— Я так и знал, что этим всё кончится. Твой полёт был таким красивым и таким коротким. Мой непослушный, любимый Костя. Я не смог защитить тебя. Даже не смог остановить, но умереть тебе я не позволю.

Он приложил руку к груди брата и закрыл глаза, повторяя то, что уже делал раньше. Понимая, что Костя почти за чертой и его силы закончились, Богдан щедро окутал его своими. Он швырнул мощный поток, готовый удерживать, закреплять и делать прочнее тонкую нить бесценной жизни. Чёрные полупрозрачные тени укрыли тело брата, и их было много. Богдан знал, что они вытягивают слабость и боль, восстанавливая силы. Всё происходило быстро, как и в прошлый раз, однако теперь живая тьма вела себя совсем по-другому. Она подчинялась требованиям хозяина не до конца, руководствуясь и собственными желаниями. Чёрные потоки кипели и бурлили, требуя не исцелять, а рушить, как это было минуту назад с Феликсом. Тьме понравилось убивать, и она хотела ещё, раздразнённая до предела лёгкой закуской.

Богдан понял, что может навредить брату, и быстро отступил, сжимая руки и отходя к окну. Он содрогнулся всем телом, понимая, что чуть было не утратил контроль. Чёрные тени были вынуждены отступить и метнуться за ним с недовольным шипением. Они не могли ослушаться, но и не собирались сдаваться, планируя переубедить хозяина или подчинить его своей воле.

Костю привело в чувство прикосновение прохладных пальцев к щеке. Он открыл глаза и увидел Антошку, которая стояла на коленях у дивана, всматриваясь в его лицо затуманенными сонными глазами. Её голова покачивалась из стороны в сторону, как у игрушки-неваляшки, а губы дрожали. Было видно, что девушка ещё не совсем пришла в себя после действия наркотика. Она сжимала в левой руке крупный каменный осколок, который Костя сразу узнал. Это была часть каменной ловушки, разбитой по приказу Богдана.

Вспомнив о событиях в офисе, Костя сразу же подумал о брате и, подняв голову, увидел его у окна. Богдан стоял спиной к нему и цеплялся обеими руками за подоконник, словно пытаясь удержаться или удержать что-то. Его тело было напряжено, а вокруг запястий и ладоней, как хлопья пепла, кружила и норовила сорваться в свободное плаванье полупрозрачная чёрная дымка.

Костю не испугало жуткое зрелище. Он вспомнил, как услышал голос брата, и понял, что произошло. Богдан пришёл за ним и спас от придурка Феликса, после чего убил последнего без малейших сожалений. Осторожно отстранив Антошку, Костя медленно встал, даже не удивляясь тому, что уже не ощущает слабости и боли. Физически он чувствовал себя прекрасно и знал, кого за это следует благодарить. Богдан опять вернул его с того света, но какой ценой? Судя по виду брата, на этот раз она оказалась ещё более высокой, чем раньше. Богдан выглядел так, словно боролся сам с собой и проигрывал в этой битве. Костю пробрал холод. Наклонившись, он мягко освободил каменный осколок из сжатых пальцев Антошки, сам не вполне понимая, что надеется сделать с его помощью. Шагнув к окну, он негромко позвал:

— Богдан.

Брат обернулся и поднял на него чёрные и абсолютно пустые глаза. Его взгляд был чужим, так же как и выражение лица, но это продолжалось недолго. Мучительная гримаса исказила бледное лицо, губы скривились и застывшая маска пошла трещинами. Было похоже, что настоящий Богдан старается вырваться из невидимого плена, прилагая для этого неимоверные усилия. Он попытался улыбнуться, протянул руку, и Костя шагнул ему навстречу. Прижавшись к брату, он обнял его одной рукой за шею, а второй приложил каменный осколок к груди Богдана. Чёрные тени яростно всколыхнулись и зашипели, но Костя не обращал на них внимания. Он делал то, во что уже и сам не верил, используя последний и единственный шанс, который у него был.

Почти сразу нахлынула резкая боль. Костя почувствовал, как обожгло его ладонь, вздрогнул и застонал. Богдан тоже издал какой-то звук, а после этого их оторвало друг от друга жёстким ударом рванувшего во все стороны тёмного холодного вихря. Не удержавшись на ногах, Костя упал, и всё вокруг поглотила бесконечная тьма.

Слабый свет давил болезненной тяжестью на веки. Он был тусклый и редко мигал, с трудом справляясь с плотным и почти осязаемым мраком. Вокруг было слишком темно. Можно было подумать, что он находится в пещере или шахте. Скорее всего, это и была шахта, в которую он спустился из-за очередного обвала или неполадок с оборудованием, требующих присутствия руководства. Богдан подумал так и открыл глаза, одновременно пытаясь встать.

Тусклый свет исходил от керосиновой лампы, которую держал в руке дед Николаша. Он стоял на пороге горного домика, погруженного в темноту, словно уже давно наступила ночь. Густые чёрные тени собирались в углах и потолке, сбиваясь в плотные сгустки мрака везде, куда не дотягивался свет лампы.

— Ну что, натворил дел, молодой хозяин? — скрипучим и каким-то выгоревшим голосом спросил дед.

Богдан поднялся на ноги и сразу же ощутил болезненное жжение в груди. Это болел след от ожога, который появился после того, как Костя прижал к его груди осколок каменного шара и заставил потоки тьмы покинуть его тело. Машинально коснувшись следа и трогая обгоревшие края рубашки, Богдан замер, с ужасом понимая, что помнит не только это. Он вспомнил всё, что произошло в горном домике, и всё, что случилось раньше, после того памятного спуска в шахту вместе с Феликсом. Всё, что он сделал чужим и друзьям, врагам и любимым. Резко шагнув в сторону, Богдан чуть не споткнулся и начал искать взглядом брата. Костя лежал у стены. Он был в отключке, но дышал спокойно и ровно. Прикоснувшись к его щеке, Богдан почувствовал тепло и с облегчением выдохнул. На полу рядом с диваном лежала Антошка, которая казалась слишком маленькой и бледной. Осторожно приложив палец к её шее, Богдан уловил биение пульса и только после этого повернулся к деду Николаше.

— Они живы, — не узнавая собственного голоса, произнёс он. — Слава богу, они живы.

— Хорошо, — сказал дед и прошёл в комнату. Покосившись на тёмные углы, он тяжело вздохнул, не выпуская из рук лампу. — Но только рано радоваться. Понял ведь, что творится?

Он кивнул на чёрные тени. Богдан тоже заставил себя посмотреть, уже зная, что увидит. На потолке и стенах были не только тени, а ещё и влажные чёрные потёки, застывшие уродливыми кляксами и напоминающие следы расплавленного металла. «Чёрного серебра», — подумал он, и его сердце сжалось.

— Да, вот она, погибель, — всё тем же скрипучим голосом протянул дед. — Вырвалась наружу, всем нам на пропасть. Я в курсе, что каменный капкан был разбит, и это плохо, очень плохо. Будь ловушка целой, погибель можно было бы навеки запечатать в камне, а так она гуляет на свободе и выжидает. Прикидывает, чего бы ещё натворить, и совсем скоро ринется наружу, чтобы найти нового хозяина, если ты её опять не позовёшь. А ты ведь не позовёшь?

— Нет.

Богдан прикрыл на секунду глаза, едва выдерживая обрушившийся на него груз вины. Он продолжал вспоминать всё, что натворил, пока был одержим чёрным серебром. Родители, Антошка, Светлана, Феликс, но прежде всего Костя. Любимый брат, которого он унижал и которому причинял боль. Всё это давило его изнутри и ломало до боли, позволяя удерживаться на плаву лишь благодаря слабой надежде исправить причинённое зло.

— Есть какой-нибудь способ остановить это? — выдавил он. — Например, сделать ещё один капкан?

— Второй капкан уже не слепить, тем более так быстро, а вот другой способ, может, и найдётся, — с горькими и одновременно суровыми нотками в голосе произнёс дед. — Однако, боюсь, на этот раз всё будет не так просто. Что, если цена окажется слишком большой?

— Любой, — стиснув зубы, ответил Богдан. — Только чтобы загнать эту дрянь в угол. Я пойду на всё, чтобы Костя и остальные были в безопасности.

— Ты сначала послушай.

Дед наконец поставил свою лампу на пол, не пытаясь подкрутить фитиль, чтобы сделать свет поярче. Он обращался с ней осторожно и бережно, как с хрустальной. Богдан бросил на лампу невольный взгляд. Она была большой и старой, но при этом не выглядела грязной или закопчённой и даже не воняла керосином или гарью.