чем обычно. Выбившиеся из высокого хвоста черные пряди так же спадали ему на лицо, и он нетерпеливо махнул рукой.

— Ну, так? Что на этот раз? — вздохнула я, откинувшись на спинку стула. — Жду вас, сэр.

Последнее слово я характерно выделила, но мужчина и бровью не повел. Я же почувствовала легкую досаду.

— Положение непростое. Нужны новые разведданные, — сухо сказал Сабал. — Планы, поставки оружия, всё, как всегда. Потому я и послал за тобой.

Я хмыкнула, обхватывая себя за локти, поскольку здесь было прохладно.

— Что, Амита убедила тебя в важности разведданных? — с улыбкой поинтересовалась я.

Вот, я сделала это. Услышав это имя, Сабал, и так неспособный сдерживать свои эмоции, побагровел, и от меня не укрылось то, как сжались его руки: до побеления костяшек.

— Ты забываешь своё место, — процедил мужчина. — Напомнить тебе, кто спас тебя от гибели, когда ты валялась израненная на обочине?

— Ты и спас, — равнодушно сказала я. — Но учиться не вредно, чувак. Это же прекрасно, что ты начал понимать важность таких вещей, как информация. Кто владеет информацией, тот правит миром, и уж тут ненавистная тебе Амита преуспела получше тебя. Не отчаивайся, у тебя ещё есть время, и тогда она, возможно, не успеет скинуть тебя с твоего повстанческого трона.

— Она ничуть не лучше узурпатора, что терроризирует наш Кират! А я продолжаю светлое дело Мохана, что основал наше повстанческое движение, и хотел освободить бедную страну!

Сабал твердил одни и те же слова каждый раз, но всякий раз упускал из виду, что сам со своей тупой религией ничем не лучше девчонки, что борется с ним за право возглавить повстанцев этой крохотной страны, и того самого узурпатора Пейгана Мина, что сделал из страны свою личную резиденцию с блэкджеком, наркотой и шлюшками. Хотя последнее тут в некотором дефиците, видимо, по той причине, что у узкоглазых солдатиков член с мизинец, и им нет надобности трахаться. Посмотреть на Сабала, так он скорее с Моханом своим сношался бы, и неважно, что тот умер хер сколько времени назад.

Прокрутив в голове все эти мысли, я улыбнулась, но ничего не сказала.

— Ладно-ладно, я всё это помню, — я выставила ладони вперед. — Я пошла.

С этими словами я встала из-за стола и направилась к двери.

— Эй ты!

Я обернулась. Он никогда не называл меня по имени.

— Без результатов можешь не возвращаться.

Я хмыкнула, нагладив его прохладным взглядом.

— Я всегда возвращаюсь.

Киратский храм Чал-Джама был, как и всегда, величественен и статичен: казалось, что он стоял здесь тысячи лет и простоит ещё сотню как минимум. Я всматривалась в омытые ветром и дождем серые камни, огромную статую Киры — их божества, на тросики с разноцветными флажками, подчиняющиеся порыву ветерка, на молящихся и машинально прокручивала в сознании мысль, что это единственное место, где мне никогда не снились кошмары. Однако сегодня это изменилось.

Я всегда была равнодушна к религии, но эти места были наделены каким-то высшим спокойствием, которое кто-то назвал бы «божественным». Но я не желала бы кидаться этим словом. Сюда я возвращалась любая: израненная, избитая, сумасшедшая и никакая; и каждый раз как в далеко забытые объятия матери. Мне думалось, что будь она у меня сейчас, и если бы я жила вдалеке от всего этого, то она бы принимала меня именно такую: любую.

Здесь, конечно, все знали, кто я. Блуждающая невежда, перебежчица из одного лагеря в другой, одноглазый наемник и низко падшее создание. Все они знали это, я видела, когда смотрела в их черные узкие глаза, однако все они молчали. Все знали, что я нужна тому, кто выполняет волю Киры.