Уже в Японии, прогуливаясь с Мари по набережной, он заметил еще одну свою новообретенную слабость – он не мог спокойно смотреть на чужих детей. В первый раз вид беззаботно резвящихся малышей заставил его остановиться, отстав от сестры, и пялиться на них, представляя себя и Виктора на месте их родителей, пытающихся увести непосед домой. Мари, заметив его отсутствие, подошла и, протянув бумажную салфетку, вынутую из сумки, сказала ему перестать рыдать из-за того, что нельзя изменить, но можно восполнить. Только тогда он заметил, что щеки у него действительно мокрые.

В последующем он уже не плакал, но расстраивался каждый раз – видения несбывшейся идиллии грызли сердце.

Как-то незаметно в домашних заботах и хлопотах пролетел месяц. Он скучал по Виктору, действительно скучал, но никак не мог заставить себя вернуться обратно, словно что-то держало его.

- Почему ты не хочешь вернуться? – спросила однажды ночью Хироко, когда застала его с кружкой чая на кухне, и присела напротив. – Он ведь ждет тебя. Все когда-нибудь проходит, и боль пройдет, но вы молодые, можете попробовать еще раз.

- Выгоняешь меня? – улыбнулся Юри мягко, пытаясь перевести тему.

- Я бы тебя вообще никуда не отпустила, если бы не Виктор, - отмахнулась его мама. – Ответь лучше на вопрос. Смотреть не могу, как вы друг над другом и сами над собой издеваетесь.

- Я не издеваюсь над ним, я просто…

Юри замолк, пытаясь сформулировать свои чувства, но мама решила пойти прямым путем.

- Ты больше не хочешь его видеть?

- Хочу! Как я могу этого не хотеть… Просто это больно. И я… виноват перед ним.

- Но ведь сейчас легче, чем тогда, когда ты только приехал?

- Ну… Да, но…

- Я же сказала тебе, дорогой, со временем станет лучше. И почему же ты винишь себя? Разве ты виноват в том, что случилось?

Юри вспомнил тот разговор с Плисецким в спальне и вздохнул.

- Ты хочешь сказать, что так просто получилось, и я тут не при чем, я понимаю. Я…

- Ты ни в чем не виноват, и Виктор, я уверена, думает так же. Ты ведь наверняка по нему скучаешь?

- Скучаю, - снова вздохнул Юри, постепенно понимая, что и мама, и Юра ранее, были совершенно правы, а лишь он, как идиот, закрылся в своем коконе из печали и продолжал жалеть себя, делая больно любимому человеку и совершенно лишив его поддержки. Сам он потерял лишь ребенка, а Виктор – и ребенка, и самого Юри в каком-то смысле. И кому тут тяжелее?

- Утром позвони Виктору, скажи, что любишь его и что возвращаешься. И обязательно попробуйте еще раз, нельзя опускать руки. А я закажу билеты. – Хироко, заметив, как прояснился взгляд сына, встала и ласково поцеловала его в макушку, словно ребенка. – Спокойной ночи, Юри.

Юри, полный нежности, схватил ее за руку и погладил.

- Спокойной ночи, мама. Спасибо.

- Мы все хотим, чтобы ты был самым счастливым. А ты сам должен желать этого больше всех.

***

После черной полосы идет белая, после белой – черная, но черная полоса Юри как-то слишком уж затянулась, а теперь он не успел даже толком насладиться тоненьким белым проблеском, когда рано утром его, сладко спящего, разбудил телефонный звонок.

- Алло, - невнятно пробормотал он, поняв, что даже не посмотрел на номер звонящего. Однако в том, что время было ранее, сомнений не было никаких – будильник, поставленный на шесть, еще не подавал признаков жизни.

- Юри! – крикнул прямо в ухо громкий и крайне знакомый женский голос. – Мы не знаем, что делать, ты должен приехать! Он не хотел бы тебя тревожить, но тут реально стремная ситуация! – на фоне послышались какие-то крики и маты. – Заткнитесь, я Юри звоню!.. Юри, зайка, тут пиздец какой-то, хватит отдыхать, мы тут с ума все сходим! Все здание фанатами и журналюгами облеплено!

- Мила? – уточнил тот, хотя, в принципе, можно было и не уточнять. В душе нарастало волнение. – Что случилось?

- Пиздец случился! – рявкнули ему на ухо. – У Вити что-то там с кем-то из родни, он погнал, а машина херак – и все! Ты еще спишь, что ли? Вставай, заказывай билеты и гони сюда!

- Что значит все? – он услышал только «Витя», «машина херак» и «все», но ему этого вполне хватило, чтобы составить в своей голове ужасный исход. Сон слетел, словно его и не было. Юри слетел тоже, с кровати, и начал метаться по комнате, собирая вещи и одеваясь одновременно. Мила вдохновленно ругалась с кем-то на фоне. – Мила, что значит все?! Что с Виктором! Он жив? Мила, господи, ну не молчи!

- Да жив он, но переломов куча, ноги, говорят, совсем плохие, протезы устанавливать надо все такое. Юри, правда, мы сами в шоке, прилетай давай скорее, все, пока!

Юри запихнул в чемодан последнюю вещь и обессиленно присел на кровать, откинув телефон и пряча лицо в ладонях.

Его черная полоса была слишком широкой, а теперь она перекинулась и на дорогого ему человека.

***

Вылететь Юри смог только через два часа, а впереди ждали еще часов одиннадцать полета и неизвестность по поводу состояния Виктора. В аэропорту он вновь позвонил Миле, которая сообщила, что важных новостей пока нет, попросил ее поставить звонок на громкую связь и не отключаться, пока он не взлетит, и все оставшееся до посадки на самолет время просидел с телефоном у уха, вслушиваясь в шум и одновременно страшась и надеясь узнать хоть что-нибудь о том, что там происходит с его мужем.

В полете он не смог уснуть, постоянно ерзая на месте и игнорируя недовольные взгляды соседей, а во время раздачи обеда понял, что кусок в горло не лезет, и отдал свою нетронутую порцию явно очень голодному мальчику, сидящему через проход. Время текло медленно.

Сердце болело.

Неизвестность убивала.

Комментарий к Четыре

Я сама не понимаю, почему опять у меня Виктор страдает, гспд, бедняга :D

Но так надо, так что потерпи немного, дорогой.

Небольшой, как бы это назвать…творческий кризис. Но я пытаюсь справиться, честно :з

========== Пять ==========

Больница, как и сказала Мила, была окружена толпой – словно беснующимся океаном, волны которого то накатывали едва ли не на стены, то отступали назад. Видимо, авария оказалась достаточно серьезной для того, чтобы о ней рассказали по телевидению или написали в интернете, а у Виктора до сих пор была куча верных поклонников несмотря на завершенную карьеру. Именно с их подачи ему когда-то и пришла в голову идея открыть в будущем собственную школу фигурного катания и, если получится, переманить туда бессменного Якова, который, кажется, до самой смерти собрался работать.

Юри вышел из такси и растерянно огляделся, пытаясь придумать, как бы пройти через этот живой океан без потерь. Радовало лишь, что чемодана при нем не было. После приземления уже в России Юри первым делом связался с Милой, узнал, что ситуация стабильная, Виктор приходил в сознание, но сейчас спит, накачанный обезболивающими, а сам он может заехать домой и оставить вещи, после чего так и решил поступить, как бы не рвалось сердце направиться сначала в больницу.

Промчавшаяся мимо женщина больно толкнула его в плечо, но даже не извинилась – лишь кинула через плечо раздраженный взгляд. Такси позади, не имеющее возможности выехать нормально из-за загородивших выезд людей, громко и раздражающе засигналило. Юри поморщился, отошел подальше и влился в толпу.

Решив и тут действовать старыми методами, он вновь набрал Милу и обрисовал ситуацию.

- Там можно пройти через другой корпус, - пояснила та. – Сейчас объясню, какой, а там тебя встречу и проведу, а то в этих коридорах и переходах заблудиться можно.

С помощью ее путаных объяснений Юри с трудом, но все же нашел нужное здание и, убедившись, что никто за ним не следит, вошел внутрь, где тут же оказался в тисках-объятиях рыжеволосой девушки.

- Как я рада тебя видеть, ты даже не представляешь! Мы тут все как на иголках с ночи, с ума сойти.

- Мила, дышать не могу…