— Он опять влез в историю, связанную с особенными, — невесело пояснила Ирэна. — Ты же знаешь его отношение к нечам, Богдан. Правда, на этот раз всё обстоит намного серьёзнее, чем обычно. Феликс перешёл все границы. Несколько недель назад он похитил двоих подростков из клана ведьм и держал их взаперти несколько дней, избивая и пытая. Когда мы отыскали его, эти двое уже еле дышали. Мне тяжело говорить такое о собственном брате, но, похоже, он окончательно свихнулся и превратился в настоящего садиста.
— Мне очень жаль, Ирэна, — искренне ответил Богдан. Он даже не был удивлён. Феликс всегда был законченным психом, и рано или поздно нужно было ожидать похожего финала. — И что с ним сейчас? Его посадили?
— Пока нет. Наши адвокаты стараются изо всех сил, но учитывая то, что к этому делу подключились сразу несколько организаций, защищающих права нечей, рассчитывать на благоприятный исход дела вряд ли приходится. Даже несмотря на мою работу…
Ирэна осеклась и замолчала на секунду, а когда заговорила опять, в её голосе появились усталые нотки.
— Ладно, хватит о проблемах моей семьи. Я так понимаю, у тебя тоже не всё гладко. Ты же никогда не звонишь просто так. Что-то случилось? Тебе нужна моя помощь?
— Ничего серьёзного, но ты права. Мне действительно нужна твоя помощь. А точнее, некоторая информация.
Ирэна не подвела. Уже через час на электронный адрес Богдана пришли материалы относительно синего пещерника и озёрной золотоножки — компонентов для препарата, который разработал Михаил Глухов. Синий пещерник был минералом и добывался в подземных норах Гранитных пещер, ставших одним из самых интересных и перспективных мест для исследований специалистами Институтов Сотрудничества и любых других учреждений, изучающих сверхъестественных существ. Долгое время Гранитные пещеры считались исключительно территорией гномов, пока в последние несколько лет в одной из пещер не нашли захоронение чёрнохвостых гоблинов, чуть ли не самых злобных и малоизученных представителей мира особенных. Что касается озёрной золотоножки, то она росла исключительно в окрестностях Ледяного озера, так же по-своему уникального места, долгое время остававшегося загадкой для геологов и экологов со всего мира. Оно находилось в горах Африки и отличалось постоянной минусовой температурой, несмотря на стабильно жаркий климат. На дне озера даже образовалась толстая корка льда, которую было невозможно пробить, словно её защищала какая-то магическая сила.
Богдан не слишком интересовался гоблинами и тайной Ледяного озера. Растение и минерал были важны для него только в качестве компонентов для препарата. Богдана гораздо больше интересовал процесс подавления и искоренения сущности особенного в теле и сознании его брата. Ему нужны были стопроцентные гарантии того, что Костя не пострадает. Михаил заверил его в том, что всё будет хорошо, объясняя, что будет вводить препарат по частям, давая возможность привыкнуть. «Вы даёте своё согласие?» — настойчиво спрашивал он несколько раз, но Богдан не ответил. Он до сих пор думал.
— Богдан? — звонок от Ирэны застал его над страницами распечаток. Богдан смотрел на описание жизни гоблинов и не замечал букв, думая о своём. — Ты уже всё прочитал? Может, у тебя есть ко мне какие-то вопросы?
— Да, пожалуй.
Богдан смёл в кучу бумажные листки и устало поморщился.
— Спасибо, Ирэна, это было занимательное чтиво. Скажи мне, можно ли чисто теоретически предположить наличие препарата, состоящего из компонентов, на которые ты мне накопала информацию? И для чего он может быть нужен?
— Так, понятно. Значит, я не ошиблась, подумав, что это не просто случайное любопытство с твоей стороны.
В голосе Ирэны послышались напряжённые нотки.
— Понятия не имею, как ты до такого докопался, но возможность создания такого препарата действительно обсуждалась в своё время. Знаешь, Богдан, если бы он был действительно изготовлен, то предназначался бы для одной-единственной цели. Звучит невероятно, но эта цель — превратить неча в обычного человека. Даже не буду объяснять тебе, насколько незаконным и опасным было бы создание подобного снадобья, ты и сам должен всё понимать. Общественность и защитники нечей, соблюдающие Конвенцию о правах особенных наравне с Конституцией, могли бы развернуть настоящую войну. Учитывая, что вся эта история обсуждалась лишь в узких кругах и оставалась исключительно секретной информацией, позволь всё же задать тебе немаловажный вопрос. Откуда ты об этом знаешь?
— Неважно. Лучше считай, что это обычное праздное любопытство. Значит, ты считаешь, что такой препарат мог бы подействовать?
— Теоретически да. Если тебе интересно моё мнение, то я уверена, что всё получилось бы как надо. Возможно, не с чистокровным особенным, но с полукровкой, одним из тех, кого почти невозможно отличить от обычных людей — на сто процентов. Это лечение, если его можно так назвать, обязательно бы сработало.
Богдан не мог увидеть Ирэну, но был почти уверен, что она пожимает плечами в данный момент.
— Конечно, никаких документальных подтверждений этой теории нам не получить. Даже если бы такие разработки и были начаты, их запретили бы ещё на начальной стадии.
— Могу поспорить, что ты и без всяких подтверждений знаешь достаточно, Ирэна. Ещё один вопрос из области теоретических предположений. Скажи, насколько опасным могло бы быть для особенного такое «лечение»?
Богдан, наконец, задал самый интересующий его вопрос, уже не задумываясь над тем, как может отреагировать на это Ирэна. Она ответила не сразу, очевидно всё же раздумывая над тем, зачем ему все эти сведения.
— Не опасным, Богдан. Но полагаю, что чертовски болезненным.
Когда разговор закончился, было уж далеко за полночь. Прежде чем отправиться спать, Богдан заглянул в комнату брата, на какую-то минуту всерьёз раздумывая над тем, чтобы остаться здесь, но всё же взял себя в руки и отправился восвояси.
На следующее утро Костя проснулся довольно поздно. В окно струился серый свет, в котором не было ни малейшего проблеска солнца. Хмурое утро вполне соответствовало самочувствию и настроению Кости. Его голова была тяжёлая, как после высокой температуры, всё тело ломило, а в горле першило, словно там было полно мелких кусочков льда. Не собираясь валяться весь день, он с трудом приподнялся на кровати, но встать не успел. Его опередил звук открывающейся двери. Костя повернулся и так и застыл, опираясь одной рукой о подушку. Богдан пожаловал. Неужели караулил под дверью?
— Доброе утро, — негромко сказал старший брат.
— А оно доброе? Сомневаюсь.
Костя встал и неловко скатился с кровати, придерживаясь рукой. Богдан сделал шаг вперёд, собираясь помочь, но заставил себя остановиться. Он словно не заметил язвительных слов брата и сам выглядел спокойным и ни капли не виноватым.
— Зачем ты встаёшь? Полежал бы ещё.
— Это ты так напоминаешь, что вставать мне тоже запрещено? — криво усмехнулся Костя. — А что ещё входит в этот список? Сходить в туалет, выйти в коридор? Телефон? Интернет? Лучше объясни всё сразу, чтобы я знал наверняка.
— Ничего тебе не запрещено, — покачал головой Богдан. — Не выдумывай.
— Значит, ты хочешь сказать, что ничего не изменилось?
Предательская слабость не оставляла шансов даже на попытку обойти брата. Костя не хотел демонстрировать это Богдану и, сделав вид, что хочет посмотреть в окно, присел на широкий подоконник. На самом деле его не держали ноги.
— У нас по-прежнему всё отлично и между нами полное взаимопонимание и равноправие?
— Так и есть.
— Да что ты говоришь!
Костя бросил взгляд в окно и кивнул сам себе. Перед домом, невдалеке от любимых розовых клумб матери, прогуливались охранники, которых притащил Богдан.
— Сам факт наличия тех ребят во дворе доказывает обратное. Сколько ты им платишь, чтобы они стерегли меня?
Собственная язвительность не нравилась и самому Косте. Совсем недавно ему была абсолютно чужда подобная манера говорить, и от осознания этого становилось противно и горько на душе.
