— Моя кровавая Мэри…

Голос пришел будто бы из задворок сознания, и я машинально повернула голову, с ужасом смотря на человека с зубочисткой. Он улыбался, а когда его рука коснулась моей головы по-отцовски нежно, на меня накатил глубочайший ужас. Он послал мне воздушный поцелуй, и после его амбалы закинули меня в кузов. В глазах потемнело от удара головой, я смотрела на темный силуэт человека, залезающего в кузов, но сквозь него видела паршивого Равелиана, который провожал меня взглядом и… Алабаму Райт, стоявшего рядом с ним. Эта мысль кольнула меня острее других, даже острее смерти.

Двери захлопнулись, наступила кромешная тьма.

— Все было подстроено, — неосознанно прохрипела я. — Это всё ты, ублюдок.

========== 6. «Кровь и шоколад». ==========

— Надо же, насколько догадлив может быть человек в критических ситуации, — голос из темноты прошелестел передо мной, отзываясь эхом в металлических стенах фургона. — Под дулом пистолета, как скальпелем, вскрывается истинная сущность человека. В посредственном мире мы многослойны, как луковицы, но страх смерти срывает кожицу, обнажая «то самое», что скрыто в человеке.

Что-то щелкнуло в темноте, и я увидела перед собой улыбающееся лицо ублюдка, освещенное огнем зажигалки.

— Ты скрывалась под кожицей глупой, недалекой девочки-подростка, отчаянно верующей во что-то, в кого-то, в то, что существует путь, способный обернуть время вспять, а сейчас ты растеряла всю свою одежку и предстала передо мной такой, какая ты есть на самом деле. И дальше твое болезненное познание самой себя сделает из тебя ту, кем ты и должна была стать на этом острове. Три выстрела в сердце твоего ебучего дружка навсегда изменят тебя и твое восприятие, — ухмыляясь, проговорил Дэзи Николс и приблизил к моему лицу зажигалку, а затем свое лицо. Я засопела. — За всё это ты, девочка моя, должна сказать мне спасибо.

Я молчала, с ненавистью глядя в его лицо. Черта с два он услышит от меня «спасибо».

— Ты ненавидишь меня всем сердцем, — покивал Николс, приземляя свою задницу на дно фургона. — Но ты должна понимать, что все, что произошло, это лишь последствия поступков человека. Последствия твоих поступков, когда ты отказала мне в моей просьбе по-тихому передать мне братьев, последствия твоего дружка, который умудрился со своей ебливой честью выжить на острове так долго, последствия вашего хуя Гарри, который, в отличие от вас, согласился на сделку и опустошил бак, из-за чего вам пришлось заехать на аванпост. Это последствия и моих поступков, но не в такой степени, как твоих. Почему, спросишь ты? Потому что последствия поступков тех двоих уже не так важны, поскольку оба сдохли. А вот тебе еще придется жить с этим, Мириам Грэм.

Меня передернуло, но я молчала, стараясь даже не глядеть на него. Я увидела краем глаза снисходительную улыбку Николса и то, как он потянул ко мне руку. Он коснулся ей моей щеки, а я закрыла глаза в отвращении.

— Мне нравится, что ты молчишь, это возбуждает меня куда больше, — сказал он. — Сладка была мнимая свобода на вкус, Мири?

Он потянулся ко мне и прошептал прямо на ухо:

— Я думаю, на вкус, как молочный шоколад.

Дрожь прошлась по моему телу, и я посмотрела на Николса, лицо которого находилось в паре сантиметров от моего собственного. Мы смотрели друг другу в глаза, а я пыталась всей душой осязать то всепоглощающее чувство, сжигающее меня изнутри.

— Что тебе нужно от меня? — прошептала я, с трудом удерживая в себе цунами, яростно рвущееся наружу.

Он резко схватил меня за подбородок, сжав мои скулы до боли. Рассмотрел меня оценивающе, как в далеком прошлом покупатели оценивали «товар», который я привозила прямиком из аэропорта своему боссу, а затем сказал:

— Ваас узнает о том, кому теперь ты принадлежишь, — проговорил он. — И когда он узнает, это будет началом конца. Ты станешь песчинкой, попавшей в огромный механизм, который надлежит сломать. Это событие – начало конца для психопата, возомнившего себя Богом.

Я машинально опустила взгляд на серебряный и массивный крест, свисавший с шеи, который я никогда не замечала прежде. Он заманчиво сверкал при тусклом свете зажженной зажигалки, и я перевела взгляд на Николса. И в этот момент внутри меня что-то щелкнуло.

Я ударила его ногами, и свет зажигалки резко потух: мы остались в кромешной тьме. Я слышала, как он упал на дно металлического кузова, не удержав равновесие, но тут же поднялся и кинулся ко мне. Мы катались с ним по кузову, рыча и стараясь нанести друг другу увечья. В мозг вновь что-то долбило бешеной силой, а я пыталась встать и толкнуть его ногами, так как руки были связаны.

В голове была только одна мысль: не дать ему взять в руки нож.

И вдруг я нащупала металл, и тут же схватилась за него. Он был спиной ко мне и почти развернулся, как вдруг машина подпрыгнула, и я, не удержав равновесие, рухнула на дно, не выпуская цепочки. А он следом.

Я услышала хрипы и то, как он бешено бился за моей спиной. Стиснув в руках цепочку, я не выпускала ее до тех пор, пока не почувствовала, что Николс позади больше не сопротивляется. Дрожащими руками я осторожно выпустила цепочку и отползла подальше. Оттуда, где должен был лежать сутенер, не было ни малейшего признака жизни.

Не веря в удачу произошедшего, я судорожно выдохнула, отползая на некоторое расстояние, и почувствовала, как села на что-то маленькое. С трудом вынув это из-под себя, я на ощупь поняла, что это была зажигалка. Я щелкнула ей, и нелепый нож кукри, висящий на ремне у бездыханного Николса, блеснул в темноте. Я подалась к нему навстречу.

Наконец, после долгих и кропотливых действий я сумела разрезать веревки, изрезав себе и руки. Кукри Дэзи Николса лежал сейчас в моей ладони, а его зажигалка в другой руке. Я опустилась на колени перед ним и нащупала пульс. Он все еще был, нитевидный, но всё же был, и эта мысль пробила легкую дрожь во всем моем теле.

Я наклонилась к его уху, и прошептала:

— Мне кажется, что твой Бог отвернулся от тебя, ублюдок.

Его серебряный крест, который его и убил, блеснул при свете зажигалки.

— Теперь я твой Бог.

Зажмурившись, я вогнала его собственный клинок прямо в его грудину, там же, где находилось его сердце. Пульс пропал почти мгновенно, но я не могла успокоиться лишь на одном ударе, а потому еще дважды пронзила его.

Тело свело странной, незнакомой судорогой, и я выдохнула, закрывая глаза.

— Именно эти три удара навсегда изменят тебя, Николс, — шепнула я. — Прощай.

Я вынула нож и, не глядя в лицо своего бездыханного врага, направилась к выходу из фургона. Дрожь все не могла пройти.

Долбанная жара.

Обмахиваясь листами, я коснулась тыльной стороной руки лба и стерла испарину, раздраженно выдохнув. Белая блузка, расстегнутая донельзя, начинала прилипать к телу, и тогда я направила поток воздуха под неё. Легкая прохлада почти не остудила меня, а наоборот, после неё начало казаться, что стало ещё жарче. Я окинула взглядом местность из лобового стекла машины. Да где эта курва?

Я настроила зеркало заднего вида, оценивающе глянув на себя. Загладив волосы, я провела руками по лицу, избавляясь от новой испарины. Хорошо, что я не последовала совету Фрэнки и не стала наносить макияж, иначе уже сейчас была бы похожа на панду. А выглядеть представительно для меня сейчас – всё.

Телефон пропиликал дважды. «Дингер», который Клаус, интересовался, не жмет ли мне моя новая юбочка. Я слабо улыбнулась и напечатала ему в ответ, что если ему так интересно, он может самолично взглянуть на неё.

Внезапно распахнулась задняя дверь, и нечто кудрявое с возгласом «бонжу-ур» впорхнуло в мою машину. Я кое-как поймала вылетевший телефон из рук и обернулась. Вот она, моя потенциальная клиентка.

Машину наполнил аромат молочного шоколада, и этот запах сильно кольнул мое сознание. Вглядевшись в сияющую девушку, лопочущую что-то на ломаном английском, я подумала о том, что что-то в ней мне показалось смутно знакомым. Я не могла понять, что именно, но что-то подобно назойливой мухе крутилось в голове. Я завела мотор, и мы тронулись с места.