У самой воды сидели с удочками утренние рыболовы. Кто-то ловил из лодок, забрасывая в воду подобия плетеных корзин.

- И не гонят их? - удивился Копчик.

- А кому они мешают? - вступился Ласло, - Сидят себе и сидят, ловят.

- Уж больно неприглядны, - засомневался Копчик, - А дворец совсем рядом. Неужели се зрелище не оскорбляет взоров?

- Вот из-за таких, как ты, и принимают идиотские законы, - отвечал разумный Аксель, - Людям тоже надо что-то кушать. Говорят, сам Липман сидит среди рыболовов по утрам в простой одежде, отводит израненную душу, - Аксель вспомнил маленького отважного Липмана, и на сердце у него отчего-то потеплело.

- Слыхал я, поединок на завтра назначен, - обратился к Акселю Ласло, - начальник твой, кат Михалыч супротив профоса Гурьянова будет биться.

- Ничего личного, голый интерес, - равнодушно отвечал Аксель, - поспорили, кто из них сильнее. Сам хотел пригласить вас, поболеть завтра за нашего Михалыча.

- Или за то, чтоб Гурьянов его убил, и ты наконец сделался целым катом, - тихонечко проговорил Копчик.

- Про это можно про себя помечтать, - так же тихонечко отвечал Аксель.

Они зашли по берегу уже совсем далеко, прошли и дворец, и богатые дома, пора настала поворачивать обратно - впереди начиналась грязь непролазная.

- Гляньте, братцы, - задрал голову Ласло, - видать, не все взоры рыболовы оскорбляют!

Чуть выше по берегу стояла стена наподобие крепостной, остаток какого-то военного старого укрепления. На широком хребте той каменной стены возведена была диковинная тренога с натянутым на раму холстом, и возле треноги стройная дама в амазонке и летней широкополой шляпе что-то стремительно рисовала - не иначе картинки из жизни рыболовов. Сердце у Копчика невольно зашлось - ведь то была сама загадочная графиня фон Бюрен. Понять это можно было и по цвету ливрей двух здоровенных, толстенных гайдуков, охранявших графиню. И две характерные девки - одна черная, в тюрбане, вторая косоглазенькая - по-прежнему подавали графине кисти и краски. Крошечная белая собачка с алым бантом суетилась на стене, брехала, хотела вниз, но никак не решалась.

- Хороши, чертовки, - оценил экзотических девок любвеобильный Ласло, - с такими бы по лугу прогуляться, да на карусели. Только не подступишься без хитрости.

- Они же крепостные, - возразил Копчик, - кто тебе их даст?

- У графини все камеристки - вольные, - отвечал Аксель, - она не позволяет дотрагиваться до себя рабыням. У фон Бюренов вообще странное отношение к рабству. Опасный либерализм. В любом случае, эти две девки - вольные.

Ласло приободрился и присвистнул - то ли нарочно, то ли от избытка чувств. Болонка услышала свист и наконец решилась - сиганула с отвесной стены в траву и с лаем понеслась к приятелям - угрызать.

- Ах ты лапочка! - умилился Копчик.

На стене возникло замешательство, но лишь среди слуг, графиня и головы не повернула, продолжала рисовать. Ее хищное белое лицо было отрешенным, словно у сомнамбулы. Гайдуки же заспорили, кому спускаться за собакой, косоглазенькая девица вдруг воскликнула:

- Матушка, ваше сиятельство, я возьму Белку, - графиня кивнула, не глядя, и девица побежала по верху стены туда, где спуск был не таким опасным. Ласло подхватил свирепую болонку одной рукою, другой рукою картинно откинул романтические длинные волосы за спину - они красиво взметнулись - сказал друзьям:

- Оцените, мизерабли, как работает мастер! - и пошел навстречу камеристке в высокой, по пояс, траве. Посредине пути они встретились, Ласло отдал камеристке свирепый брешущий комок, поверх болонки отважно поцеловал камеристкину ручку и о чем-то заговорил с девушкой, негромко и вкрадчиво. До Акселя с Копчиком долетали лишь куртуазные воркующие интонации.

- Леда, - спокойным, металлическим голосом позвала графиня, все так же не поворачивая головы от мольберта. Девушка встрепенулась, устремилась было обратно, Ласло на прощание опять целовал ей ручку, а болонка норовила цапнуть его при этом за нос. Камеристка вознеслась на стену, Ласло вернулся к товарищам.

- Поздравьте меня и себя, - произнес он с гордостью, - завтра на лугу у нас свидание.

- С ними? И они придут? - не поверил Копчик.

- Графиня, конечно, не придет. А если она придет - граф нам головы откусит, - разочаровал его Аксель.

- Зато придут японка Леда и арапка Катерина, - с интонацией богато обрыбленного рыболова продолжил Ласло, - с ними будет, правда, еще дуэнья, горбатая Мирослава...

- Но это же вызов, Ласло, это ж эксперимент! - подначил его Аксель, - Ведь горбуньи у тебя пока еще в списке не было.

- И то верно, - согласился Ласло и задумался - кто интереснее как предмет любовной охоты, японка, арапка или горбунья?

Приятели повернули назад, к трактиру, но Копчик шел и оглядывался - как там прекрасная графиня? Тонкий силуэт делался все дальше, таял в дымке летнего дня. И никакого шанса не было у Копчика - даже если графа насмерть загрызет его лучшая в городе лошадь.

Всем полагается любить народные гуляния, но Копчик отчего-то их не любил. Темным ужасом веяло на него от больших скоплений народа, и уж тем более народа веселящегося. Мрачный, как демон, бродил он среди павильонов, не глядя на зазывные увеселения, на сахарных петушков и картинки с поучительными и забавными сюжетами. Может, оттого и заинтересовал он раскосую японку Леду. Аксель увел арапку Катерину кататься на карусели:

- Ах, у меня юбочка задерется! - забоялась Катерина, но кататься все-таки пошла.

Ласло сделал свой выбор и всерьез разговорился о сверхъестественном с горбуньей Мирославой. Горбунья оказалась миленькой на лицо, очень любила тарот и знала многое об африканском вуду (а Катерина ничего не знала, даром что арапка, и тем навеки уронила себя в глазах Ласло). Ласло заслушался рассказами о делании вольтов и соответствии разных вудуистских лоа христианским святым, и новые мистические ритуалы сами собой рисовались в его воображении. Вуду обещало богатые дивиденды, и умненькая Мирослава с каждой минутой становилась Ласло все симпатичнее.

- Вы прямо как наш граф, - весело сказала Леда, глядя на мрачного Копчика, - он тоже всегда с таким лицом на всех праздниках. Как будто вот-вот плюнет.

- Я его понимаю, - проговорил Копчик и посмотрел осторожно в раскосые черные японкины глаза, - для мизантропа праздники большое испытание. Но граф может утешиться, и легко - у него есть графиня.

- Отчего же? - удивилась Леда, - Вы находите графиню красивой? Вы просто не видели ее вблизи, - в голосе Леды зазвучала отчего-то ревность.

- Я мечтал бы увидеть ее вблизи, но шансов нет, - грустно отвечал Копчик.

- Так не увидите - и не разочаруетесь. Графине сорок лет, и лицо ее так побито оспой, что кажется узорчатым, - глаза Леды сделались колючими, - не понимаю, что мужчины находят в ней, она даже не добра.

- Может, граф всего лишь признателен ей за общих детей, - предположил Копчик. Истинный возраст графини его подкосил, любовь увядала на корню, - Вряд ли он любит ее и ревнует, так, живет по привычке.

- Ага, и зовет ее этими длинными немецкими словами, которые сам придумывает, этими бессмысленными непроизносимыми прозвищами, - зло проговорила Леда, - и палкой избил жокея, который слишком уж нежно подсаживал ее на коня...

"Да она ревнует!" - догадался Копчик.

- Я слышал, что граф ваш жестокий человек, - сказал он, чтобы подтвердить свою догадку, и Леда с готовностью отозвалась:

- Врут, он не жестокий, просто несколько вспыльчив, - и Леда так густо, очаровательно покраснела, что образ графини как-то померк в сердце Копчика и зажглась в этом сердце новая, сияющая звезда.

- Хотите, я куплю вам калач? Или марципан? - предложил он девушке.

- Что вы, они тут грязные, - брезгливо проговорила Леда и оттого понравилась Копчику еще больше.

- Господа и дамы, предлагаю всем прогулку на лодке, - это вернулись с карусели Аксель и Катерина. Мирослава прервала свой рассказ о призвании богини Эрзули Фреда, и Ласло вынырнул из этого рассказа и мечтаний своих, как из-под воды: