– Я всегда думал наоборот: раб моего врага – мой друг.

– Не в этой жизни, – Диамандо злобно ухватил меня за куртку и потащил прочь из клуба, еще беспардоннее, чем в первый раз растолкав окружающих.

Оказавшись на улице, он, тряхнул меня, словно пытаясь привести в чувство, и, отпустив, наконец, мою куртку, произнес:

– Какого черта ты творишь, Дони? А? Я не для того взял тебя в город, чтобы создавал мне проблемы!

– Чего такого я сделал? – огрызнулся я, – подумаешь, пообщался немного с симпатичной девчонкой…

– Она симпатичная? – брат скорчил жуткую гримасу, выражающую скорбь и удивление. – Да у нее вся рожа в шрамах. Ты хоть знаешь, кто она?

– Рабыня вашего великого Бо? – предположил я с усмешкой.

– Это боевая рабыня. Смертница. Она, наподобие того пса, с которым твой Рульф сражался в поезде. Дерется на ринге с подобными ей самой….

– Ну и что? – я упрямо смотрел на брата. – И что!

– Да ничего. Пошли домой! – он больше ни слова не говоря, развернулся и пошел.

Глава 5. Йорк Хайко.

Мы вернулись домой под утро. У дверей квартиры я остановился. Диамандо щелкнул картой замка и прошел внутрь, не пригласив меня с собой. Я не стал спорить – вернулся на улицу. Через минуту ко мне присоединился Рульф, попавшийся брату под горячую руку и незамедлительно отправленный на прогулку.

Почему Диамандо так обозлился, я толком так и не понял. Ясно было одно, причиной его дурного настроения стало вовсе не мое общение с девушкой-рабыней, а известия, полученные им от ушастого Зонина. По-видимому, разлад с таинственным Зэвом, стал для брата серьезным ударом, хотя он и старался скрыть этот факт, вымещая обиду и раздражение на мне…

Далеко на востоке вставало солнце. Солнце, что из утра в утро приветствовало меня в Мусорной Сопке. И здесь, в Анксине, оно было таким же жестоким и радиоактивным. От его холодных и в то же время жгущих словно щупы медузы лучей моя кожа покрылась грязно-серым загаром, украшенным темным леопардовым рисунком пигментных пятен.

Я присел на расколотый временем бордюр, отделяющий дорогу от тротуара. Длинная прямая улица тянулась на восток, туда, где геометрическую четкость ее линий нарушал мост, аркой вздымающийся над рекой. Рассвет окрасил его в темно-розовый цвет, кажущийся нечистым на фоне золотого, сияющего утренним румянцем, неба.

Когда я был ребенком, я часто видел во сне мост над темной водой. Я поднимался на него, искренне веря, что если перейти на другую сторону реки и загадать желание, то это желание сбудется…

– Я ведь так и не успела поблагодарить тебя за подарок! – прозвучало за спиной.

– Снова ты? – ответил я так, что прозвучало это не слишком вежливо. На самом деле я просто растерялся и удивился, не ожидал снова встретиться со своей недавней знакомой.

– Я, – согласилась девушка, – и у меня есть имя.

– И что тебе мешает назвать его?– поинтересовался я, кажется, снова не очень вежливо.

– Ничего. Банни.

– Забавное имечко, – сделал я неумелый комплимент.

– Имя, как имя, – пожала плечами Банни, – это ведь ты мне подарил?

Она расстегнула ворот куртки, демонстрируя ошейник с волками.

– Помню, – кивнул я. – Носишь? Тебе нравится?

– Да, – она утвердительно тряхнула челкой, – кстати, что ты делаешь в такую рань на улице? Почему не спишь?

– С собакой гуляю, – кивнул я на Рульфа, и то было правдой, по крайней мере, на данный момент. – Что-то не спится мне.

– Ну, раз уж тебе все равно не спится, то я приглашаю тебя и твою собаку на прогулку. Ты не против?

Я пожал плечами – не против, конечно. Банни тут же подхватила меня за руку и быстрым шагом потащила прочь от дома. Я свистнул Рульфа и он, дурашливо подпрыгивая и игриво хватая меня за шнурки кроссовок, побежал рядом.

Мы брели по просыпающемуся городу, словно пара влюбленных, крепко сцепив руки и наслаждаясь компанией друг друга. Рядом с Банни оказалось удивительно легко. Словно весь воздух вокруг она наполняла какой-то своей особенной светлой энергией. Я украдкой посматривал на нее, как в день знакомства, и любовался ее странной, но удивительно притягательной внешностью. Как могла такая девушка быть рабыней, да еще и драться на ринге?

Утро уже набирало обороты, все выше и выше выталкивая алое солнце в ядовитую лазурь небес. Нам все чаще попадались прохожие, сонные, спешащие нехотя по своим делам. Я разглядывал улицы, дома, машины и людей большого города. Все здания здесь были старые, в основном четырех и трехэтажные. У подъездов досыпали последние минуты дорогие лощеные авто. Их владельцы раздвигали на кухнях шторы, наверное, читали утренние газеты и пили кофе, готовясь оседлать своих антигравитационных коней и понестись на работу.

– Я ведь рабыня, – словно извиняясь, сказала Банни и, сдвинув вверх мой подарок, красноречиво продемонстрировала тонкую красную ленту рабского ошейника, скрытого от глаз ожерельем с волками.

– Я знаю, и что?

– У вас на свалках рабов не держат, а здесь с такими, как я, не принято разговаривать.

– У нас на свалках рабов нет, так что меня это правило не касается. С кем хочу, с тем и разговариваю. Твой хозяин Бо? – спросил я, надеясь, что Банни ответит отрицательно. Мне очень хотелось, чтобы слова Диамандо оказались ошибкой.

– Бо, – кивнула Банни. – Он глупый. Он вправду считает, что деньги могут принести человеку счастье. Это же смешно, правда, Дони?

Я поймал глазами ее взгляд, прямой и чистый. Уличил себя в том, что пытался разглядеть и запомнить лицо Банни: в уголках глаз морщинки, словно она все время щурилась, глядя на солнце; от внешнего края левого глаза по виску тянулся шрам, второй шел от середины правого глаза вертикально вверх по веку и вниз по щеке. Это походило на странную боевую раскраску. Шрамы покрывали белой сеткой и ее открытые плечи, золотые от загара.

Словно не заметив мое любопытство, Банни продолжала вещать:

– Глупый Бо такой наивный. Странные бывают люди, и мысли их странные. Вот одна моя старая подруга искренне думала, что залог счастья – это красота. Ей казалось, что быть загорелой блондинкой – верх совершенства. Она загорала и загорала. Это на здешнем-то солнце! В итоге моя несчастная Лео заработала себе жуткую болезнь. Ей даже пришлось сделать пересадку кожи. Теперь она живет в полной темноте – по-другому не может. Вот так! Неправильно все это! Ты согласен со мной, Дони?

– Ага, – кивнул я.

– Бо глупый, а ты клевый! – Банни стукнула меня по плечу.

Рука у нее оказалась тяжелой. Боевая рабыня, как-никак!

– Хочешь есть? – поинтересовался я. В животе урчало, и я решил сменить пешую прогулку на уютные посиделки в какой-нибудь забегаловке.

– Хочу, – обрадовано кивнула Банни.

– Тогда веди. Я здешних забегаловок не знаю.

– Ну, глаз, зачем же забегаловка? Пойдем в ресторан! Я угощаю! – надулась Банни. Я чуть со смеху не прыснул от ее важного вида.

– Нет уж, спасибо, – поспешил отказаться, – чтобы девушка за меня платила – не в этой жизни.

– Да ладно тебе, – примирительно улыбнулась Банни, – у меня все схвачено, нам платить вообще не придется.

К моему ужасу, местом, в которое мы отправились, оказался ресторан Седьмой Провинности. Когда его дубовую монолитную дверь отворил перед нашими персонами улыбчивый официант, который по-приятельски подмигнул Банни, мы оказались в совершенно круглом помещении, уставленном обитыми кожей столами и стульями. Сели. Рульф, которого, к моему глубочайшему удивлению, тоже впустили внутрь, послушно лег под столом.

Наши места соседствовали с большим окном, круглым, словно иллюминатор. За стеклом виднелась река, укрытая туманом и песчаная полоса берега, усеянная белыми, поблескивающими в солнечных лучах черепами.

– Ну что, глазик, готов отведать главного блюда? – коварно посмотрела мне в глаза Банни.

От этой фразы меня прошиб озноб, ведь, есть человечину в мои планы совершенно не входило. А моя спутница, между тем, уже сделала заказ подоспевшему официанту. Чтобы как-то отвлечься от неприятных мыслей я решил расспросить Банни о ней же самой: