Комнату оглушил совершенно неблагопристойный звук. Утка стала наполняться.
— Вот так вот, умница, Гарри… Молодец… Потужься, — шептал похититель. — Хороший мальчик…
***
Воландеморт задумчиво вертел в руках диадему, наслаждаясь лёгкими вибрациями, что разносились по телу, стоило змееликому лишь провести пальцем по твёрдому ребру утончённого украшения. Он испытывал подлинное удовольствие, сладостную эйфорию, лаская драгоценность, обводя инкрустированные в неё сапфиры подушечками пальцев, нежно, тепло, с любовью.
Но дело было вовсе не в жадности до дорогих безделушек.
Впрочем, назвать «безделушкой» древний артефакт, принадлежавший некогда одной из основательниц Хогвартса, самой Ровене Рейвенкло, мог только Воландеморт. Но мужчине действительно было плевать на бывшую владелицу. Данная вещица для него была просто достаточно сильной, чтобы вынести в себе присутствие осколка его души.
— Прости… прости меня… в прошлый раз я не смог забрать тебя оттуда, — на перселтанге произнёс мужчина, прижимаясь губами к самому крупному сапфиру на миниатюрной короне, царственно сияющему в самом её центре.
Ноздри Лорда возбуждённо раздулись, дыхание мага участилось, но он нашёл в себе силы на то, чтобы всё-таки оторваться от хоркрукса и взглянуть на сжавшегося перед ним в жалком поклоне светловолосого мальчика.
— Молодец, Драко, — пробирающий до костей шёпот заставил юношу вздрогнуть, — в отличие от своего отца ты хоть на что-то способен… — хмыкнул мужчина, мягко усмехнувшись. — А если ты, мой дорогой мальчик, ко всему прочему ещё никому и не расскажешь про это, то тебе и вовсе цены не будет… — без всякой злости, скорее только лишь с полным безразличием продолжил маг, напоследок многозначительно посмотрев на дверь. И молодой Пожиратель, нагнувшись ещё ниже, буквально коснувшись лбом пола, выполз из занятой Лордом комнаты, а тот вновь любовно взглянул на украшение, покоящееся в его руке.
Каждая грань, каждый сверкающий камень, врезанные в металл витиеватые надписи — Воландеморт наизусть помнил всё в этой замысловатой вещице, несмотря на долгие годы разлуки.
— Ты не представляешь, как мне тебя не хватало, — сокрушённо признался Воландеморт, поморщившись. — Я так скучал, — в сердцах изрек мужчина и тяжело вздохнул, словно тяжёлый груз, мешавший ему всё это время дышать полной грудью, наконец свалился с его плеч, дав выпрямить спину.
Воландеморт мог бы вечно вот так вот стоять посреди комнаты, прижимая к груди одно из главных своих сокровищ, шептать ему признания в любви, ощущая, как из глубин ему отвечает хрипловатый, но уверенный голос, полный подлинного обожания и нежности… Однако сегодня у великого волшебника на этот вечер были совсем иные планы.
Воландеморт прошёл к широкому столу, на котором были разложены крестражи. Однако среди тех были не все. Можно было сказать даже больше: то, что видел сейчас тёмный маг перед собой — было меньшим из его обожаемой и, пожалуй, самой необычной во всё мире «коллекции». Чаша, диадема и Нагайна — вот всё, что у него осталось, в то время, как его юность была уничтожена клыком Василиска, молодость была пронзена мечом Годрика Гриффиндора, а его расцвет ещё раньше был украден предателем и в настоящее время почти наверняка утерян… Самые нежные и пылкие части его души были навеки утрачены.
Воландеморт болезненно скривился и едва сумел подавить в себе полный нестерпимой муки стон. Нагайна сочувствующе зашипела и подползла к удручённому хозяину, нежась об его опущенные руки.
— Не волнуйся, душа моя, — тепло прошептал мужчина, проведя ладонью по лбу любимицы. — Скоро я буду в порядке. Сейчас мы найдём того, кто виноват в том, что с нами сегодня не все, кого мы так любим. Ну что ты, милая? Шшшш… спокойно… всё будет хорошо… — успокаивающе зашептал мужчина всё больше нервничающей змее, сам едва сдерживая волнение.
Сделав глубокий вздох, волшебник сел в мягкое кресло и попытался расслабиться. Он прикрыл глаза на несколько секунд и, ощутив, что, наконец, спокоен, позвал на колени питомицу, чашу и диадему взяв бережно в руки. Долгие минуты он сидел без всякого движения, раскинув в стороны все свои члены, прорываясь к собственной душе, чтобы лучше чувствовать, видеть и слышать своих любимых. Чтобы проверить ощущают ли они мальчика из пророчества также как и он сам.
Переход проходил болезненно. Воландеморта то и дело пыталось выбросить обратно в мрачный кабинет, но он изо всех сил цеплялся за собственные воспоминания, а когда казалось, что его всё-таки вот-вот вынесет вихрем магии наружу, к нему вовремя приходила такая нужная ему сейчас поддержка.
Впрочем, она просто не могла не прийти. Ведь именно для этого он собрал сегодня все свои драгоценности.
Мага вели за собой вперёд крепкие мужские руки, буквально тянули его по лабиринтам памяти, подталкивала в спину покрытая старческими пятнами ладонь, а впереди он видел бледные, словно у трупа, тонкие пальцы, зазывающие его к себе, не дающие сдаться, захватывающие всё его существо. Дух, что жил в Нагайне, был точной копией его самого. Настоящего.
Отвыкший от подобного Лорд, упивался происходящим. Как бы ему хотелось, чтоб это длилось вечно! Быть рядом с ними, чувствовать их присутствие рядом постоянно, ощущая, как каждый его вздох эхом откликается в крестражах, проталкивая его в новые дни и ночи, настырно — так, как только он сам был на то способен.
Где-то изворотливый, где-то мудрый, а где-то умиротворённый, сидящий перед камином в доме Мраксов и неуклюже пытающийся совладать с новым телом — было трудно поверить в то, что всё это и впрямь был он один.
Воландеморта вынесло в далёкий 1946 год.
========== III. Призыв возлюбленной души. ==========
Не стесняйтесь пользоваться ПБ.
А вот просыпается в объятьях чужих чума!
Выпей, дружок, чтоб сталь ладоней не жгла!
Пей пока носом не пойдёт золотистый эль!
Ведь только пока в жилах радостный хмель
Будешь идти по чертогам любви своей,
Прямо в чумные объятья змей.
А там тропа лишь одна —
Беспроглядная жгучая мгла.
© Ebiscus — «Путешествие по чертогам памяти».
Том стоял посреди комнаты, забитой всевозможными коробочками, шкафчиками, стеллажами, с каждым новым вздохом ощущая, как пыль набивается в его лёгких.
Юноша непроизвольно поёжился, услышав гулкий женский голос позади себя:
— Вы умеете хранить тайны, Том? — обратилась к нему Хепзиба, жабоподобная, толстая и, откровенно говоря, невероятно страшная волшебница с пламенно красным париком на жирной старой голове. — Том? — не услышав ответа, обеспокоенно прошептала она в следующий миг. — Вас что-то тревожит, мой милый? — изрекла колдунья, проглотив последние слова, словно смущённая собственной вольностью, однако в глазах женщины продолжали плясать похотливые искорки.
Слизеринец обернулся на этот жалкий зов давно состарившейся, но не потерявшей надежд на любовь, дамы, и чарующе улыбнулся.
— Ну что вы, дорогая мадам? — медленно и чётко произнёс он. — Если меня и может что-либо волновать сейчас, так это только присутствие столь очаровательной ведьмы рядом, — произнёс юноша так, как это может лишь только отчаянно нуждающийся в ласке молодой самец.
И секунды не прошло, как парня оглушил заливистый низкий смех. Хепзиба махнула рукой в сторону Реддла, бесстыдно краснея и отведя в сторону чёрные глаза-пуговки. Том едва сдержал ироничную улыбку на такую незрелую реакцию пожилой маггесы на свои слова. Вместо этого он подошёл к диванчику, на котором та сидела, и опустился перед ведьмой на колено. Женщина выжидающе замерла (не дело приличной даме первой начинать интрижку), и только её большая, жирная грудь, выглядывающая из очень откровенного декольте, быстро-быстро вздымалась в такт неспокойного дыхания, выдавая трепетный огонь желания.
— Вы особенно прекрасны сегодня, — бессовестно врал Реддл. — Я просто не могу отвести от вас глаз, мадам, — и с этими словами юноша обхватил дряблую кисть волшебницы пальцами и тут же прижался к пухлому запястью губами. — Простите мне мою несдержанность, но я… — жирный пальчик лёг Тому на губы, вынуждая того замолчать.
