– Правильно ли я тебя понял, Дони, – глаза Диамандо заблестели алчно, – если статую не нашли, то, у ее подножья – деньги и драгоценности?

Он плотоядно посмотрел на Упавшего в пути. Я тоже посмотрел, на секунду мне даже показалось, что у основания статуи цветными бликами сверкнули королевские камни, и замотал головой, отгоняя наваждение.

– Мы должны их достать, брат, – решительно заявил Диамандо.

Слово «брат» из его уст прозвучало весьма неубедительно.

– И как мы это сделаем? – пожал плечами я, пытаясь скрыть за напускным безразличием свой собственный интерес к необычной находке.

– Перевернем к чертям эту долбанную статую, – тут же подытожил Диамандо тоном нетерпящим возражений, – или сломаем.

– Это, между прочим, памятник, исторический.

– Плевать, – брат снова врезал лошади по каменной башке, отчего та вдруг издала пронзительный визглявый звук и завернулась на сторону под невероятным углом. Нашему взгляду открылась уходящая прямо в лошадиное чрево дыра.

– Ого, – удивился Диамандо, заглядывая внутрь, – вот это удача.

Это действительно была удача. Упавший в пути, встреченный в лесу, волею судьбы, одарил нас весьма щедро. В конском брюхе отыскался один единственный рубин размером с грецкий орех. Мы договорились выручить за него денег и поделить по прибытию в город.

Глава 3. Поезд и пес.

Мы вышли к железной дороге и направились по рельсам туда, где по нашим расчетам, должна была находиться станция. Чтобы добраться до нее потребовалась пара часов. Я порядком устал и проголодался, поэтому возлагал огромные надежды на буфет, который должен был находиться на станции, согласно моим детским воспоминаниям.

Когда цель поисков наконец была достигнута, моему разочарованию не нашлось предела. Вместо вокзала – небольшого кирпичного здания с единственным окном, моему взгляду предстали руины – кусок стены, прикрывающий от ветра ржавую скамейку, оплетенную вьюном.

Я присел прямо на рельсы и стал носком кроссовка отковыривать от шпалы фиолетовый узорчатый мох. Однако долгожданная вибрация импровизированного сиденья заставила меня подняться и предусмотрительно вернуться на перрон.       Спустя несколько минут раздался треск веток, и из чащи появился поезд.

В вагоне оказалось пусто. Мы сидели на одной обшарпанной лавке, закинув ноги на противоположную. Рульф спал под моим сиденьем, Диамандо дремал, чутко вскидывая голову, когда кто-то проходил мимо, а мимо то и дело кто-то проходил. То старухи с кутулями, то девица с чемоданом, то горластые продавцы-коробейники.

Последними в наш вагон зашли три парня сомнительного вида. Следом, чуть отставая, шел четвертый. Он вел на поводке крупную бойцовую собаку. Судя по ее голове, покрытой шрамами, я понял, что передо мной типичная жертва собачьих боев.

Рульф высунулся из-под лавки и зарычал, бойцовый пес ответил сдавленным бульканьем – парень стянул его глотку ошейником, натягивая поводок на себя.

Трое впереди остановились. Диамандо бросил мне предупредительный взгляд. Только один из этих «братков» более менее походил на человека – темноволосый, полноватый, немного нескладный, с детскими живыми глазами. Трое остальных выглядели совершенными отморозками. Один, накачанный, с пустыми коровьими глазами. Второй, маленький, с мальчишеской фигурой и крошечным ростом, а в следствии, видимо, огромным комплексом (именно он вел пса). Последний… почему-то он вызвал у меня дикую неприязнь. Парень как парень, обычный среднестатистический…только что-то взбесило в нем, что-то … не знаю что.

Он весь, весь целиком был мне неприятен: его накачанные банки, белые, как рыбье брюхо, мелкие черты лица, а больше всего – маленькая голова, на широких плечах. Эта маленькая голова, почему-то, разозлила меня, как быка злит красная тряпка. Мне захотелось врезать по ней ногой и увидеть, как она отлетит и покатится по полу, прыгая, словно мяч.

– Дворнягу свою убери! – небрежно бросил «мальчик», увидев Рульфа, ощетинившегося под скамьей. Я вскинул голову, вырванный из потока злобных мыслей. Диамандо мгновенно перехватил мой взгляд, давая понять, что нужно приготовиться к самому неожиданному повороту событий.

– Вы что, парни, глухие, – насмешливо поинтересовался «маленькая голова». Его голос заставил меня передернуться от негодования. Я хотел послать его ко всем чертям, но брат перехватил инициативу:

– Закурить хотел? – невозмутимо поинтересовался Диамандо, оценивающие посмотрев на «мальчика», – идите мимо парни, мы не курим.

– Оу, ты говорить умеешь, пижон? – хмыкнул «маленькая голова», и его маленькие глазки свирепо сверкнули.

– Иди, куда шел! Тебя никто не трогал, – отмахнулся Диамандо.

– Собачонка твоя тронула. Подраться, видимо, хочет! Может, устроим, а? Ставлю сотню на нашего.

Эти слова были открытым вызовом, и я еле усидел на месте, но невозмутимый голос Диамандо удержал меня.

– Обойдемся, – ответил брат, игнорируя непрошеных попутчиков, – к чему эти игры.

– А побольше, – решил повысить ставку «мальчик».

– Думаю, не стоит, – брат уставился на меня, удерживая взглядом от решительных действий.

У меня внутри все бушевало и кипело. Мир окрасился алым, словно при взгляде через кровавые очки. Я быстро притянул к себе Диамандо и бешено зашептал ему в лицо:

– Давай стравим! Я знаю один фокус – победа будет за нами.

– Дони, чокнулся? Если сам кретин, так хоть собаку свою пожалей – у них питбуль, который в два раза шире твоего Рульфа и опытнее в десять.

Брат прав – у Рульфа мало шансов. Но то, что я задумал, гарантировало безопасность моему псу. Поддавшись на эту уверенность, Диамандо согласился на бой.

– 

Поставь рубин!

– С ума сошел, – тут же протрезвел Диамандо, поняв, что рискует драгоценной добычей.

– Делай, что говорю, – не унимался я.

– Ладно, как знаешь, – пожал плечами брат, – если твой пес ляжет, будешь должен…

Итак, мы согласились. Отморозки оживились, в особенности «мальчик», который одобряюще встряхнул своего кобеля и подтащил его к нашим сиденьям.

– Ставлю это, – Диамандо продемонстрировал противникам нашу ставку.

– Э-э, – «мальчик» замялся, оглядываюсь на «маленькую голову».

– Ставим вдвое больше, – кивнул тот.

Пока «мальчик» вдохновенно глазел на «маленькую голову» отщитывающего купюры, я вплотную подошел к его питбулю.

– Только попробуй победить, – сказал я ему тихо, сквозь сжатые зубы, – тогда мы выкупим тебя у твоего хозяина и утопим в реке…

Пес посмотрел на меня удивленно. Он все понял. У него была седая морда, глаза гноились, шерсть под ошейникам стерлась, а кожа покрылась струпьями и мозолями. Пес ответил: произнес что-то нечленораздельное, видимо у него были повреждены челюсти или язык. Это был просто старый пес. И мне вдруг стало стыдно за свои слова, так стыдно, что захотелось взять их назад.

– Простите, – я смутился, прожженный насквозь взглядом этих старых, истекающих гноем глаз, – проиграйте, пожалуйста, очень прошу.

Пес что-то снова сказал.

– Что? – переспросил я, не в силах разобрать его бормотание.

– Эти люди мне не хозяева, – повторил пес…

Питбуля спустили с поводка. «Мальчик» и «маленькая голова» принялись науськивать его на Рульфа, который смотрел на меня вопросительно:

– Мне драться, хозяин?

– Да.

– Но мой враг – старик.

– Вперед, – решительно приказал я, и Рульф свирепо зарычал.

Собаки бросились друг на друга, но драться стали как-то нехотя, больше толкаясь и рыча, нежели действительно причиняя друг другу вред. Хозяин пса и его приятель кричали от азарта, Диамандо и «коровий глаз» смотрели на действо молча и напряженно. Я поймал себя на том, что, подбадривая Рульфа, сам оскалился как пес, но смотрю не на собачью возню, а на «маленькую голову»…

Через несколько минут питбуль лежал на боку, тяжело дыша. Рульф замер над ним, прижимая противника передними лапами к полу и беззвучно сверкая клыками.