Внутри, ровно как и снаружи, так же было грязно и мерзко. Парочка доходяг в углу перебрасывала карточки, другие выпивали местное пойло, даже шлюхи здесь казались унылыми и забитыми: они стояли в сторонке, перешептываясь между собой, и явно поджидали какого-нибудь пирата, кто мог бы им заплатить.

Но никого из них не было.

Спустя двадцать минут в бар зашел Бак собственной персоной: убедившись, что я сижу на том самом месте, на котором он приказал мне сидеть, он сел за столик посередине и принялся ждать.

Суть происходящего состояла в том, что Бак должен был переговорить с каким-то там своим шпионом. До Хойта дошел слушок, что против него готовят заговор, и каким-то совершенно странным обстоятельством в этом были замешаны Ракъят. Странным потому, что даже мне с трудом верилось, что обезьяны готовы были заключить сделку с кем-то из белых людей, после того, что сам Хойт творил с их народом и землей. В это верилось с трудом, но игнорировать такое при сложившихся обстоятельствах было бы тупо, поэтому говнюк поджал булочки и дал под курдюк Бамби, заодно помахав перед его носом солидной зеленой пачкой.

Сам Баки исходил на гавнецо и причитал как мог по поводу того, что гадина Ваас подкинул ему такое недоразумение, как я. Он говорил о том, что я сорву ему всю операцию в баре, что меня определенно кто-нибудь узнает, а потом вывернул наизнанку весь гардероб и заставил меня одеться максимально скрытно, чтобы я походила на худощавого дрища-наркомана. А в таком образе затеряться в Бэдтауне было несложно: таковыми там были почти все.

Развалившись в уголке, я молча сидела, оглядывая бар и пытаясь сосредоточиться на чем-нибудь, но внутри медленно росло чувство тревоги и волнения. На острове как будто бы и без того стало пахнуть паленым ещё ярче, чем до этого, и то, что я волей судьбы стала ещё и заметной фигурой в этом дерьме (по словам Бака), меня ничуть не радовало.

Что сказал бы Клаус в подобной ситуации?

Не знаю, я и Клаус никогда не были похожи, но, наверное, он принял бы то единственно правильное решение… а потом умер.

Но я не Клаус. И я точно знаю, что мне нужно делать, пусть даже это будет неправильно.

Дверь со скрипом открылась, и в неё вошел человек. Я выпрямилась против воли, окаменев на стуле, словно меня поразило цепенящее заклинание.

Мой взгляд столкнулся с холодным взглядом бирюзовых глаз, и человек остановился на полпути, сощурившись. Она меня, конечно же, сразу узнала за всем этим маскарадом, как безошибочно узнавала всегда. Мгновение постояв на месте, она сощурилась, а на её лице отразилось отчетливое понимание чего-то мне неведомого, а затем она, переведя взгляд на Бака, уверенно направилась прямиком к нему.

Я с ужасом наблюдала за тем, как Бак хлопает её по плечу, смеётся, а она игриво поддевает его ногу своей, словно они были закадычными дружками не первый год. В пальцах я чувствовала онемение, потому что вцепилась ими в столешницу, но не могла ничего с собой поделать: внутри меня всё визжало, словно зверь, почуявший опасность.

Фрэнки улыбалась ласково, как улыбается ребенок новой игрушке, но в глазах её была ледяная ненависть.

В этот момент произошло какое-то резкое движение слева от меня, и я машинально схватилась за беретту, приподнявшись. Раздался выстрел, и Бак схватился за раненое плечо, моя же пуля просвистела в паре сантиметров от выстрелившего. На мгновение наши взгляды пересеклись, и что-то внутри у меня екнуло, когда я вгляделась в эти два уголька.

Ногу пронзила резкая боль и меня моментально подкосило: я рухнула на пол, схватившись за неё. А потом я поняла, что в неё кто-то другой всадил пулю.

Я не слышала ни криков, ни перестрелок, только ощущала жгучую боль, заставляющую забыть всё и вся.

А потом вспомнила кое-что важное.

Стиснув зубы, я с трудом вывернула голову, вглядываясь на стол, за которым некогда сидели Бак и Фрэнки. Бака в баре не было, зато Фрэнки стояла на пороге, удерживая дверь, и в упор смотрела на меня. Я попыталась позвать её, но получилось какое-то несвязное шевеление губами.

Она сощурилась, увидев это, а затем… развернулась и захлопнула за собой дверь.

Моя голова бессильно рухнула на пол, а сердце остановилось.

— Ты убил её?

— Нет, прострелил ногу.

— Она должна была умереть от этого.

— Она не должна была умереть от этого. На это я рассчитывал.

Я почувствовала грубый толчок, заставивший меня перевернуться на спину. Тусклый свет лампы осветил чей-то силуэт, а когда человек приблизился, я узнала в нем пропавшего пленника.

— Добрый вечер, — с плотоядной и холодной улыбкой проговорил Алабама.

Я молча смотрела ему в глаза, даже не разглядывая его, пытаясь понять, как так вышло, что он оказался здесь, однако какая-то неведомая мне цепочка складывалась в моей голове.

Но она не могла обрести четкости из-за другого события.

— Я и Равим на самом деле очень жаждали встречи с тобой, но мы и не ожидали, что ты сама придешь к нам в гости, — пояснил Алабама. — Наверное, это то, что люди называют судьбой, ты не находишь?

Я ничего не отвечала и даже не стала смотреть на какого-то там Равима - мне не было до него дела. Боль в ноге дико пульсировала, и терпеть её не было сил, но всё же другое, прочно засевшее в голове, не давало покоя куда больше, чем попавшая в тело сталь.

Она просто ушла.

Я закрыла глаза, не чувствуя себя, словно кроме оболочки из кожи не существовало ничего абсолютно.

Алабама хмыкнул, оглядывая меня с ног до головы.

— И вот это нелепое существо — убийца моего брата? — сухо проговорил он, после чего медленно направил свою ногу к моей… и резко надавил сапогом.

В этот момент меня словно ударило током, возвращая к реальности, я завизжала, пытаясь сбросить его ногу с моей, но это было бесполезно. Мир перестал существовать, а в сознание вонзились миллиарды игл. Я чувствовала пулю внутри себя всеми мышцами.

Райт убрал ногу тогда, когда посчитал нужным, но казалось, прошла целая вечность перед тем, как он решил это сделать. Дрожащими руками я сжимала ногу и ревела от боли, потому что это было невыносимо.

Всё было невыносимым.

— Как думаешь, — Алабама медленно сел на корточки, приближая своё лицо к моему. — От чьей руки тебе надлежит умереть? От руки сына или от руки брата?

Меня обдало каким-то отдаленным волнением, и я медленно перевела взгляд на него с молодого воина, внезапно вспоминая эти глаза... два черных уголька, отпечатавшиеся в моем сознании раскаленным железом. Точная копия своего отца в разы моложе.

Это было чудовищным возмездием, но… я не чувствовала даже себя в этот момент.

— Тш-тш-тш, — Алабама покачал головой и ладонью, замечая, как потекла слеза из моего глаза. — Вот этого не нужно.

Он вынул потрепанный кольт, с холодной улыбкой проведя им по моей щеке.

— Каждое действие влечет за собой последствие. Твои действия привели тебя сюда.

Он выпрямился надо мной и повернулся к Равиму.

— Хочешь, ты?

Молодой лесной воин поднял на него хмурый взгляд, словно не верил до конца тому, что правильно его расслышал.

— С чего?

— Я, пожалуй, самолично расквитаюсь с Ваасом, — с улыбкой сказал Алабама. — Ну, а ты можешь поквитаться с той, кто убила твоего отца.

Равим некоторое время молча глядел на протянутый кольт, затем на меня. Он всё же взял оружие и подошел ко мне, нависая надо мной. Я перевела взгляд с него на Алабаму.

— Да, кстати, — прошептал он. — Твоя сестра, Фрэнки. Она знала, чем всё закончится.

Меня словно обдало разрядом ещё раз. Алабама улыбнулся, а Равим направил на меня кольт, и я вновь уставилась в черную бездну. Мы убегаем от судьбы, а она всё равно находит нас и поворачивается жопой.

В голове промелькнула мысль, что свою пулю я должна была получить ещё тогда, но вместо меня её незаслуженно получил Клаус. А сейчас сын убитого мной Равелиана направлял ствол на меня.

Я рвано выдохнула, закрыв глаза.