В XIII – первой половине XIV века в Парижском университете на базе латинского языка было разработано грамматическое учение модистов, тесно связанное с философией и схоластическим методом. «Логики, философы и теологи позднего Средневековья уделяют большое внимание языковой проблематике, рассуждения на темы языка встречаются в их сочинениях очень часто. Можно сказать без преувеличения, что “словесные науки” занимали в интеллектуальной жизни европейского общества эпохи Средневековья центральное положение» (Десницкая, 1991, с. 13). По сути, грамматика модистов представляла собой первую научную концепцию теории языка, которую, помимо Парижского университета, разрабатывали ученые Эрфуртского и Болонского, а позднее и Пражского университетов (Боэций Дакийский, Мартин Дакийский, Иоанн Дакийский, Томас Эрфуртский и др.). «Почти все видные модисты конца XIII в. были магистрами искусств и преподавателями факультета искусств Парижского университета. Таким образом, модистическое направление формировалось в крупнейшем для Западной Европы центре изучения философии в период наивысшего подъема средневековой науки» (Десницкая, 1991, с. 14). Одним из наиболее влиятельных представителей данной школы был датчанин Мартин Дакийский. Его главный трактат «De modis significandi», написанный приблизительно в 70—80-е годы XIII века, представляет язык как систему «модусов», или способов выражения значения (модусы существования, представлявшие природу вещей; модусы понимания и модусы обозначения). М.Л. Гаспаров (1986) отмечает тот поразительный факт, что грамматика модистов во многом сходна с абстрактными теоретическими построениями современной лингвистики.

Латынь чаще всего изучали по античным руководствам Элия Доната (учебник «Искусство грамматики» («Ars grammatica»), включавший две части: «Малую грамматику» – Ars minor и «Большую грамматику» – Ars maior, середина IV в.) и Присциана Цезарейского (V – начало VI в.), труд которого «Устройство грамматики» (Institutiones Grammaticae) состоял из 18 книг (разделов). Оба автора пользовались у средневековых ученых непререкаемым авторитетом, особенно в процессе толкования латинского перевода Библии (Вульгата). Доната считал своим учителем Блаженный Иероним. Современные ученые-латинисты полагают, что «многочисленные грамматики латинского языка, известные в рукописях IX–XV вв., представляли собой пересказы и пространные комментарии грамматик Доната и Присциана» (Гордина, 2006, с. 25).

Считается, что одной из первых латинских грамматик, в основе которой лежал принцип научности, стала работа «De causis linguae Latinae», или «О причинах латинского языка» (1540), написанная франко-итальянским ученым, философом-рационалистом, гуманистом и филологом Юлием Цезарем Скалигером (1484–1540), который получил образование в Болонском университете. В 1524 году вышла также латинская грамматика «De emendata structura latini sermonis» («О правильном строении латинской речи») английского ученого и гуманиста Томаса Линакра (1460–1524), в честь которого назван один из колледжей в Оксфорде, где преподавал Линакр. Несколько позже, на основе трудов Скалигера и Линакра, вышел труд испанского ученого Франсиско Санчеса (1550–1610) под названием «Минерва, или О первоосновах латинского языка» (1587). Основной единицей языка Санчес считал не слово, а предложение (логическое суждение). Как полагают современные исследователи, именно этот труд по грамматике и философии языка лег позднее в основу создания знаменитой грамматики Пор-Рояль (Левицкий, 2009, с. 99). Вклад в лингвистическую науку в этот период внес французский ученый Пьер де ла Рамэ или Петр Рамус (1515–1572), написавший грамматики латинского, французского и греческого языков. Рамус преподавал в Парижском университете, а позднее в Гейдельберге, так как в Париже в 1544 году ученый был отстранен от должности за попытки вести борьбу со схоластическим методом и критику учения Аристотеля.

В целом, латинисты XV–XVI веков заложили основы современной филологии, а именно «разработали методы филологической критики текста и открыли историческую изменчивость латыни на основании изучения письменных латинских памятников разных временных срезов, осознав тем самым латынь как живой развивающийся язык (представление, совершенно чуждое для средневековой мысли… Завершили этот процесс лингвисты XVI века, определив латынь как мертвый язык. Это понятие положило начало не только классической филологии, но и “неофилологии” – изучению живых (или новых) европейских языков» (Степанова, URL).

Помимо латыни внимание средневековых грамматиков, особенно в Италии и Каталонии, уже в XIII веке привлекали языки поэзии – древнеирландский и окситанский (старопровансальский), последний служил средством поэтического выражения в поэзии трубадуров. Однако живым разговорным языкам теоретического внимания практически не уделялось. «Изучение этих языков (в частности, французского, немецкого, славянских) делает в эпоху Средневековья первые шаги. Импульсом к изучению народных языков всегда служит необходимость решения тех или иных практических задач. В изучение этих языков ученые того времени не вносят и малой доли того теоретического осмысления, которое проявляется при исследовании латинского или церковнославянского языков» (Десницкая, 1991, с. 4). Более того, «отождествление понятий латинской грамматики и грамматики вообще привело к тому, что даже в тех случаях, когда начинали изучаться другие языки, на них механически переносились особенности латинской грамматики, а подобного рода “латиноцентризм” неизбежно приводил к игнорированию конкретной специфики разных языков, зачастую весьма не схожих с латинским» (Нелюбин, Хухуни, 2011, с. 38). Тем не менее уже в XV веке в ряде университетов происходит поворот к национальной языковой традиции. Среди выдающихся ораторов этого времени следует назвать Яна Гуса (1369–1415), ректора Пражского университета, выступившего против монополии латыни и ставшего основоположником чешского литературного языка.

Наибольший интерес после латыни в то время представлял литературный французский язык, что было вызвано потребностями практической риторики. В Англии он стал языком двора и канцелярского делопроизводства, поэтому издавалось множество учебников французского языка. Что касается немецкого языка, в те годы он еще не привлекал внимания университетской науки. «Большое значение для развития европейской традиции и преобразования ее в науку о языке имели первые грамматики западных языков: грамматики испанского и итальянского языков появились с XV в., французского, английского, немецкого – XVI в. Поначалу некоторые из них писались на латыни, но постепенно они стали писаться на том языке, для которого создавались. Эти грамматики имели учебную направленность» (Драчева, 2008, с. 15). Методики обучения новым языкам были во многом механистичными: «поскольку обучение новым языкам строилось по принципу классических, оно ориентировалось на поиск механических соответствий с латынью, основное внимание уделялось анализу слова. Учебные пособия представляли собой списки слов, сгруппированных по темам, и хрестоматии для чтения» (Яновский, 2011, с. 270).

Лишь постепенно в поле зрения средневекового университета попадают такие языки, как арабский, греческий, еврейский. Во многом внимание к этим языкам было вызвано необходимостью перевода на них Библии в период Реформации в связи с ширящейся христианизацией. «Переводы священных текстов на национальные языки вызывают появление филологии различных народов Европы, поскольку при этом возникал вопрос об основах новых литературных языков, особенностях их грамматического строя и лексического состава, о соотношении диалектных и литературных форм» (Драчева, 2008, с. 14). В целом же научное описание лексики и грамматики живых европейских языков начнет систематически осуществляться в более позднюю эпоху.

XVI век считается рубежом между периодами Позднего Средневековья и Новой историей. С началом Нового времени Европа вступила в эпоху активных преобразований, связанных с переходом от феодализма к капитализму, которые коснулись всех социальных сфер – экономики, политики, культуры. Великие географические открытия, кругосветные путешествия, расширение системы межнациональной коммуникации и международной торговли, бурное развитие мануфактур, изобретение книгопечатания, реформация и секуляризация в церковной жизни, переход к абсолютизму в государственном управлении – основные вехи данного исторического периода. Преобразования не могли не затронуть и университетской системы, в которой «наряду с явлениями кризиса и консервации, происходили процессы трансформации и накапливания прогрессивных изменений, позволяющие говорить о ее эволюции» (Литошенко, 2004, с. 5). В этот период в Европе образуются «университетские квазиимперии» (немецкая, английская, итальянская, испанская, французская), или «национальные квазисистемы» университетского образования (там же). К XVII веку университет становится национальным – со всеми вытекающими отсюда последствиями: