Опрос шёл обычный: из каких воинских частей, сколько времени воюют, когда последний раз получали от султана денежное содержание, чем кормят там и здесь, в плену.

Большинство турецких офицеров отмалчивались. Разговор великого князя шёл в основном с двумя: артиллеристом из арабского Адена и пожилым, преисполненным личного достоинства пехотным капитаном из малоазиатского (сирийского) города Триполи:

   — Откуда пришли на войну в Болгарию?

   — Из Константинополя.

   — Долго стояли в султанской столице?

   — Всего три дня. Затем нас отправили по железной дороге в Адрианополь и дальше. Корпусной паша сильно торопил.

   — Где попали в плен?

   — У Казанлыка.

   — Как в вашей армии с жалованьем?

   — Его мы давно уже не получали.

   — Когда вас в плен взяли, были ли вы сыты?

   — Мы были голодны. Чем можно кормиться в горных деревушках, если они брошены жителями?

   — Чем вас кормили последнее время в армии султана?

   — Больше галетами, по-вашему — сухарями. Рис давали раз в неделю, по пятницам.

   — А мясо давали?

   — Мясо надо было найти у местных болгар.

Великий князь, выслушав переводчика, сказал ему:

   — Спроси, знают ли эти офицеры про моего старого знакомого Акиф-пашу?

Драгоман перевёл вопрос командующего, на что получил утвердительный ответ:

   — Знаем Акиф-пашу. Он остался в Бейруте, не желая ехать на войну в Болгарии.

   — Почему он не пожелал поехать на войну?

   — Акиф-паша уговорил султана не посылать его воевать против брата русского царя.

   — Как же он уговорил султана?

   — Акиф-паша сказал султану: сумасшествие драться с братом русского царя, потому что он всё равно будет победителем.

   — Почему вы зверствуете над ранеными? Разве ваша вера вам это приказывает?

Пленные опустили глаза в землю. На эти вопросы отвечать никто из них не решился.

Николай Николаевич приказал переводчику допросить муллу, который оказался в группе пленных офицеров. Он отличался от остальных тем, что его военный мундир был отделан серебряным галуном на воротнике. Мулла также носил ещё широкую длинную безрукавку и чалму.

   — Как вы учите своих солдат относиться к пленным?

   — Коран приказывает быть милостивым с пленными и ранеными. Если это не исполняют, так оттого, что не читают Корана.

   — Зачем же тогда так уродуют раненых?

   — Всякие есть люди. Мы, муллы, говорим, чтобы этого не делали.

   — Откуда вы попали в султанскую армию?

   — Я сам из города Тырново. Но уже три года служу при батальоне войск султана.

   — Ладно, хватит с ними беседовать, — сказал великий князь переводчику. — Скажи им, пусть идут отдыхать. И скажи, что война для них закончилась...

К слову сказать, главнокомандующий Дунайской армии был очень благодарен союзникам. Румыны с явным удовольствием взяли на себя все заботы о конвоировании пленных турок к берегам Дуная и переправе их на ту сторону. То есть турки в обязательном порядке «выводились» с болгарской территории. В новых местах им всегда находилась работа. Тем самым русская армия избавлялась от необходимости выделения конвойных команд и обеспечения тысяч военнопленных провиантом.

Осадная жизнь под Плевной порой удивляла великого князя нелепостями своего бытия. Однажды Николай Николаевич после заслушивания доклада дежурного адъютанта полковника Газемкампфа задал ему такой вопрос:

   — Скажи мне, Миша, почему и мои штабные офицеры, и флигель-адъютанты государя толпятся в Порадиме у румынского телеграфа? Сколько раз был там у князя Карла, каждый раз вижу одну и ту же картину.

   — А что делать, ваше высочество? Ведь каждому хочется телеграмму домой послать. Дать о себе весточку с войны.

   — Правильно, весточку надо дать. Но в Порадиме рядом с румынским находится наш телеграф. И там никто в дверях не толпится. Почему?

   — Разница в тарифах, ваше высочество. Наш слишком дорогой выходит.

   — И сколько?

   — Румыны берут за депешу в Санкт-Петербург всего шесть франков, а наши — аж девять.

   — Интересно. А кто же такой дорогой тариф на нашем телеграфе установил?

   — Известно кто, ваше высочество. Начальник полевого телеграфа генерал-майор Шталь.

   — И чем он объясняет такое своё решение?

   — Говорит, что мы находимся на территории Турции, потому и тарифы за частные телеграфные отправления у нас должны остаться турецкие. А ведь мы эту территорию завоевали.

   — А чем румыны объясняют свой низкий тариф?

   — Они, ваше высочество, говорят так: где мы, там и Румыния. Потому у них и тариф всего в шесть франков.

   — Я тебя понял, Миша. Иди и пришли ко мне генерала Шталя.

Начальник полевого телеграфа действующей армии генерал-майор Шталь вскоре предстал перед главнокомандующим. На вопрос великого князя о разнице тарифов на частные депеши в Порадиме ответил просто:

   — Я как истинный сын своего Отечества должен стараться принести ему пользу, ваше высочество.

   — И как же это выглядит в настоящее время?

   — На этой войне моя польза приносится материально. Тарифные деньги идут в казну...

Размеренный ритм осадной жизни вновь нарушил генерал Скобелев. Он провёл удачный наступательный бой на Зелёных горах, хотя и не добился решительных результатов. Тотлебен, который руководил осадой Плевенской крепости, очень рассердился. Он приказал передать генералу, что если тот сделает ещё один шаг вперёд, то будет отдан под суд за непослушание.

Скобелев, после сильной контузии в поясницу прикованный к постели, на такую угрозу старшего начальника ответил пояснением своих ночных действий 3 октября:

   — Зеленогорские перестрелки служат мне средством для боевого крещения массы людей, поступивших на укомплектование дивизии. Они ещё не видели огня, а теперь его познали. Как и себя в бою...

Один из участников осады Плевны так писал в те дни о «Белом генерале»:

«Хуже всего то, что Скобелев сильно контужен в поясницу и теперь лежит. Смерть его была бы всероссийским бедствием, ибо сомнения нет, что он уже сделался народным героем. Тем ужаснее, что он рискует своею жизнью без всякой надобности, только для того, чтобы разговоры о нём не умолкали ни на один день...»

Когда императору было доложено о тяжёлом состоянии дивизионного начальника и его вторичном ранении, он прислал великому князю телеграмму:

«Крайне сожалею о ране молодца Скобелева. Дай Бог, чтобы он мог скорее поправиться и продолжать командовать...»

Вечером 6 ноября в осадном лагере по Плевной было получено радостное известие с Кавказа: взята крепость Карс, самая сильная в закавказском приграничье России. Император телеграфировал приболевшему Николаю Николаевичу-Старшему:

«По случаю взятия Карса намерен отслужить здесь, послезавтра, благодарственный молебен. Да поможет нам Бог покончить скорее с Плевной».

Полковник Газенкампф в своём «Дневнике» за 7 ноября 1877 года сделал такую запись:

«Чудное, морозное, солнечное утро, бодрящий воздух.

Великий Князь, чувствуя себя лучше, поехал на молебствие в Высочайшем присутствии. Я был тоже. Присутствующих масса. При громе пушечных выстрелов было торжественно отслужено благодарственное молебствие. Затем завтрак на траве, или вернее, на месте, где она была.

Вечером на всех позициях играла музыка, была иллюминация, а кое-где даже фейерверки. На Скобелевской позиции по его мысли был выставлен в траншее огромный, освещённый транспарант с турецкою надписью: «Карс взят». Когда турки высунулись посмотреть, по ним дали залп. Началась перестрелка минут на двадцать. Это было около 11 часов вечера...»

...О том, что Осман-паша наконец-то решился оставить крепость и пойти на прорыв, достоверно стало известно вечером 27 ноября. Один из штабных офицеров главнокомандующего это значимое событие в своих мемуарах описал так: