- Что ж, пойдемте, но через два часа - назначена битва титанов, - напомнил он.

- Наш экзекутор будет биться с профосом, у них поединок условлен, - пояснил для Леды Копчик, - выясняют, кто из них физически сильнее. Если желаете, приглашаю вас взглянуть на сие зрелище. Битва двух кнутобойцев - это должно быть занимательно.

- Это забавно, - жеманно согласилась Леда.

В лодке Леда с интересом смотрела на Копчика и тот, в общем-то, догадывался, почему - он дворянин, преуспевающий чиновник, выгодная со всех сторон партия, а Леда эта - японская девка, вчера из крепостных. Чего бы ей не глядеть? Но красивая была эта девка - губа не дура у графини - кожа янтарного сияющего оттенка, брови густые и словно чуть удивленные, глаза длинные и блестящие... Та матрешка с подушки и в подметки ей не годилась.

- Отчего вы не носите парик? - спросила неожиданно Леда.

- Жарко, - растерялся Копчик, не про жадность же, то бишь экономию, ей рассказывать, - да и волосы свои пока есть.

- Вот и граф наш не носит, - припомнила отчего-то Леда - сдался ей этот граф, - но у него волосы получше ваших...

- У него куафер есть, вот они и кажутся получше, - возразил Копчик, - Слышал я, как по утрам куафер его чешет, а в это время все вельможи графу ручку целуют.

- Это правда, - засмеялась Леда, - я как-то подсмотрела, при этом у них такие смешные рожи! Ой, вы же из chancellerie secrète, вы не арестуете меня за такие слова?

- Вельмож можно ругать и шутить над ними, нельзя лишь угрожать им смертью, - разъяснил милостиво Копчик, - и порочить верховную персону.

- Я не буду, - пообещала Леда, - хотя вы запретили, и мне немножечко захотелось, - Леда очаровательно прикусила пальчик, и Копчик понял, что погиб.

- И кто смешнее всех целовал ручку? - спросил он, и весла дрогнули в его руках, а сердце затрепетало. Графиня в одночасье была забыта.

- Смешнее всех - князь Черкасский, ему живот мешает, - рассмеялась Леда, - он ему во всем, наверное, мешает - ведь об этом можно говорить, да? - она засмущалась, - а лучше всех был младший граф Левольд, он так берет руку и так смотрит, словно делает что-то непристойное, и наш хозяин весь задрожал под своим пудромантелем, словно тот его укусил.

- Но не укусил же?

- Вряд ли, - засомневалась Леда, - хотя такой может...

Лодка причалила к берегу, Копчик сложил весла, выбрался на сушу и подал руку своей спутнице.

Несмотря даже на то, что практически все ведомство - кроме тех, кто дежурил - явилось поддержать морально ката Прохора Михалыча, профос Гурьянов победил с разгромным счетом. Ловким броском поверг он противника на землю, прыгнул сверху сам и сломал Михалычу ногу. Ласло, заслышав хруст, бросился было между ними - но было уже слишком поздно. Чувствительная Леда бессильно упала на руки Копчика, и тот испытал невиданное доселе счастье. Восхищенные коллеги на руках унесли профоса Гурьянова чествовать в ближайший трактир. Ласло остался с проигравшим - предстояло нанять телегу, доставить несчастного домой и там наложить ему на ногу шину.

Аксель же с Копчиком проводили своих спутниц до дома - то есть, конечно, до дома графов фон Бюренов. А если уж быть совсем точными, ибо у графов фон Бюренов не было собственного дома, они обитали в доме своей хозяйки - до императорского дворца.

- Богини, - проговорил Аксель, когда девушки скрылись из поля зрения, - мы недостойны целовать их следы. Но мы же будем, правда?

- Я готов жениться, - признался Копчик, - хоть это и получится мезальянс.

Они медленно шли к своему жилищу в наплывающих матовых сумерках.

- Моя матушка не переживет Катерины, - вздохнул Аксель, - а я у матушки один остался, надежа и опора.

- Ты теперь, считай, готовый кат, - поздравил товарища Копчик, - жди представления.

- Да я давно уж жду, - признался Аксель, - после истории с французом тот доппельгангер, что француза убил, просил за меня. Ох, и аукнется еще мне этот француз...

- Так и славно, что такая шишка за тебя просит, что ж дурного? - не понял Копчик.

- Такие нарядные щеголи чаще всех к нам на дыбу попадают, - вздохнул Аксель, - у них ротация хорошая... И заложит меня тот мажор по самые помидоры...

1998 (зима)

"Она не была красива, и, что еще печальнее, не была добра. То ли жизнь ее, то ли люди, судившие столь сурово и неправедно, сделали герцогиню такою - так или иначе, доброй она не была. Холодность ее, созерцательность и отстраненность некогда были легендой. Была ли она умна? Бог весть. Равнодушие ее - оказалось иллюзией. Герцогиня бежала за мужем после его ареста, босиком, в рубашке, по осеннему первому снегу, и нам вряд ли удастся забыть об этом и снова назвать ее равнодушной. Герцогиня нашла способ отправить весточку далеким французским маршалам, и не это ли спасло жизнь ее мужу? Была ли она умна? Была ли добра? Мы не знаем. Лишь известно - она всегда старалась удержать возле себя то, что считала своим. И ненавидела всем сердцем бедного моего Рене, так как оба они любили - одно".

В поезде я то читала, то дремала. Макс и Дани сидели в соседних креслах, а мне досталось место в другом конце вагона, слава богу, хотя бы без соседа. Я вывалила на пустое кресло раскрытый рюкзак, накрылась курткой - в вагоне было ощутимо холодно - и приготовилась отойти ко сну. На животе у меня покоилась раскрытая книга, но откровения Казимира Вальденлеве наводили на меня тоску. Кажется, у этого господина жизнь тоже не очень-то складывалась. Он ни о ком не писал хорошего.

- Привет, систер, - Дани переложил на пол мой рюкзак и уселся рядом.

- А что твой премилостивый патрон?

- Наконец, уснул, - рассмеялся Дани, - зря ты его не любишь. Такой забавный дурачок.

- С Максом нельзя принимать амфетамины - он расскажет тебе всю-всю свою жизнь, и ты умрешь от скуки.

- Он уже и так рассказал, - признался Дани, - у него папа секретарь райкома в Удомле, там же ему приготовили невесту, тоже дочку местной шишки. Но он не хочет жениться - его шеф открыл перед ним радости однополой любви. И заодно прелести финансовых махинаций.

- И что он в нас нашел? - проворчала я.

- Нечто совершенно иное - выражаясь языком Монти Пайтона. Макс верит, что мы настоящая московская богема, актеры, музыканты и, чтоб лишний раз не вставать, наркоманы.

- Знаешь, Данечка, если тебе загорелось попробовать с мальчиком, лучшего варианта просто не найти.

- Знаешь, Лизочка, у меня давно уже было с мальчиком, - ехидно признался Дани, - мне хочется разве что попробовать не платить за себя в гостинице и много чего хорошего поиметь бесплатно. Вспомни, что за нищая жизнь ожидает меня в Гренобле - и дай мне оторваться напоследок.

- Что ты за человек, Дани? Я и не знала, что у тебя были мальчики.

- Ты смотришь на меня и не видишь, - Дани обнял меня и прижал свой лоб к моему, - Ты видишь свою проекцию. Оттого, что любовь слепа, - он чуть отодвинулся и посмотрел мне в глаза, - Я уеду и оставлю Макса тебе. Вместе с инструкцией по его использованию. Смотри не сломай.

- Надеюсь, вы говорите обо мне гадости? - Макс, оказывается, восстал от сна и теперь стоял возле нас, красиво опираясь на спинки кресел. В грации и изяществе ему не было равных.

- Мы обсуждаем Данькин отъезд, - сказала я, - Ты будешь по нему скучать?

- Сгрызу подушку и обольюсь слезами, - усмехнулся Макс.

- Пародируешь мой стиль?

- Что вы, Лизочка, куда нам, с кувшинным рылом...

- А что с твоим хорем? С кем ты его оставил?

- Его кормит уборщица, - со скромным достоинством признался Макс.

- А как ты поедешь обратно на мотоцикле - зимой? - на самом деле мне пофиг было как, хоть бы и врезался.

- Я и не поеду, грузовик повезет его в кузове, а я буду сидеть в кабине, видишь, как просто, Лизочка.

- А я надеялась, что ты отвезешь меня на мотоцикле в Шлиссельбург под снегом и ветром.