Девочки громко считали до шестидесяти. А потом: «Мы идем искать!». И шли за Жанной. Она удивительным образом брала след, находила и тайные стрелки, и Даню, и Винсента, и всех остальных. Каждый раз. Как ей это удавалось? «По запаху», – она отшучивалась.

Всем нужно было домой в десять вечера, а Катюшкину – в десять пятнадцать (с учетом дороги). Ей завидовали все. И особенно – папа Винсента, который в 21.50 еще пьяный валялся в подворотне, а в десять «как штык» уже был дома. Привычка, выработанная годами. Рефлекс.

– Пароль!

– Conspiracio! – Винсент ответил.

Жанна открыла ему дверь тайного убежища. С улицы пробивался солнечный свет. Его волосы в этом свете были песочного оттенка, только не морского, а речного песка, пепельного. А глаза – еще более прозрачными. Так ей казалось.

– Итак, начинаем очередное заседание нашего конспиративного клуба! – он объявил. – На повестке дня – то же, что и всегда: как захватить весь мир! На чем мы остановились в прошлый раз?

– Что мы еще маленькие, чтобы решать некоторые организационные вопросы. Нужно привлечь к сотрудничеству взрослых, – Даня напомнил.

– Или их документы. – Винсент достал из сумки паспорт.

– Wow! Круто! Чей это, откуда? – Одноклубники принялись рассматривать.

– Какого-то Андрея Геннадьевича. Выменял у одного парня на районе. Тренируйтесь пока на кошечках! – Винсент довольно улыбался.

Голубь впорхнул на чердак через незастекленное окно. Сел в углу. Даня развернул фантик и кинул ему шоколадную конфету: «Ешь!». Но пернатый не оценил.

– Я тут подумала… – Жанна сказала. – Может быть, привлечь взрослых, как заказчиков? А мы будем придумывать планы и выполнять их.

– А это мысль, да! – ребята поддержали.

Поймав волну поддержки, она подумала: вот он, этот момент.

– Может быть, можно Катюшкина тоже в наш клуб? – спросила робко.

– Ты что, забыла все наши клятвы??? (сказать, что Винсент был недоволен – это ничего не сказать). Сначала Даня брата хотел привести, теперь ты… Кругом – враги! И чтобы я ничего такого больше не слышал!!!

От его крика даже голубь испугался. И улетел.

Катюшкин спрашивала потом: «Ну что? Ну как?». Жанна мотала головой: мол, нет. «Не хотят? Впрочем, чего ты хочешь от людей, у которых что ни двор – колодец. И даже в школе вместо двора – колодец! Ограниченные!» – так Катюшкин считала. «А нас с тобой спасут наши просторы, то место, где Терек впадает в Ангару».

Что касается водоемов, местную ограниченную тусовку интересовала разве что Нева. …Хотя, был еще один. В Летнем саду, Карпиев пруд. Не так чтобы супернеобыкновенный, но дети любили туда приходить. Любили смешиваться с туристами и слушать рассказы гидов:

«Осуществилась мечта Петра. В 1720-м году он говорил, что если проживет еще три года, будет иметь сад лучше, чем в Версале у французского короля. И прожил. С годами Летний сад претерпевал изменения, и сейчас от его первоначального облика сохранилась только основная регулярная планировка аллей первого и второго садов и Карпиев пруд».

Листья по поверхности пруда несло течением, березовые сережки – как морские коньки. Головастики замаячили у берега. Паук сплел паутину, и водомерка скользила прямо в нее. Здесь текла своя жизнь, одна обрывалась, другая продолжалась. Рыбаки нанизали червячков на крючки и закинули удочки. Интересно, кого они ловят? Карпов?

– Какие же рыбы глупые! Их так легко поймать на эти смешные наживки! – Жанна воскликнула.

– Глупые! – Винсент подтвердил. – Вот передавали по радио, в одной европейской стране родилась девочка со звездой во лбу. Девочку сразу заметили, и все стали гадать: почему со звездой? Что бы это значило?

– Значит, она – не абы кто, – Даня сказал.

– Не абы кто, конечно! Девочка прославилась на весь мир, о ней делали репортажи в газетах и вот по радио, даже поселили в замке. Однажды девочка обедала вместе с семьей и нечаянно уронила под стол вилку. Наклонилась, чтобы ее поднять, и вдруг увидела, что у брата вместо ног – плавники. Закричала: «Мамочка, у него же плавники!» А мама спокойно ответила: «Да. Но кому до этого дело, когда у твоей сестры – звезда во лбу!».

– Вот это происшествие я понимаю. Не то что у нас разборки, кто пятно на скатерть поставил! – Даня оценил.

– Это еще что! Потом на рынке девочка увидела старушку, которая продавала живую воду. Нелегально, по-моему. Стоит прыснуть на клюв, и мертвые птички начинают щебетать и глядят в небо. Тут вся уникальность девочки окончательно пошла прахом. Она отправилась на поиски смысла жизни. Ее замок окружали одни леса, но с вершины башни она видела реку, а за этой рекой – другой берег, на котором никто никогда не был… Девочка проходила мимо всякой всячины: кораллов, ракушек, разноцветной мути… Но ее взгляд ни на чем не останавливался, потому что она шла к реке. И вот когда она дошла, то взяла бинокль и увидела на противоположном берегу точно такую же девочку со звездой во лбу. Та девочка тоже смотрела в бинокль. И тогда наша героиня решила переплыть реку и нырнула туда в чем была. Но всё оказалось не так-то просто. Так, как она умела плавать в воде, там не плавалось. Она стремительно пошла ко дну. Тут только она увидела, что ко дну ее что-то притягивало, вроде веревочки. На самом дне она встретила того, кто сказал ей: «Какие же вы глупые, как вас легко поймать на такие смешные наживки!» Это был рыбак. Ну да, девочка была рыба.

– Всё? А как же хэппи энд? – Жанна спросила.

– Не бывает хэппи эндов. Если закончилось хэппи, значит, это еще не конец. – Винсент улыбнулся, а Жанна как будто расстроилась.

– Ладно, ладно. Про старушку, которая живую воду продает, – не из этой сказки. Я ее вчера видел на рынке на Сенной. Сто рублей стакан. Реально, на самом деле. Но, может, и девочке-рыбе из сказки поможет…

Конечно, поможет. Всё, что он говорил, было правдой. Всегда. Даже если не было.

Осени в том году тоже практически не было. Заморозки пришли на смену подзатянувшемуся лету без предупреждения, внезапно, и жизнь покатилась быстрее. Город был, как заново залитый каток, голый и блестящий. Каток, конечно, объединял наших героев. Но все они крутились по настолько разным траекториям, что сами едва ли осознавали это. И скользили, скользили по тонкому льду среди преподавателей философии, неудавшихся балерин, уволенных директоров, людей, переживших блокаду и составляющих душу города и прочих истинных петербуржцев – семья Дани Смирнова, выбившаяся из комсомольцев в предприниматели и теперь обрастающая материальной базой; Винсент Оболенский с его обедневшим и спившимся, но гордым дворянством; Катюшкин Хирш с ее многочисленными сестрами, незнакомыми родственниками из Сибири и тягой к шопингу… Казалось, все так и будут весело кружить. И никто не уйдет под лед.

Жанна Кардэнова и ее папа Артур катились зигзагообразно. Они вели относительно богемный образ жизни («богема» – это от французского «bohémien» – цыганский, так Артур объяснял), хоть и не были цыганами. Меняли съемные квартиры, не таская с собой посуду, лишнюю одежду и «чехлы», как папа называл всякий текстиль. Разве что книги. Отец был как шпион, не оставляющий следов, явок и паролей. С внешностью и повадками мавританского принца: в каждый переезд покупали всё новое: полотенца, простыни. А еще цветы, духи, конфеты. Артур воспитывал дочь один и не видел в этом кары Божьей. «Мама очень любила тебя» – вот и всё, что ей полагалось знать. Но, как ни странно, ей этого хватало.

Жанна не помнила свою маму. С ее ранней смертью была связана, по правде говоря, мутная законспирированная история. От латинского «conspiracio» – отец не уставал заимствовать из различных языков, он много читал и много знал. Стоит ли говорить, что пароль и название клуба предложила Жанна?

Артур хотел, чтобы дочь впитала столько Петербурга, сколько можно, «пока мы здесь», давая понять, что это «пока» быстротечно, как река, выбившаяся по весне из своей гранитно-ледяной камеры.

Куда они только не ходили! В дельфинарий, например. Жанне нравилось, как ныряют дельфины, уходят под воду, как переворачиваются с живота на спину. Нравилось проводить рукой по их мягкой, переливчатой коже… И еще ходили в цирк на Фонтанке. Там она увидела огромного слона. Ей хотелось постоять рядом, подышать с ним одним воздухом, только чтобы это был не слон, а дельфин.