Прошло около получаса, прежде чем Богдан стал различать какие-то странные шелестящие звуки. Они напоминали негромкий шёпот десятков голосов, доносящихся откуда-то издалека и словно приглушённых кусками горной породы. Остановившись у очередного тёмного туннеля, он повернулся к Феликсу.
— Ты что-то слышишь?
Придурок тоже прислушивался. Его ухмылка давно пропала, зато в глазах разгорались нетерпение и сумасшедший восторг. Невольно поёжившись, он протянул Богдану фонарь и контейнер, который нёс всё это время.
— Да. Думаю, мы нашли то, что искали. Отсюда тебе лучше пойти одному. То, что находится там… оно будет радо только одному из нас. Не забудь про глину, которую нужно будет надо нанести на стены. Никаких специальных ритуалов, проводник сам справится со своей работой, и к тому же я уверен, что тебе не придётся долго ждать. Удачи, мой друг.
Богдан зашёл в туннель. Он надеялся и в то же время сомневался до последнего, не в силах так сразу отказаться от своих привычек и убеждений. Совсем недавно ему меньше всего на свете хотелось верить в магическую дребедень, однако сейчас он слышал и чувствовал. В каменных стенах что-то двигалось и шептало. Оно приближалось. И ждало, когда сможет вырваться на волю.
В туннеле царила полная темнота. В тусклом свете фонаря не было видно осыпавшейся земли и осколков породы. Судя по всему, здесь никогда не осуществляли добычу серебра, а значит, туннель предназначался для какой-то другой цели или, возможно, появился сам по себе, подчиняясь стечению обстоятельств или чуду. С каждой минутой шёпот в стенах становился всё громче. То, что скользило в камне, было уже совсем близко.
Богдан не испытывал страха, отсеивая остальные эмоции и чувства нетерпением. Поставив фонарь на землю, он открыл контейнер и опустил руки в мягкую липкую глину с отчётливым серебристым отливом. Феликс рассказал, что с ней делать, но по сути это и так было ясно. Проводник должен открыть путь и выпустить беснующееся чудовище из каменной темницы. Зачерпнув большую часть серебристого месива, Богдан шагнул к ближайшей стене и прижал ладони к поверхности скалы, размазывая глину. Он был готов ждать сколько угодно, однако успел ощутить только прохладу камня и мокрую вязкость глины на своих пальцах, прежде чем его накрыло.
То, что долгими столетиями томилось внутри гор, не желало ждать больше ни единой секунды. Холодные чёрные потоки вырвались на волю и, отбросив его от стены, набросились сверху, как на свою законную добычу. Богдану казалось, что он тонет в чём-то вязком и плотном, бесконечно тёмном даже на ощупь. Тьма была везде. Проникая сквозь кожу, она оседала горечью на языке и стискивала лёгкие, мешая дышать. Он ждал боли, но её не было, как не было и ничего в этом бесконечном чёрном водовороте холода и пустоты. Время замедлилось, остановилось совсем, и всё исчезло.
А потом холод ушёл. Шёпот десятков голосов стих, пелена мрака дрогнула и рассеялась по углам подземного туннеля. Богдан свободно вдохнул и встал на ноги. Он не знал, сколько прошло времени, но хорошо осознавал, что эти часы или минуты оказались решающими. Потоки темноты никуда не исчезли. Теперь они были в нём. И Феликс не ошибся и не соврал. Это была сила. Самая настоящая тёмная сила, невероятная по своей природе, недоступная для понимания и безграничная в плане возможностей и расстояний.
Он не знал как, но знал, что может. Даже находясь здесь, в шахте, он мог добраться до любого из жителей города и, коснувшись краешком своей новой чёрной тени, вмешаться в их жизнь, забрать, добавить и изменить всё. Он мог сделать это для любого, но сейчас его интересовал только один.
Закрыв глаза, Богдан увидел Костю. Не прилагая никаких усилий, он услышал еле заметное дыхание, ощутил слабое подрагивание глазных яблок под тонкими веками и приглушённый стук слабеющего сердца. Если бы он захотел, то смог бы даже разглядеть, как струится кровь по его венам. В голове брата пульсировало большое тёмное пятно, медленно протягивающее свои жадные щупальца всё дальше и дальше. Богдан видел это именно так. Он знал, что убивает его брата, и мог это исправить.
Потоки силы рванулись вперёд. Доля секунды — и они оказались там, где нужно. Окутав неподвижное тело, чёрные тени осторожно коснулись бледной кожи, медленно просачиваясь внутрь, чтобы убрать, исправить и вернуть к жизни.
Спустя несколько минут Костя вздрогнул под опутывающими его тонкими трубками многочисленной медицинской аппаратуры. Его пальцы сжались, комкая больничные простыни, а веки дрогнули, позволяя открыть глаза. Он очнулся.
Сделав своё дело, потоки силы потекли назад, следуя через безмятежно спящий город. На своём пути они могли совершить всё, что угодно, изменив новый день для каждого жителя Северограда, если бы не спешили назад, к своему хозяину. И когда они вернулись, на лице Богдана появилась улыбка, которая повергла бы в ужас даже Феликса. Его лицо напоминало застывшую маску, а в глазах плескалась бесконечная холодная пустота. Такая же тёмная, как и потоки застывающего чёрного серебра на стенах подземного туннеля.
========== Глава 21 ==========
Это было похоже на сон. Странный и долгий сон, в котором он словно видел себя со стороны. Своё тело на кровати в больничной палате, опутанное проводами капельниц и медицинской аппаратуры. Вокруг было много людей, которые приходили, уходили и возвращались опять. Кого-то их них он знал, некоторых видел впервые. Светлану, Артёма, Глухова, мужчин и женщин в белой и зелёной одежде врачей и санитаров. А ещё там был Богдан. Он сидел рядом, застыв как каменное изваяние, и держал его за руку. У него было бледное, ничего не выражающее лицо и отчаянный взгляд. Долгие-долгие минуты брат оставался с ним, но, в конце концов, ушёл, и после этого сон сразу же изменился. Он остался лежать на своей кровати, в больничной палате, и одновременно очутился в каком-то другом неизвестном месте. Там было темно и страшно. Там вот-вот должно было произойти что-то непоправимо ужасное, и действительно: беда не заставила себя ждать. Чёрная бездна открыла свою пасть и поглотила Богдана. Сожрала его целиком, окутала мраком и уволокла в самое сердце тьмы, чтобы оставить себе и никогда не отпускать…
Костя открыл глаза. Чувство, что с Богданом произошло что-то ужасное, заставило сердце с грохотом заколотиться у него в груди. Он резко привстал на кровати, мимоходом отмечая, что тело подчиняется командам мозга. Слабости почти не было, и у него ничего не болело. Даже голова, где ощущалась плотная повязка из бинта и ваты.
Почувствовав какое-то движение, Костя повернулся и увидел брата. Богдан сидел рядом на своём обычном месте и смотрел на него.
— С возвращением, Костя, — мягко сказал он.
На лице брата была заботливая улыбка. Совершенно такая же, как и в те минуты, когда он успокаивал его после уколов Глухова, обнимая и притворяясь, что хочет помочь.
— Богдан.
Слова давались Косте с трудом. В горле пересохло, и ему очень хотелось пить, но ни малейших признаков боли по-прежнему не ощущалось, что было довольно странно. Если он почти здоров, то почему валяется на больничной койке?
— Что со мной?
— Ты пробыл без сознания некоторое время после своего падения со скалы. Получил травму головы, заставив всех порядком поволноваться, однако прошлой ночью пришёл в себя, и теперь всё будет хорошо.
Богдан придвинул свой стул поближе и, продолжая улыбаться, положил руку брату на плечо. Его лицо было совсем близко, а ладонь обжигала даже сквозь ткань больничной пижамы.
Костя резко отшатнулся, отодвигаясь назад, на подушку. Он не успел взять себя в руки. Непроизвольное желание уйти от прикосновений брата оказалось слишком сильным.
— Что будет хорошо? — выдавил он, стараясь погасить хоть на время пламя внезапно вспыхнувших воспоминаний. О том, что происходило в последние дни, и предательстве Богдана. О его притворстве и лживой заботе. Хотя самым ярким оставалось воспоминание о том, как брат мчался за ним по горному склону, кричал и умолял остановиться.
