В голове мелькнуло воспоминание о поцелуе, и моя рука с кукри замерла над землей, а потом бессильно опустилась на рыхлую почву.

«Поцелуй на удачу…»

Меня медленно пробирал смех. Сначала хихиканье, затем бешеный хохот, и я не могла остановиться. Уткнувшись в рыхлую землю лицом, я хохотала, сжимая кукри до побеления пальцев. И так до тех пор, пока не успокоилась.

Я все еще издавала смешки, но боль вновь хлынула в сознание. Свободной рукой я потянулась к карману и достала оттуда поломанную зажигалку дьявола острова Рук. Она и в самом деле была сломана, но искра всё еще вылетала из неё.

Сжав ее, я прижала кулак ко лбу, закрыв глаза. Ты целовал меня на удачу, ублюдок. И эта удача спасла мне жизнь.

========== 7. «Кровавая Мэри». ==========

Выход из беспамятного и бессознательного сна подобен выходу из глубокого и самого болезненного транса в вашей жизни. Вы не чувствовали буквально и совершенно ничего. Пустующее небытие. Однако ваш организм медленно, со скоростью, принадлежащей самой старой и больной черепахе, все же возвращается к жизни.

Я медленно открываю глаза. Это сложно, но я делаю это инстинктивно, потому что для любого зрячего человека это совершенно необходимо. Только лишь в тот самый момент, когда вы видите перед собой окружение, вы начинаете что-то вспоминать. Моё сознание медленно возвращалось к реальности.

И моей реальностью была мысль о том, что я жива. И я была в санчасти, которая была обителью человека, что знал всё и вся о лагере Вааса: Джеймса.

Я выдохнула, повернув голову, пытаясь восполнить в голове события нескольких прошедших дней. Башка трещала по-страшному, мысли сбились в запутанный клубок, который мне не дано было распутать, но обрывки воспоминаний проносились в моей голове, как мчащийся поезд по рельсам. Я взглянула на кукри, который за несколько часов скитаний врос в мою ладонь и стал почти естественным продолжением моей руки, и в голове что-то взорвалось. Всё то, что было в тумане до этого, пронеслось в моей голове, но более всего остального отчетливо: море крови, в которой я почти купалась, куча трупов, которыми я прокладывала путь до лагеря, пятнистая кожа, которую я дырявила и… глаза Дьявола. Завязка, кульминация, финал. Этот спектакль походил на трип.

От пронзившей голову боли я поморщилась и повернулась набок. Я осознала, что на мне не было ничего, кроме чьей-то мужской красной майки, и чьих-то шорт, которые с меня должны были спасть, как только я бы поднялась на ноги. Но я не спешила подниматься, лишь села на кушетке и бессильно провела руками по лицу.

Это было пробуждение после самого глубокого опьянения в моей жизни.

Дверь грохнула об стенку так, что я чуть не упала вниз. В помещение ворвался знойный поток воздуха, приносящий с собой всякие разные запахи: соленый и горьковатый океана, иссушенной от постоянной жары листвы, сухого песка и еще ощутимый запах крови (он преследовал Его по пятам). Я услышала улюлюканье, отозвавшееся эхом в моей больной голове, и мне не нужно было смотреть, чтобы понять, кто зашел сюда. Я и так знала, кто.

— Е-ебать-копать! Я, блять, видел столько всякой хуйни в своей жизни, но, блять, ты меня, pollito, сумела удивить, — Ваас громко хлопал в ладоши, заходя вперед Джеймса. — Из всей кучки отпетых мудил, включая твоего охуенного дружка, у которого пушка круче, чем член, вернулась обратно только ты.

Ваас грубо потрепал меня по голове, которая и так звенела от потока хуйни, что вылетала из его рта.

— Я не знал, что ты такая живучая сучка, — сказал он с ухмылкой на лице и перевел взгляд на Джеймса, стоящего рядышком. — Слышь, она прям как собачка, которая потеряла хозяйскую ногу и пробежала сотню миль, чтобы вернуться к ней.

Он повернул ко мне голову и грубо взял меня за подбородок, заставив посмотреть на него. Я подняла взгляд.

— Чтобы там Дарвин не пиздел, но ты явно произошла не от мартышки.

Я молча смотрела на него, а потом вырвала подбородок от его хватки, отвернувшись.

— Она не в себе, Ваас, — Джеймс заметил этот жест и подошел ко мне. — У неё шок поди, да сотрясение.

С этими словами он заставил меня поднять голову, и слепящий луч фонарика, направленного в зрачок, ослепил меня. Я вновь отвернулась, махнув на него рукой.

— Я в норме, — с трудом прохрипела я. — Сколько времени прошло?

— Ты дрыхла дня три, — спокойно сказал Джеймс.

Я покивала, пытаясь собрать мозги в кучку. Но это казалось невозможным.

— Где мои вещи? — машинально спросила я.

— Там, в углу, заберешь потом.

Я кивнула ещё раз и перевела взгляд на Джеймса. Тот переглянулся с Ваасом и направился к стеллажу. Кушетка, на которой я сидела, сильно заскрипела, а медвежья рука накрыла мои плечи так, что я согнулась.

— Слыхал, Джеймс, что там про неё в округе пиздят? — весело продолжил Ваас, глядя на парня. Его голос был настолько громок для меня, что я поморщилась.

— Как же не знаю, — спокойно сказал он, не оборачиваясь. — Знаю.

— Вот я неспроста сказал тебе, что ты сучка, Мэри, — продолжил Ваас, обращаясь ко мне. — Ну, как собачка, ты помнишь?

Я утвердительно моргнула, не желая смотреть на него.

— Вот ты любишь кошек, Мэри? — Ваас грубо пихнул меня в бок. — Да или нет?

— Нет, — прохрипела я.

— Что и требовалось доказать, курва моя ненаглядная, — хихикнул он. — Потому что надо очень постараться, блять, чтобы изрезать бедную киску так, как изрезала её ты. Слыхал, Джеймс? Двенадцать, блять, ножевых ранений в тушке ебучего леопарда! Рядом с моим лагерем ходил пятнистый ублюдок, а она его взяла и порешала, двенадцать раз порешала!

— Я сам считал, иначе бы не поверил, — отозвался Джеймс.

— Ну, что скажешь? — Ваас заискивающе на меня посмотрел.

Я молчала какое-то время, прокручивая в голове то, что произошло тогда. Я и сама не помнила, как смогла зарубить животное, но крепко перебинтованная рука, ноющая от боли, была доказательством того, что не так-то просто мне это далось. Всё та же чертовская удача.

Я хмыкнула и сказала:

— Хотела принести тебе шкуру в дар.

Джеймс тоже слышно хмыкнул, а Монтенегро приблизил свое лицо к моему.

— Зачем мне шкура, дура, если ты уже принесла себя?

Я медленно перевела на него взгляд, посмотрев прямо ему в глаза. Между нами было критическое расстояние, но я даже стука сердца своего не чувствовала, и никакого волнения его присутствие во мне не вызывало. Мне было глубоко похуй.

— Вопрос риторический, — ответила я. На это он только удовлетворенно ухмыльнулся и, наконец, поднял задницу с кушетки, а свою руку с моего плеча. Я смогла вздохнуть свободно.

Джеймс подошел ко мне с бокалом воды и какими-то таблетками. Я не задумываясь заглотила их и оперлась руками на кушетку. Голова ходила кругом.

— Лады, hermano, ебись конем отсюда, — Ваас махнул рукой на Джеймса. — Мне с этой чикой попиздеть надо.

Джеймс бросил на меня взгляд и всё же покинул помещение. Как только дверь хлопнула, нависла звенящая тишина. Монтенегро всё разглядывал меня, и я, вздохнув, перевела взгляд на него. Мы смотрели друг другу прямо в глаза, затем он повернул стул, сел на него и сложил руки на спинке.

— Ну что, птенчик, попиздим? — с ухмылкой сказал он.

— О чем? — Повела я плечом.

— О хуйне, которая произошла с моим отрядом и моими пленниками, которых вы благополучно проебали, суки.

Я провела руками по лицу и медленно запрокинула голову.

— Ебучий Дэзи Николс пытался спиздить твоих пленников, — прохрипела я, глядя в потолок. — Предлагал на аванпосту каждому накинуть по две сотни, если мы передадим их ему, а тебе скажем, что они снова сбежали. А когда все отказались, он начал предлагать это каждому по отдельности.

— И че, тебе тоже предложил?

— Ага, предложил. Я послала его нахуй.

— И что же он предложил тебе, amable? — медленно расплывшись в ухмылке, спросил Ваас.

Я перевела на него взгляд.

— Сам знаешь, — сказала я.

— Я хочу услышать это от тебя, chika.