После разгрома в Горном Дубняке турецкие войска без боя оставили Дольний Дубняк, отступив ещё дальше от Плевны. Великий князь посетил оставленные неприятелем укрепления и остался крайне недоволен организацией сторожевого охранения. Особое возмущение его вызвала цепь сторожевых постов Киевского гусарского полка, которая оказалась не впереди, а сзади цепей боевого охранения лейб-гвардии Литовского полка на Софийском шоссе. Гусарский полковой командир предстал перед разгневанным главнокомандующим.

   — Почему вы не выдвинули вперёд пехоты свою цепь сторожевых постов?

   — Ваше высочество, я не получал такого приказания.

   — А если по шоссе подойдёт османская конница и опрокинет цепь литовцев, кто будет виноват?

   — Не могу знать, ваше высочество.

   — Если я ещё раз замечу, что вы в подобных случаях ждёте приказания, то выгоню вас из армии, несмотря на флигель-адъютантские вензеля...

Неудовольствие главнокомандующего было всем понятно. Дозорные-пехотинцы могли увидеть вражескую конницу только тогда, когда та могла вылететь из-за ближайшего поворота дороги, которая вела от Плевны к Софии. В том случае пехотинцы были обречены на гибель. Конные же дозорные, выдвинутые вперёд, должны были заметить приближавшего врага издали и вовремя предупредить об опасности пехоту. Тогда последней не составило бы большого труда отразить конную атаку неприятеля...

Победа русской гвардии под Горным Дубняком окончательно лишила армию Осман-паши, осаждённую в Плевенской крепости, надежд на помощь извне — деблокаду со стороны подходивших войск Шевкет-паши. Доклад об этом главнокомандующему дежурным офицером по штабу выглядел так:

   — Ваше высочество, ночью нашими дозорами задержан крымский татарин, который пытался пробраться в Плевну со стороны Дольнего Дубняка. При нём было личное письмо Шевкет-паши к Осман-паше.

   — Письмо прочитали?

   — Да. Оно небольшое, всего несколько строк.

   — Что пишет Шевкет-паша?

   — Он извещает Осман-пашу, что не может идти к нему на подкрепление и собирается отступить.

   — Значит, уходит назад, в софийскую сторону.

   — Точно так, ваше высочество.

   — А самого задержанного допросили?

   — Не успели. Крымчак бежал.

   — Как бежал?

   — Все шесть человек конвойных, бывших при нём ночью, заснули. Вот он и воспользовался удобным случаем.

   — Конвойных наказать в дисциплинарном порядке. А куда бежал татарин?

   — В Плевну, ваше высочество.

   — Тогда наших сонь дисциплинарно наказывать не надо. Ограничиться командирским внушением.

   — Будет исполнено, ваше высочество.

   — Очень хорошо, что крымчак ушёл в крепость. Осман-паша получит самые правдивые сведения о Шевкет-паше, которого он так долго ждал, сидя в Плевне...

Победа у Горного Дубняка открывала русским войскам прямой путь через горы к Софии. Николай Николаевич-Старший этот вариант обсудил с Гурко, с которым находил полное взаимопонимание по всем важнейшим вопросам, связанным с действиями русской армии на удалении от осаждённой Плевны. Среди прочего великого князя интересовал дух, настроения солдатской массы:

   — Иосиф Владимирович, вы разобрались с потерями гвардейских егерей под Телишем двенадцатого октября?

   — Да, ваше высочество. Егеря атаковали редут без должного артиллерийского прикрытия, да ещё силой всего в один полк.

   — Почему у них так много убитых по отношению к числу раненых? Здесь что-то не так, как мне было доложено.

   — В тот день полк потерял более 1100 человек. Но подобрать при отходе под вражеским огнём смог только триста раненых. Большая часть тяжёлых осталась под Телишским редутом.

   — Кто-нибудь остался жив? Ведь Телиш вы взяли только через четыре дня, шестнадцатого.

   — Никто, ваше высочество. Лейб-егерей мы нашли под редутом страшно изуродованными.

   — Дело рук турок или башибузуков?

   — Турок. Это подтвердили взятые в плен врачи-англичане.

   — Те, которых я приглашал к себе на завтрак?

   — Они самые, ваше высочество.

   — Так. А что наши солдаты в ответ при виде всех этих изуверств стали делать?

   — На них напал такой дух разрушения, что трудно описать. Сожгли превосходные турецкие бараки, в которых могли бы жить сами, а не под открытым небом. Сожгли все стога сена и собирались даже предать огню саму деревню. Да благо командиры их вовремя остановили.

   — А что ещё делали наши солдатики?

   — Турок, что в плен сами сдавались, они не трогали. А вот с побитых поснимали пояса.

   — Зачем это?

   — Турки в поясах деньги хранят, в серебре и золоте. Турецких лошадей по рукам разобрали, оружие дорогое снимали с убитых и продавали его кому угодно.

   — Знаю. Один мой адъютант купил у какого-то измайловского солдата дорогую венгерскую саблю всего за три рубля.

   — Дорогого оружия у войска Шевкет-паши оказалось действительно много. Побросали всё при бегстве в горы.

   — Трофеев под Горным Дубняком вообще много?

   — Много. О том уже в штаб армии мною доложено. Одних ружейных патронов насобирали в ящиках и россыпью сотни тысяч.

   — Иосиф Владимирович, ещё раз тебя поздравляю со знатной победой. Ты все трофейные патроны у себя не оставляй в отряде-то. Поделись, будь добр, с нашим осадным войском.

   — Будет исполнено, ваше высочество. Да у меня и обозных фур не хватит тащить всё это за собой к Софии.

В штабе Дунайской армии понимали, что султан Абдул-Гамид не мог оставить окружённую теперь со всех сторон армию Осман-паши без всяких надежд на помощь. Действительно, скоро разведка донесла: в Орхание начинают стягиваться многочисленные турецкие войска, численность которых доходит до 25 тысяч человек. Намерение противной стороны становилось ясным: замышлялась операция по деблокаде Плевенского гарнизона. В случае её успеха численность армии Осман-паши сразу увеличивалась в два раза.

Николай Николаевич-Старший вызвал к себе из Горного Дубняка генерала Гурко. Вместе с начальником армейского штаба генерал-адъютантом Непокойчицким они долго обсуждали все «за» и «против» удара по Орхание:

   — После потери Дубняков и Телиша у турок на Софийском шоссе из сильных укреплений остались только Орхание и Араб-Конак. Последний сейчас не важен, а вот Орхание меня заботит. Что там сейчас, Артур Адамович?

   — Там целый корпус собрался. Правда, регулярных батальонов мало, всё больше ополчение.

   — Цели турок ясны?

   — Вне всяких сомнений, ваше высочество. Деблокация Плевны.

   — Иосиф Владимирович, вам отсюда и задача. Выдвинуться ещё дальше по Софийскому шоссе и взять Орхание.

   — А Араб-Конак, ваше высочество?

   — Его пока можно не брать, а там видно будет. Учтите, что задача состоит не только в разгроме объявившегося в Орхание турецкого корпуса, а ещё и в прокладке для нашей армии пути в Забалканье.

   — Значит, мы будем туда наступать не только через Шипку?

   — Я уже доложил государю о том, что после взятия Плевны мы пойдём за Балканы двумя маршрутами...

Гвардейский отряд Гурко двинулся вперёд на Орхание. Для неприятельского командования это не стало секретом. Сразу встал вопрос: защищать Орхание от русских или оставить его без боя? В пользу последнего решения говорило «качество» собранных здесь султанских войск и слабость артиллерии.

Турки ушли из Орхание и заняли позицию у Араб-Конака, где ими заблаговременно были построены достаточно сильные укрепления. Полки Гурко дошли до этого рубежа на Софийском шоссе и там прекратили наступление. Поставленная главнокомандующим задача была выполнена без боя и почти без потерь. Теперь осадное кольцо вокруг Плевенской крепости стало ещё прочнее: Осман-паша ощутил это сразу, лишившись извне всякой информации, не говоря о большем.

...Однажды главнокомандующему доложили, что от отряда генерала Гурко в армейскую штаб-квартиру доставили партию пленных в 750 человек, воевавших в составе 5-го неприятельского корпуса. Николай Николаевич вызвал своего драгомана — переводчика Николая Дмитриевича Макеева, знавшего турецкий и арабский языки, и приказал привести из этой партии пленных офицеров.