Я смотрел на них, стараясь понять, что творится в голове у парня. Пока он ублажал моих подчинённых, я подошёл к Крише и легонько толкнул её. Она мгновенно подняла на меня глаза и шепнула:

– Я наблюдаю, мне тоже интересно, что он будет делать дальше.

Тем временем Джим наконец обратил внимание на меня и Кришу.

– Здравствуйте, мэм!

Криша сонно засмеялась. Полагаю, ей было несколько сотен лет, но выглядела она не больше чем на двадцатник.

– И тебе привет, малыш. Я тут не начальница – он начальник. – Она ткнула в меня пальцем и потянулась. – Так что давай без «мэм». Я Криша, и, если когда-нибудь тебя мучили кошмары, это моя работа. Не могу сказать, что эта часть моей жизни доставляет мне огромное удовольствие, но уж как есть. Не боись, здесь я тебя не обижу. – Суккубка улыбнулась и, чтобы покрасоваться, расправила кожистые крылья.

Джим протянул ей руку и в очередной раз представился:

– Я Джим.

Криша пожала её своей когтистой лапой, присовокупив к этому очаровательную улыбку.

– Ну хорошо. Если это не сон, покажите, что мне нужно делать… Кстати, если это настоящая работа, то предусмотрена ли зарплата?

Я, видите ли, нуждаюсь в средствах, – уточнил новенький, словно извиняясь. Видимо, эта тема доставляла ему дискомфорт.

– Это сложный вопрос… – Я пытался с ходу подобрать слова, чтобы объяснить нашу систему оплаты. – Ты получишь всё, в чём нуждаешься.

Что именно это значит, поймёшь только на собственном опыте. А работа и вправду весьма непыльная. Сейчас мы отправимся на первое сегодняшнее задание, там во всём разберёшься. Сколько у нас их сегодня, Джерри?

– Шесть, ты ведь отпустил всех остальных.

– Ничего, переживут. Давай первого. Джим, идём со мной. Криша, можешь вздремнуть ещё. Лари, ты как?

– Готов! – Пёс поднялся со своего места и пошёл к установке в дальнем конце нашего офиса.

– Мы называем его «Вестник счастья», – поведал я Джиму. Тот кивнул и последовал за мной.

Мы втроём встали на зелёную платформу, которая тут же засветилась, замигала, и вокруг нас возникли прозрачные вращающиеся стенки, которые, постепенно ускоряясь, через минуту скрыли за собой офис.

– Джерри редко ходит с нами, обычно он отвечает за координацию нашего графика, – пояснил я. – Большой слишком.

– Понял, – Джим кивнул. – Прости, а ты тут единственный человек? – спросил он, когда нас окончательно отгородило от помещения штаб-квартиры вращающимися стенками.

– Да, так вышло.

– А почему… откуда вообще взялись эти существа? Без обид, – добавил он, покосившись на Лари, который снова вывалил язык, на этот раз от жары.

– О, не спрашивай. Я сам не особо знаю.

– Да и мы, – добавил Лари. Разумеется, пёс слукавил, но сейчас это было более чем уместно: нечего пока грузить парня ненужной информацией. – Каждый может рассказать о себе что-то, но что из этого правда, а что нет – только ребятам Сверху известно. Так что, может, тебе посчастливится узнать что-то новенькое, но вот я, например, работаю тут в наказание последние восемь сотен ле… – Я толкнул его в бок, и Лари сконфуженно поджал хвост, осознав, что это явно не те сведения, которые необходимы новичку первым делом. Кто ж захочет работать вместе с каторжниками! Мой неуклюжий пинок, вероятно, не укрылся от цепкого взгляда парня, но виду он не подал.

Зелёные стенки замедлили свой бег, и за ними стала различима больничная палата.

– Никто здесь не увидит и не услышит нас, но именно мы станем причиной того, что ты увидишь. Что бы это ни было, – предупредил я.

Вращение остановилось, и барьеры растворились в воздухе. Мы стояли в больничной палате. Двое детей на соседних койках: мальчик лет четырёх (видимо, тот самый Артур Фокс) и девочка чуть постарше. Оба были без сознания. Судя по количеству аппаратуры, это была реанимация. Компьютеры мерно попискивали, маски на детских личиках качали кислород.

– Обычно долго ждать не приходится, – пробормотал я, предчувствуя не лучший вариант распределения счастья.

Прошла всего минута, и обе машины в унисон тревожно ускорили темп своих пиков, а затем разом перешли на непрерывный истеричный визг. Двери распахнулись, вбежали медсёстры и врач, дефибрилляторы загудели – заряжались. Разряд. Короткий сбивчивый писк – и снова непрерывная нить на экранах.

– Заряжайте. Разряд!

Джим стоял замерев, сжав челюсти, чуть выставив руки вперёд, будто готовился к действию. Мы с Лари украдкой переглянулись. Разряд! На мониторе мальчика появился пульс, прибор успокоился и вновь перешёл на ритмичное попискивание, а с девочки сняли маску, отключили ребёнка от машины и с головой укрыли простынёй.

Джим отступил на шаг и шумно выдохнул. Я заглянул ему в лицо. Странное выражение: словно печаль, смешанная с досадой. Когда мы возвращались, он уточнил:

– Это и было его счастье?

– Ага, – отозвался Лари. – Ему повезло. И не спрашивай почему.

– А разве мальчик сможет оценить его или хотя бы почувствовать? Когда-нибудь?

Я нахмурился: это был правильный вопрос, но мне очень не хотелось сейчас его обсуждать. Я помолчал, решая, насколько подробно стоит ответить.

– Счастье в понимании ребят Сверху – сложная штука. Или, вернее, очень простая. Похоже, у них есть определённое представление о том, что есть Счастье и для кого. И зачастую их представление не совпадает с моим или твоим.

– И мы на самом деле влияем на происходящее, но сами ничего не можем сделать, находясь там?

– Влияем ли мы? – Я задумался. – За четыре года здесь я не узнал ничего о том, как именно работает этот механизм. Мы просто должны быть рядом, чтобы Счастье случилось. Но вызываем ли мы его… не знаю точно.

Джим кивнул и больше не спрашивал об этом.

Бывали гораздо более приятные случаи для демонстрации новичкам: ребёнку дарили щенка, мужчина, пропавший на войне, возвращался домой живым и невредимым, бесплодная женщина узнавала, что беременна, альпинист торжествовал на вершине. И всё же ни один не остался.

– Что дальше? – поинтересовался Джим, когда мы вернулись в офис. В его голосе сквозила не то мрачная ирония, не то искренняя печаль.

– На сегодня ещё пятеро. И не такое бывает, так что держись. – Я хлопнул парня по плечу.

– И почему он, а не она? – внезапно спросил он.

– Говорю же: лучше не задумывайся об этом, – терпеливо пояснил я.

– Не думай о причине и следствии, здесь их нет, – встрял Джеральд.

– Просто ребята Сверху так решили, – поддержал его я. – Им виднее. Наша задача только доставить посылку. Мы тут, можно сказать, простые солдаты.

Парень резко вскинул на меня глаза, мгновение разглядывал моё лицо, слегка потряс головой и расслабился.

– Понимаю. Мистер единорог, а у вас не найдётся табаку?

Джерри вопросительно поднял бровь.

– Табаку, Джерри, – я многозначительно выделил это слово, строго глядя на копытное. – Поделись с парнем, у него был не лучший первый раз.

Джерри открыл ящик стола и мягкими губами достал готовую самокрутку. Для меня все ещё оставалось загадкой, как он крутил их без рук. Да и вообще откуда единорог брал свои запасы. Но тут у каждого свои секреты, и этот казался мне далеко не самым интересным.

Джим затянулся пару раз, благодарно передал курево Джеральду и вернулся к нам. Криша встала с кресла, расправила крылья и тоже поднялась на зелёную платформу.

– Кто там второй? – спросил я.

– Хэнк Бишоп, девяносто один год, – ответил Джерри, и зелёные стенки начали своё вращение…

Кроме трагичного первого знакомства, Джиму выпали вообще не самые простые истории. Старик Хэнк был счастлив умереть: его три года истязала подагра. Немец средних лет дождался жену, вышедшую из комы после аварии абсолютно слепой. Молодой воришка рыдал от счастья в зале суда, услышав приговор к тюремному заключению, потому что его мучила совесть. Только последние двое не вписались в общий мрачный тон. Австралийская девчонка лет двадцати выпускала на волю коалу, плакала и подгоняла удивлённое животное. Серфер где-то у побережья Калифорнии, упав с доски (под нашим пристальным наблюдением с далёкого берега), увлекаемый водоворотом, скользнул, возможно, в паре сантиметров от подводного утёса, или акула по одной ей ведомым причинам отвернула пасть от его беспомощно дрыгающихся ног. Он вышел на берег, совершенно не подозревая, чего избежал, абсолютно счастливый, передохнул и снова бросился навстречу волнам.