– Скажи, как ты стала рабыней? Проигралась или увязла в долгах?
– Не угадал, Дони-глаз, я сама захотела. Ведь быть рабыней это так, – она задумалась, подбирая слово, – безответственно. Кормят, поят, дают жилье – забот ноль. К тому же, я ничем не отличаюсь от тебя, кроме того, что ношу рабский ошейник и не обладаю свободой.
– Как ты можешь так говорить, – завелся я, – ведь свобода – это главное для любого человека.
– Поверь мне, нет, – грустно развела руками Банни, – у меня была уйма времени, чтобы это проверить.
– Уйма времени, – усмехнулся я. – Тебе лет-то сколько? Чтобы так рассуждать?
– Поверь мне, глазик, предостаточно, – она перегнулась через стол, сделав загадочное лицо, – около тысячи лет мне!
– Заливаешь, – отмахнулся я, – даже мутанты так долго не живут, кто же ты тогда?
– Я из тех, кто жил до Взрыва. Я – из спутников Йорка Хайко…
Я ухмыльнулся было, но поймал себя на том, что ловлю глазами взгляд Банни. Этот взгляд был настолько уверенным и честным, что ироничная улыбка мгновенно исчезла с моих губ, а в душу стали закрадываться сомнения в том, что передо мной сидит юная фантазерка, наслушавшаяся детских сказок про Йорка Хайко….
Йорк Хайко – Древний человек, Повелитель тел, для меня он всегда являлся персонажем мифологическим, наподобие Золотого Сталкера, подземных коней и летающих рыб. Считалось, что Йорк Хайко живет на той стороне большой реки. Я выглянул в окно и попытался пробить взглядом туман, клубящийся над водой.
Та сторона реки. Никто никогда не был на той стороне реки. Никто никогда не видел ее из-за тумана. Никто и никогда не решался эту реку пересечь. Виной тому были рыбы, а также уверенные заявления скептиков о том, что никакого другого берега нет и вовсе.
Единственным доказательством существования загадочной земли, являлся железнодорожный мост, вытягивающийся из небытия. По нему носились поезда. Белые и стремительные, с гладкими обтекаемыми корпусами. Эти поезда никогда не останавливались на станциях, проносились мимо, не сбавляя скорости. За их тонированными глянцевыми окнами трудно было кого-то рассмотреть. Я нираз видел, как они неслись в туман над рекой, распуская позади себя ослепительный хвост из яркого света…
– Так значит, ты с той стороны реки? – уточнил я, стараясь не выдать своего любопытства, – и как же ты добралась до этого берега?
– Я переплыла реку.
– Ну, теперь ты точно заливаешь, – погрозил я ей пальцем, словно ребенку, уличенному во лжи.
Однако чем больше мне рассказывала о себе Банни, и чем невероятнее звучала ее история, тем сильнее закрадывалось в мою душу ощущение того, что все эти нелепые сказки – не такие уж и сказки…
– Что у тебя с глазом? Покажи! – перевела тему моя странная собеседница.
В ответ я пожал плечами и послушно отклеил край биоскотча. Она посмотрела на белую засохшую корку с интересом:
– Это у тебя с рождения?
– Да, – видимо настал тот момент, когда от покалеченных частей моего тела появилась какая-то польза, что было весьма неожиданным. Обычно мой регенерирующий глаз вызывал у окружающих отвращение, но у Банни он почему-то породил не испуг, а наоборот, восторг и интерес.
– Круто. Тебе идет биоскотч, только, наверное, неудобно с одним глазом?
– Раньше было неудобно, а потом я привык менять количество глаз время от времени.
– Тысячу лет живу, а такого не видала…
Тут я вспомнил о том, что мы заказали. Меня стало жутко, а к горлу подступил тошнотворный комок. Ох, как неловко буду я себя чувствовать минут через десять, облевывая самый крутой ресторан Анксина. Перед мысленным взором мгновенно предстала заметка в завтрашней газете: «Парень со свалки наблевал в ресторане Седьмой Провинности – стыд и позор!»…
От невеселых мыслей меня отвлек звон поставленной на стол тарелки. Я в страхе опустил туда глаза и громко сглотнул. На белом фарфоре лежало несколько кусочков светлого волокнистого мяса. Я взял вилку и наколол один. Поднести человечину ко рту так и не решился. Взглянул на Банни. Она смотрела на меня внимательно, чуть подергивая краешками губ.
– Я не буду это есть, – сказал я наконец громким шепотом.
– Ешь – это курица, – просияв, заулыбалась Банни. – Честно! Я наврала тебе, хотела посмотреть, как отреагируешь.
– Ты – врушка, – отчитал я ее с облегчением, – и про Йорка Хайко тоже наврала? И про возраст?
– Нет, только про мясо, – лицо Банни сделалось испуганны: было видно, что она искренне сожалеет о глупой шутке, окончательно подорвавшей мою веру в ее слова, – честно.
– Ладно, сделаю вид, что поверил тебе, – произнес я снисходительно, – только объясни мне одну вещь – почему тебя везде пускают – в «Цирбаллу», сюда?
Банни перегнулась через стол и зашептала мне на ухо:
– Потому что швейцары, администраторы и охранники – мои должники. Ведь я всегда знаю – выиграю бой, или нет. Сообщаю им, а они делают верные ставки. Это ценная информация.
– Как ты можешь знать о победе заранее?
– Просто. Я всегда выигрываю. Но если побеждать постоянно – ставки на меня упадут. Поэтому Бо заставляет поддаваться противнику, на которого ставит сам – это выгодно. Не веришь?
– Из всех твоих россказней эта – самая правдивая, – смирился я.
– Ну, наконец-то я заслужила твое доверие, – обрадовалась Банни.
Мы еще долго сидели в ресторане Седьмой Провинности и разговаривали. Я расспрашивал Банни о городе и о ней самой. Когда речь заходила о боях или о Хайко, она напускала на себя таинственную важность и, перегибаясь через стол, начинала шептать мне на ухо всякую лабуду про собственную суперсилу и приятельские отношения с Древним Человеком. Я почти не слушал, ведь мне было гораздо приятнее ощущать ее теплое дыхание на своей щеке…
Мы вышли из ресторана под вечер, когда солнце уже почти исчезло за крышами Анксина. У входа, блистая в лучах заката, стоял чей-то «Темпо». Мощный, пепельно-серый, с красными спортивными полосами на бортах, он словно явился из моих мальчишечьих грез. Машина-мечта. Я замер, восхищенный дорогим антигравом, представляя, как сяду за его руль и покачу по Анксину. Эх, в моей родной Мусорной Сопке такие авто встречались только на картинках…
– Эй, Дони, мне пора, – отвлекла меня от сладостных грез Банни и с грустью протянула руку.
Я неловко пожал ее, сожалея, что наше прощание получается не слишком романтичным.
– Завтра увидимся? – собравшись духом, намекнул на новую встречу.
– Конечно, – невозмутимо кивнула Банни, – приходи завтра к Разбитому Мосту, – буду ждать тебя в полдень.
Она развернулась и зашагала прочь легкой пружинящей походкой. Ветер донес мурлыкающие звуки – Банни напевала что-то себе под нос…
Одолеваемый разными мыслями, я тоже потащился домой. Отыскать квартиру брата оказалось не так уж легко. Я даже заблудился, спутав поворот и оказавшись в чужом квартале. Наконец почти часовые поиски увенчались успехом – вот он, знакомый двор и припаркованный под деревом «Антибрис» последней модели…
Я постучал в дверь. Тишина. Постучал сильнее. Спустя минуту мне открыл Диамандо и оглядел меня брезгливо:
– Где был, придурок? – поинтересовался он уже из комнаты.
– На свидании, – буркнул я, присаживаясь на обувную тумбу, чтобы стянуть с ног кроссовки.
– С кем?
– С Банни, – сказал я язвительно, принявшись развязывать затянувшийся на правом шнурке узел.
– С ней? С той страшной рабыней Бо?– Диамандо высунулся из комнаты в коридор и уставился на меня непонимающе, – я же тебе, кажется, все пояснил!
– Она не страшная. Еще раз так назовешь – сломаю челюсть, – вступился я за Банни.
– Ну ладно, ладно. На вкус и цвет, как говорится, – примирительно развел руками брат и присел рядом, задумчиво глядя на мой шнурок. – Я смотрю, братишка, ты влюбился? – осторожно предположил он, чертя пальцем по узорному рисунку на обоях.
Я не ответил. И вовсе не из вредности, просто сам не знал, что со мной творится. Банни. Эта странная веселая девушка действительно прочно засела в моей голове. С того момента, как мы попрощались я, и в правду, думал о ней, не переставая.