Я сглотнула и слегка приподняла подбородок.

— Он сказал, что даст мне встретиться с сестрой.

Ваас громогласно расхохотался, запрокинувшись назад. Я неподвижно сидела, не спуская с него взгляда, наблюдая за тем, как он ржет.

— И ты отказалась, сучка?! Отказалась, да?! Скажи, ебанутое создание, скажи! — Закричал он, давясь смехом. — Говори, блять!

— Да, — просто сказала я.

Ваас заржал еще громче, чуть не падая на этот раз со стула, а я молчаливо глядела на него.

— Ебливая сучка, е-ебать! — он не мог успокоиться, угарая так, словно обкурился в край. — Во имя какого святого хуя ты отказалась, курва?! Ради чего, а? Ради меня? Нет, блять, нет, не говори, что ради меня, иначе я обосрусь от смеха!

И он слова визжал от смеха, как свинья, а я молча смотрела на него и ничего не говорила, ожидая, когда он успокоится. И он успокоился, все еще давясь редкими смешками.

— Ох ебать, это пиздец, блять, — отходя, простонал он. — Это пиздец, отвечаю. Отказалась она, блять. Е-е-ебануться.

Он взглянул на меня и, вновь издав смешок, покачал головой, опустившись лбом на руки. Я по-прежнему молча смотрела на него.

— Ну так давай, скажи, pollito, почему отказалась, — поднявшись, сказал Ваас, сверкнув глазами.

— Я отказалась, потому что план хуйня, — сказала я. — Ты бы узнал правду в любом случае, а я не сраный камикадзе.

— Эт ты права, — покивал Монтенегро, — план рил хуйня.

Я потерла плечо, в которое когда-то выстрелил отмороженный пленник.

— Так и что дальше было?

— Ну, мудила Гарри согласился, опустошил бак и завез нас на «Привал убийц», где была засада. Ебучие Ракъят перестреляли всех, но… меня не успели. Приехал Николс и забрал меня.

— Что с пленниками? — перебил меня Ваас.

— Алабама у них, а… Аврору я грохнула.

Ваас издал смешок, вспомнив, видимо, придуманное им прозвище.

— И как ты его убила? — спросил он следом.

— Застрелила, как еще, — пожала я плечами. — Он пытался меня зарезать, а я выпустила весь магазин в него.

— Хуевенькая смерть, неинтересно, — фыркнул Монтенегро.

Я пожала плечами на эти слова, не став спорить, что любая смерть сама по себе хуевенькая.

— Ну, и что дальше?

— Дальше всех перестреляли, а Николс меня забрал. Я его задушила в фургоне, забрала нож и выпрыгнула из кузова. А потом… через сутки пришла сюда.

— Что, и всё? — хмыкнул Монтенегро. — А что насчет подробностей?

— Каких?

— Что, прямо-таки пешим шагом приперлась сюда?

— Да, — помедлив, сказала я.

— И сколько Ракъят по дороге убила?

— Четырех.

— Животных?

— Только одного. Он был стар и болен, поэтому смогла убить.

Ваас покивал, но ничего больше не говорил, а я тупо смотрела куда-то в пространство, и мысли, которые до этого сбивались в кучу, наконец обретали какую-то последовательность. Я сопоставила все свои воспоминания, собрала-таки их в единое целое и почувствовала, как нечто назойливое жужжит в моей голове и не дает покоя. Я знала прекрасно, что мне нужно было для того, чтобы успокоиться, но я не произносила это вслух, не говорила это самой себе. Всё и так превратилось в образ человека, которого я страстно, до боли желала увидеть прямо перед собой. И сознание подсказывало, что спокойствие и тишину я обрету только после того, как увижу это лицо.

Я судорожно вздохнула и медленно запрокинула голову, закрыв глаза. Моя макушка встретилась с голой стеной, и легкий стук отозвался в сознании. К затылку прилил кипяток, растекающийся по венам.

Я знала, что Ваас не допустит, чтобы какие-то дикари отбирали его владения так нагло, как это мог делать тот туземец.

— Я с тобой.

Я сама не поняла, как эти слова сорвались с моих губ, но потом я поняла, что я даже не говорила их: они прозвучали в моей голове слишком отчетливо и реально, чтобы быть всего лишь поверхностной мыслью. С усердием выпрямившись, я вперила взгляд в Монтенегро, который вопреки ожидаемым буйности и ярости, так свойственным ему, спокойно стоял на месте и наблюдал за мной с явным интересом.

И я поднялась на ноги, с трудом удержав равновесие, но всё же удержав. Ваас и не шелохнулся в мою сторону, и это было прекрасно, поскольку он был последним созданием на этом острове, чью помощь в любом виде мне хотелось бы принимать. Больше не хочу.

Я выпрямилась и потащилась к углу, где на деревянных коробках лежали мои грязные и потрепанные вещи. Я чувствовала на себе внимательный взгляд, но он никак не задевал меня, ни единую струну души, словно всё, что было во мне, разбилось вдребезги и вытекло месте с кровью… её я потеряла много, я знала.

— Чья кровь во мне ещё? — хрипло сказала я.

— Одного хуя, который болел СПИДом, — хихикнул Ваас. — Два литра в тебя влили. Могла бы и сказать спасибо, сука невоспитанная.

«Ха-ха», — подумала я, не став даже ничего отвечать на это. Я всё равно не верила.

Когда добралась, то выдохнула, ненадолго упершись в коробки. Я ощутила едва различимое головокружение, но тут же убрала руки, чтобы не показывать свою слабость, а потянулась к вещам. Я порылась в карманах моих изодранных штанов и нащупала желанный металл, который проносила в заднем кармане штанов целые сутки. Я щелкнула и крохотный огонек появился в моих руках.

— Вот тебе моё спасибо.

Я развернулась и бросила его пирату. Он конечно же схватил его одной рукой и вперил свой взгляд в железяку, а потом ухмыльнулся.

— Я с тобой.

Он поднял свой взгляд, вновь оценивающе посмотрев на меня. Представляю, как жалко и смешно я выглядела в этих дурацких шортах, норовящих упасть с меня, в этой замызганной майке, висящей на мне мешком, перевязанной, избитой и покоцанной, еле стоящей на ногах. Но всё это было неважно для меня, мне был важен лишь ответ.

Он раскинул руки, словно для объятий, подобно Боженьке, и сказал:

— Добро пожаловать на борт, сучка.

Он как будто бы вонзил в моё сердце шприц с адреналином. Я снова хочу жить.

Вам доводилось видеть собственными глазами цунами? Немыслимые толщи воды, разбивающие камни в крошки, дома в щепки, людские души – в ничто.

Так вот это было оно. То самое кровавое цунами, разбивающее Ракъят в ничто, и отправляющее их к их же выдуманным языческим Богам. Пираты сносили всё на пути, заставляли дикарей врасплох и застреливали каждого, кто появлялся у него на пути. И я тоже была частью этого цунами, однако всё же чуть более его трезвой частью, потому что все эти создания были мне не нужны. Лишь только один, которого я должна была увидеть, имел значение.

Мы были уже в привале убийц. Всё ближе и ближе к центру. А я чувствовала, как неведомая доселе эйфория растекается по моему телу, и я принимала ее, впитывала, как губка, не пытаясь даже противиться.

Что-то странное мелькнуло в поле моего зрения, и я машинально повернула голову. Я замерла на месте со своей F1, выпадая из реальности. Я сощурилась, сфокусировав взгляд, но поняла, что это был вовсе не мираж, а реальность.

Я выронила оружие из рук, не веря тому, что вижу перед собой. А затем ватными ногами заковыляла в ту сторону, останавливаясь. Не думая, что делаю, я дрожащими руками коснулась иссушенных щек, спугнув грызущих мух с человеческой плоти. Я осторожно провела по ушам и зарылась пальцами в кудрявые на затылке волосы, и меня затрясло от чего-то колоссального и неосязаемого. Крик рвался наружу, но я, стиснув зубы, подавляла его всеми силами.

— Нет, — выдавила я, гладя его по волосам, щекам, не веря тому, что вижу и осязаю. — Нет, нет… только не ты.

Но это был он.

Руками, словно бьющимися в конвульсиях, я сняла голову с пики, на которую она была насажена, и рухнула на ноги, прижимая ее ко лбу.

— Блять, блять, блять, — твердила я как мантру, не в силах сдержать слез. — С-суки, блять, с-суки.

Я не могла поверить.

— Я убью вас всех, твари, блять… не могу.

Я обхватила руками голову и прижала к груди и затряслась, не в силах себя сдерживать.