Иногда, Марк, потерпев неудачу в жизни, задумывался, для чего вообще все, каков смысл? Ведь, как правило люди увлечены в жизни либо работой, либо детьми. Пьянством в конце концов. Когда становится ясно, что ничего не согревает душу в жизни, кроме как стакан.

В общем – то Марк и выбрал профессию врача, считая это единственным благим делом в жизни. Помочь найти себя людям, в длинных и густых лианах мыслей. Хотя, в некоторые моменты жизни он понимал, что не уверен в том, чего сам хочет. И не уверен, что нашел и принял себя. Осуждая и угрызая перед сном за проступки, которые совершил только лишь потому, что это был он. Что это его сущность.

Внутренние чувства часто выливались в поступки, которые не были эталоном для Марка. После случившегося начиналось столкновение мыслей. Выбор вариантов ответа, или действия, понимая, что время ушло. Этот внутренний голос. Этот указатель, азимут на вершину мысли и действий человека часто заедал его.

В кабинете было сильное напряжение. Хроник продолжал смотреть в окно, а Марк собирался с мыслями.

– Итак, правильно ли я тебя понял Саша..? Ты не хочешь ходить на наши сеансы, потому что не хочешь, что бы я тебе помог стать принятым в социуме людей? Жить как все, иметь работу, семью. Что положение, в котором, ты, сейчас находишься, тебя вполне устраивает. И то, что происходит за окном, тебе просто не нужно?

– Правильно ли я тебя понял. Конечно правильно. Можно я пойду к себе в отделение?

Марк посмотрел на часы, было без пяти одиннадцать. Проскочила мысль о том, что надо бы отпустить его, раз он так хочет, все же психотерапия занятие не принудительное. – Саша, ты, поступил в больницу с симптомами внезапной головной боли, ты назвал это «шумом, приносящим боль». И конечно с приступами эпилепсии. Ты бы смог рассказать об этом? – сказал Марк.

– У вас бывали головные боли, которые сбивали бы вас с ног? – сказал Хроник. – У меня бывали, но сейчас это происходит намного реже. В этом мне помогает больница со своими препаратами. И это не эпилепсия!

– А что же это тогда? – В коридоре послышалась Вера, Хроник и Марк одновременно повернулись в сторону двери. – Наш сеанс подходит к концу. Следующая встреча через неделю. Я очень благодарен тебе за открытость. Надеюсь, что следующие сеансы пройдут также продуктивно, – сказал Марк. В дверь вошла Вера. – Вы закончили?

– Да, Верочка, отведи, пожалуйста, Сашу в отделение, – сказал Марк и повернулся к Хронику, – До свидания, Александр, – Хроник встал и пошел к двери, не говоря ни слова.

Дверь захлопнулась. Марк остался один в кабинете. Посмотрел в окно, где продолжал копаться в огороде местный житель. Откинулся на стуле и вздохнул. – Я надеюсь, что в ближайшее время свалю из этой дыры. – Марк посмотрел на часы и принялся листать историю болезни Васильева.

Анамнез рода… Субъективный… Да… Васильев, Васильев. Что ж с тобой делать? Неужели это было первое и последнее наше занятие. Придется сосредоточиться на Евгении?

Вдруг Марк заметил, что на примятом листке, который был на стороне Саши, были следы ручки. Марк взял лист, на котором плохо разборчивым почерком было написано «Помоги мне».

Решетка закрылась за Хроником. И он снова в метре от любимой курилки, из которой раздавался гул. Саша приоткрыл дверь, вошел, и понял, что его никто не замечает. Все увлечены рассказам молодого бритого парня с татуировкой черепа на левом плече. Его сегодня перевели из смотровой. Хроник, потихоньку зашел, закурил сигарету.

Дневники шизо

– … ограниченность в свабоде меня вывело и я сломал телефон на стене головой, и они действительно разозлились. Они поволили меня лицом в пол и единственное что помню боль в раёне сонной артерии. Я проснулся и папробовал встать. Но я не смог, что – то прековало мои ноги. Снова провал. Проснулся в одиночке лысый, они состригли мой эрокез и тогда я действительно взбесился. У меня пошло много слюны, она капала со рта на холодный пол.

Спустя неделю меня выпустили. Спустя месяц в общаге мне разрешили выдти на прогулку с санитаром, он был один, заборы дыли лиш оптянуты проволкой на высате двух метров. Я не мог этого терпеть. Я дернул за белую рубашку санитара и ударил его в нос своей головой. Рубашка быстро стала алой. Что то во мне сказало, что просто так нельзя лезть через забор. И я вернулся как ни в чем не бывало в корпус. К счастью у стоматолога была открыта дверь, а он с кем – то разговаривал по телефону. Я взял клешни и банку с какойто белой и густой жидкостью и отправился в туалет. Там была в окне старая давно прогнившая венциляционная решотка. Она далась мне сразу и я вылез. И оказался во втором дворе. Мне оставалось их пройти и перелезть через небольшой забор. Открыв банку с белой субстанцией я вылил ее на окно и к счастью неплохо его залил. Окно и часть стены было замазано. Мимо второго окна я прополз. Когда я стал перелазить через забор, я споткнулся на краю и зацепился каленом. Проволка, как острое лезвие по венам! Вошло в мою правую ногу и три ребра. Я не знал куда идти. Помню, что я потерял сознание, а очнулся опять в одиночке. И вот теперь я в вашей дурке. Перевели так сказать.

Курилка разразилась смехом и дикими воплями. Кто то восторженно крутил головой, кто – то дико ржал, кто – то хлопал по плечу лысого.

– Семен, расскажи, как ты бегал, – понеслись выкрики из толпы, – да, Сеня, расскажи, – Семена долго упрашивать не пришлось.

Дневники шизо.

– Как щас помню… Лежу слушаю песенку… потом, сквозь все эти препараты долбаные, встаю и выхожу в коридор. а в глазах двоится. в коридоре стоит бачок с водой на табуретке. я хватаю эту табуретку. бачок с грохотом падает. а там был запасной ход и там сидел санитар. этот санитар, бедолага, ко мне бежит. а у меня в глазах все двоится. я беру табурет, поднимаю и бью со всего размаху по санитару. он – падает. Я подбегаю к запасному ходу, а там двери двойные. и бью со всего маху ногой. двери распахиваются. и я бегу. а на дворе месяц март. а я в такой клетчатой робе больничной. по пояс в снегу. все в тулупах ходят да укутанные в шарфах да в шапках. а я рассекаю по городу. Холодно, блин. Сигарету у мужика стрельнул, он у меня такой: «Ты че в такой одежде?»…А я ему: «Бежал с больнички!» И он мне сразу дал сигарету. Так вот вспоминать – смешно, а в тот момент. менты кругом, сразу звонок из больницы идет. Кругом враги и если что пришлось бы биться на смерть.

Все загудели. Снова обсуждение и смех. Хроник затушил сигарету и вышел из курилки.

– Ну что уродец? Не спалил нас доктору?

– Нет, не спалил.

– Знаем, знаем. Наверно впервые скажу тебе, что ты молодец, сука!

– Давай дадим ему два дня отпуска?

– Два дня? Не до хрена ли?

Хроник закрыл глаза и вздохнул.

– А может сделаем ему бучу на последок?

– Пусть отдыхает. Итак на изжоге весь.

Хроник увидел в конце коридора, как Тура и Заика зашли в столовую.

– О! Ссссмотри Хххроник пппришел!

– Привет, Хроник! Вылечился? – сказал Тура.

– От чего? – сказал Хроник. – Вылечился…

– Я ему так и сказал, что не хочу лечиться, что мне и так хорошо, – сказал Тура, – но он сказал, что по – любому сеансы будут.

– Я тоже ему сказал, что – то в этом роде, – сказал Хроник, садясь с парнями за стол.

– А вдруг он тебе поможет? – сказал Тура.

– Чем он мне поможет? Разве что деньгами? – рассмеялся Хроник. – Да и вообще, не считаю себя больным и нуждающимся в чьей – нибудь помощи.

– Ты в этом уверен, Хроник? А че тебя ломало около раковин, и я видел твои бешенные глаза. Это жесть какая – то. Они цвет меняли. Че с тобой было? Может расскажешь ему? Он вроде не плохой парень, старается, по – крайней мере. Не то, что эти доктора, которым ваще по фиг на нас.