Литмир - Электронная Библиотека
Содержание  
A
A

Люди тойона Чулбу и сам он оглушенно молчали. Стало слышно, как Яхсыт постукивает костяшками пальцев по донышку пустого котелка.

Подъехал юноша Тюрген и прокричал на ухо старику:

– Пусть расходятся по суртам! Утром разберемся!

– А-а! – махнул рукой старик, зевнул и уехал в темноту.

– Расходитесь по суртам! – скомандовал Тюрген. – И не шастайте по ночам: девушек тут нет…

В полном недоумении от происшедшего найманы, ведомые тойоном Чулбу, разошлись по суртам, которые с каждым мгновением казались им все более ненадежным укрытием. Все боялись, что начнется следствие, и причины ночной вылазки станут известны монголам. Тогда они примчатся и порубят всех подряд.

До утра все не спали, а когда солнце поднялось уже высоко и стало припекать, снова приехали три сюна монголов. Подавленных ожиданием найманов вывели на свет и зной. От зноя всех разморило так, что лица многих были усыпаны разбухшими от крови комарами.

– Слушайте все, имеющие уши! Стало известно, что ночью вы, которым оказано высокое доверие, предприняли попытку бунта! Законы наших досточтимых предков суровы… – заговорил один из верховых монголов, и многие узнали в нем старика, возглавлявшего ночную стражу. – Вы совершили предательство, когда наш хан рассчитывал на взаимовыручку и даровал вам волю! Вы уподобились самым вероломным и подлым народам, а ведь мы с вами – один народ и корни нашего дерева переплетены: их питала одна земля, омывали одни дожди! Но горе вам, недостойным доверия своих братьев! – возвысил и без того звонкий, как у юноши, голос старый нукер Тэмучина.

Мертвая тишина последовала за этими словами. Мертвая потому, что веяние самовластной смерти ощутили все понурившиеся найманы. И если в пылу сражения смерть косит слепо и наобум, то здесь она, казалось, неспешно потирала руки и, отослав перед собой страх и ужас раздумий о своем присутствии, наслаждается еще земными муками жертв.

Тогда вышел из толпы и приблизился к гневающемуся старику тойон Чулбу. Он был молод, но знал, что лучше идти навстречу смерти, когда ее неизбежность очевидна.

– Пусть Чингисхан убьет меня, почтенный! – сказал он. – Я подстрекнул людей к мятежу и возглавил восстание. Мое имя Чулбу, должность – тойон… – и он сел на траву, калачиком подложив под себя ноги.

– Я не верю тебе, голобородый! – взвизгнул дознаватель. – Я могу поверить лишь в то, что ты хороший воин, но одна дождинка не делает дождя, а стрела не летит без наконечника!..

И он, тронув поводья застоявшегося коня, пустил его к толпе, обводя ее грозным взором.

Вышли еще двенадцать молодых воинов и молча уселись рядом с Чулбу. Тогда старик подъехал к Тюргену, стоящему во главе своего сюна, и что-то шепнул ему на ухо. Тюрген подъехал к Чулбу с соратниками, оглядел их, словно пересчитывая понуренные головы, и спросил у найманов:

– Они?

– Правда… Они руководили… – послышались голоса.

Тюрген усмехнулся, показывая, что не настолько глуп, как кажется найманам. Потом подъехал к звонкоголосому старику и, в свою очередь, шепнул что-то ему на ухо. Если бы напряженные души найманов могли звучать, то их слышно было бы от Леванта до Китая. Но снова заговорил старик.

– Многие из вас умудрены жизнью и седы! – сказал он, обращаясь к измотанным, как сильная рыба, которую выводит на берег умелый рыбак, найманам. – Как вы могли пойти за этими юнцами! Виновны не они, а вы, годящиеся им в отцы и не сумевшие удержать их, объяснить разницу между подвигом и преступлением! или же вы укрываете истинных виновников и подстрекателей! Чингисхан не отказался от желания составить с вами единый ил, но он не терпит предателей и тех подлых людей, кто сам, оставаясь за спинами других, науськивает их на свершение низости! Кто они? Пусть выйдут сами, чтоб не отягощать своих соплеменников грехом доносительства!

Тихо расступилась толпа, и вышел из нее среднего роста человек. Теребя щепотью правой руки короткую седеющую бородку, а левую заложив за опояску халата, он произнес:

– Я скажу…

– Как твое имя? – спросил Тюрген, прищурив недоверчиво один глаз.

– Меня зовут Холохоем. Эти дети не виноваты, их опутали паутиной лжи и лести, а сделал это Кехсэй-Сабарах, известный всем старец! И сам спрятался в тени мнимой немощности!

– Ложь! Это навет! – зароптали в толпе. – Кехсэй – чист!

– Презренная тварь! – встал на ноги Чулбу-тойон и плюнул под ноги Холохоя. – Всю жизнь ты вздымал на его пути клубы пыли! Годами наушничал и юлил у ханского ложа, а теперь хочешь добить Кехсэй-Сабараха, низкая презренная тварь?!

Холохой затрепетал и согнулся, как под градом камней.

Тюрген сделал знак нукерам, и они приблизились.

– Тебе откуда известно о Кехсэе? – спросил строго Тюрген. – Если ты знаешь правду, значит, и сам имеешь отношение к руководству заговором? Так?!

И по мановению его руки нукеры схватили Холохоя за руки и потащили его, перебирающего поджатыми ногами по воздуху, на расправу. Страх охватил найманов. Сонные и понурые, они не посмели поднять голов, чтоб проследить последний путь Холохоя. Лишь Чулбу-тойон сделал движение в сторону Тюргена, намереваясь сказать что-то и принимая своего ровесника за большого тойона.

– Говори! – кивнул Тюрген. И Чулбу заговорил:

– Послушай меня, воин. Ты знаешь, кто я, я не знаю, кто ты, но оба мы – люди войны. Прежде, чем проститься с жизнью в срединном мире, я хочу проститься со своим конем Акмолом. Разреши мне это – и я легко покину землю!..

– Где же твой конь? – спросил Тюрген. – Приведите его коня!

– Благодарю тебя, благородный воин! – посветлел лицом Чулбу, сложил руки лодочкой и, поднесши их ко рту, прокричал в сторону пасущегося табуна: – Ах-ху-у-у!.. Ху-у-у!

Головы всех оборотились туда, где на воле гуляли кони, и люди увидели, как тревожно поднял морду белый тонконогий жеребец и замер, насторожившись.

– Акмо-о-о-ол! – прокричал Чулбу.

И все увидели, как жеребец прянул из табуна вмах и понесся на зов. Следом старалась черная кобылица, весело наклонив голову и кося глазом, она летела вслед за Акмолом на крыльях любви и молодости. Через малое время толпа расступилась, давая паре проход к Чулбу.

«Убежит!» – глазами говорил Тюргену его пожилой соратник, когда Чулбу вскочил на спину радостно пофыркивающего Акмола.

«Стрела догонит…» – отвечал взглядом Тюрген.

«Пусть хороший воин умрет хорошо…» – согласился старик, заряжая лук и поглядывая то на Тюргена, то на улыбающегося Чулбу.

«Погоди!» – показал Тюрген жестом.

Найманы радовались происходящему так, словно жили последний день и понимали цену каждого мгновения жизни. Они хлопали друг друга по плечам, цокали языками и восхищенно покачивали головами, глядя, как Чулбу вздыбил коня и осадил его, обняв руками за шею и шепча что-то на ухо. Трогать коня с места Чулбу не стал, подтвердив тем самым свой ум и свое благородство в ответ на благородство Тюргена.

Потом нукеры увели Чулбу-тойона и двенадцать юношей.

Монголы, галдя и смеясь, сели на коней и ускакали. Караульные спустились на берег и развели костры с явным намерением готовить пищу.

Нарыв лопнул.

* * *

Чулбу с друзьями отвели к подножию горы, синеющей на расстоянии примерно кес от их лагеря, и надели на ноги каждому деревянные кандалы с железными замками. Кровом их стало подобие шалаша, ложем – охапки вкусно пахнущей травы.

– Ты знал, Чулбу, кто подстрекал?.. – лишь сейчас прозвучал вопрос, который мучил каждого из двенадцати.

– Нет, – ответил он. – Все было сделано так, словно надо перейти реку, а брод знаю только один я. Сейчас понятно, что в случае неудачи мы с вами должны были стать жертвами, как любопытные суслики!.. Монголы все знали еще до начала нашей возни!..

Четыре дня прошло в разговорах о том, что их ждет верная казнь. Все готовы были принять ее с достоинством, граничившим с вялостью и равнодушием ко всему.

На пятый день услышали стук копыт и голоса монголов. Они привезли жалкого Холохоя, который пытался оклеветать Кехсэй-Сабараха. Проковыляв в кандалах к выходу из шалаша, узники увидели, как того спихнули с арбы и волоком подтащили к ним.

53
{"b":"620119","o":1}