— Подойди, — велел Лорд, доверчиво протягивая ладонь своему верному слуге, чтобы добраться до желаемого. — А теперь — прочь, — получив воспоминания, мрачно скомандовал волшебник, прогоняя Снейпа.
Зельевар склонил голову в последнем прощальном поклоне и вышел за дверь Мраморного зала, а Лорд недовольно покосился на мерцающую склянку в своей ладони.
— Мх… — вымученно выдавил из себя мужчина. Второй раз за день лезть в воспоминания, особенно в чужие, ему не хотелось совсем. Однако маг должен был убедиться — и как можно скорее, — в том, что ход его мыслей до сих пор имел правильное направление.
Начать разбор полётов мужчина решил с самого, как ему казалось, лёгкого: опознание преступника. Но ненужные, отвлекающие мысли настырно лезли в голову волшебника и заставляли того то погружаться по колено в депрессию, то с макушкой тонуть в канаве с отборным дерьмом.
— Мх… — вновь вырвалось из Лорда, и в этом красноречивом «Мх» было всё его смятение и беспокойство.
Потолок, руки, угрюмость, Нагайна, вздох, потолок.
Перед глазами мужчины вдруг всплыли события двухлетней давности, когда он впервые сразился со своим юным врагом. Почему же, если в Гарри действительно была частичка его души (а это было единственным объяснением случившегося), осколок не откликнулся тогда? Почему он молчал под Круциатусом?
«Зачем?» — спрашивал сам у себя маг, не находя ответа.
Впрочем, даже если бы тот действительно безмолвствовал по какой-то причине, Лорд в любом случае должен был почувствовать его хоть на каком-то уровне. Ведь юноша был так невыносимо близок к нему в тот раз! Лорд прикасался к мальчику, терзал его, использовал его кровь в ритуале, купался в ней, чёрт её раздери! Маг просто не мог не испытать на себе хотя бы часть боли, что чувствовал его хрупкий юный сосуд в тот раз! Боги, да он просто не мог не услышать его!
«Или всё-таки мог?»
Ведь единственное, что мужчина явственно помнил из той ночи — это магию, что всё никак не могла растечься по его новоприобретённому телу, и безумную радость, сковывающую разум, притуплявшую чувствительность в «свежих» мышцах, руках и ногах, которыми ему только предстояло научиться управлять, когда все послабляющие эффекты, наконец, прошли бы. Воландеморт знал об этом. Помнил об этом каждую секунду. И потому хотел покончить с соперником как можно скорее, пока сила не оставила его вновь.
Как же он боялся бессилия! До тупости боялся! Возможно, именно в этом и заключалась его главная ошибка. Он просто не заметил частицу самого себя, ослеплённый страхом не успеть свершить то, о чём мечтал последние четырнадцать лет.
А как же в таком случае Министерство? Тогда ему ничто не мешало.
— Кроме разве что врождённой глупости… — иронично подшутил сам над собой Воландеморт, устало хмыкнув и почесав лысый затылок пятернёй.
Нагайна участвующе обвилась вокруг ноги Хозяина и теперь прожигала того внимательным непроницаемым взглядом.
— Ох… что же это такое? — Тёмный Лорд склонил голову на бок, хмуро вглядываясь в черноту помещения. — Неужели я… Но ведь ритуал… Ох… — думал волшебник, вслух бросая обрывки вопросов, что крутились в его голове беспокойным хороводом. — Как это вообще вышло?.. Не мог же я и впрямь сделать это… — шептал мужчина. — Но если подумать… Нет… — Воландеморт сморщился и в каком-то совершенно трогательном жесте устало тряхнул головой, прогоняя морок. — Он не может быть крестражем, — твёрдо произнёс, наконец, маг. Совершенно не веря собственным словам. Просто ни капли не веря.
Потолок, руки, угрюмость, Нагайна, вздох, потолок.
Воландеморт впервые за долгое время не знал, как ему поступить дальше. Неопровержимое знание, полученное им сегодня, полностью меняло все его планы. На самом деле оно просто стирало их в порошок. Ведь вести войну против собственного хоркрукса мужчина был не способен. Возможно, наличие его души в Гарри и могло как-то повлиять на мальчика, дать ему какие-то способности, мысли и стремления, чуждые его натуре, но суть сосуда, его основа, не менялась никогда. Это было непреложным фактом. Ведь Нагайна в его ногах всё ещё была Нагайной, змеёй, которая некогда дала ему приют и которую он посчитал достойной.
Единственное, что, пожалуй, изменилось с тех пор так это то, что теперь достойная была ещё и любимой, обожаемой, ласкаемой. Нагайна получила множество разных, но совершенно синонимичных по значению и сути своей имён. Но везде она была одинаково драгоценна и мила своему Господину.
А что до мальчика?
Душа Лорда жила в нём гораздо дольше. Ко всему прочему тот всё-таки был человеком. Но имело ли это хоть какое-то значение? Мужчина, честно признаться, не знал. Мало кто вообще решался создать крестраж. Но такие всё-таки были. Однако же никто и никогда до сих пор не заключал осколка своей души в другом человеке. Материалов на эту тему было катастрофически мало и без этого. Даже в малфоевской библиотеке Воландеморт не нашёл ничего хотя бы близкого по теме. Все ответы ему могло открыть лишь время, а это возвращало его к самой первой проблеме: что же делать?
«Надо найти его», — всплыла в голове Воландеморта чёткая мысль, а чуть позже он понял, что она принадлежит не совсем ему. Лорд взглянул на нервную Нагайну и заставил себя вымученно улыбнуться ей.
— Ты права, — ласково произнёс мужчина. — Мы обязательно его найдём. Только дай мне время, душа моя, — мягко продолжил он, доставая из рукава волшебную палочку, патетично взмахивая ей и призывая к себе Омут памяти, торжественно подплывший к магу из тьмы.
Тяжко вздохнув и дав себе тем самым немного времени морально подготовиться, мужчина вылил воспоминание Снейпа в серебрящийся на дне чаши туман и неспешно погрузился в него, сразу же признавая лицо обидчика в толпе спешащих куда-то гриффиндорцев, весело проскочивших сквозь невидимого бесплотного мага. Среди них Лорд увидел и Гарри. Года на четыре младше себя прежнего…
«Такой маленький», — подумал мужчина, а сердце его непроизвольно сжалось, вертикальные зрачки опасно сузились. Волшебник вырвался из водоворота чужой памяти и в слабой ярости отшвырнул от себя плоскую чашу. Впрочем, та лишь плавно отъехала от обессиленно повалившегося обратно в кресло волшебника.
— Я никогда себя не прощу… — внезапно вырвалось из запрокинувшего к потолку голову Воландеморта.
Руки мага тряслись, пальцы вцепились в подлокотники кресла, длинные ногти врезались в лакированное дерево, губы предательски дрожали. Сочетание истой ненависти и безграничной нежности, что мужчина сейчас испытывал, было не самым приятным для него. Головой Лорд понимал, что если он поддастся чувствам, то его ждёт неминуемый крах, а вот сердце… С сердцем-то и возникали проблемы.
Оставить мальчика он в любом случае не мог. В нём всё-таки был осколок его души. Но что делать с парнем потом? Ведь спасение Героя обрекало Лорда на натуральное рабство. Говорящий хоркрукс. С чувствами. С желаниями. С отличной от его натурой. Ужасно. Просто кошмарно. Это было сущее безумие, неподдающееся во многом однобокой логике Воландеморта. Да мужчина просто-таки был готов лезть на стены от нашедшей на него тоски и безысходности!
«А ещё я убил его родителей», — ипохондрично подумал Тёмный Лорд. И хоть волшебник сам не до конца разумел, что такое любовь к матери или тем более — к отцу, — краем мысли он всё же понимал: то, что он совершил, было не совсем хорошо и порой даже осуждалось обществом. И, пожалуй, это признание перед самим собой было последней каплей в и без того переполненной до краёв чаше терпения Воландеморта.
— Нагайна, милая, — обратился волшебник к своей верной спутнице, — приведи ко мне Люциуса. И понежнее с ним, пожалуйста. Он нужен мне целым, — волшебник неприятно ухмыльнулся и откинулся на спинку кресла, смотря вслед уползающей любимице. Когда же та скрылась в одной из врезанных в пол труб, маг снова вернулся мыслями к своей проблеме.
Крестраж обладал огромной силой и живучестью, но и у того был свой предел. У каждого — свой. И здесь всё зависело от носителя. Диадему и чашу, например, поддерживали чары Основателей. Нагайну её необычная природа. А мальчик… Гарри Поттер был просто человеком, который лишь по чистой случайности стал…
