— А ведь по тебе и не скажешь, — тихий смешок диссонансным аккордом бил по натянутым нервам. А взгляд, этот направленный прямиком на него взгляд… Роуг читал в нём столько немого упрёка, что ему становилось действительно стыдно — он сам не знал причины. — Вчера вы так мило беседовали, ты наверняка ей приглянулся. Может, попытаешь счастья, чего тянуть кота за хвост?
— Не говори ерунды, — фыркнул Роуг: этот разговор уже начал порядком раздражать его. Едва ли так он представлял себе сегодняшний день. — Не мне тебе объяснять, как Люси не повезло родиться в подобной семье. Я не хочу ещё больше втягивать её в это дерьмо. Пока она ни к чему непричастна, у неё ещё есть шанс жить нормальной жизнью. Ни рядом со мной, ни с тобой такой возможности не будет.
Как всегда правильный, до зубного скрипа рациональный, спокойный и даже здесь ставящий холодный расчёт превыше собственных чувств — в этом был весь Роуг Чени.
— Ты склонен драматизировать, — на удивление спокойно ответил ему Стинг, в то время как внутри всё полыхало огнём. С каждым новым вдохом, который давался невыносимо тяжело, что-то с удвоенной яростью давило на грудь, бессильным отчаянием давило на рёбра и раздирало горло. — Со своими возможностями ты в любой момент можешь бросить дела и выйти сухим из воды.
— Нет, Стинг, это ты ошибаешься, — он несогласно покачал головой, и на его лице отпечаталось выражение глубочайшей печали, приправленной разочарованием. Руки неспокойно шевелились в карманах, безуспешно пытаясь найти себе занятие и отвлечься от тремора. — У сильных мира сего, — Роуг не смог сдержать ухмылку, — действительно куда больше возможностей. Вот только почему-то все упорно забывают о том, что и цена за ошибку у них соответствующая. К чему эти глупые объяснения, Стинг, посмотри на моё лицо! — прошипел брюнет, приближаясь к нему вплотную и дрожащей ладонью убирая в сторону чёлку. На месте второго глаза широкой тёмной зазубриной тянулся безобразный шрам, берущий начало у переносицы и заканчивающийся у виска. Его искажённое тупой яростью лицо было настолько близко, что Стинг чувствовал, как на кожу тёплым облаком оседает сбитое дыхание. — Меня уже не отпустят, выхода нет. Я лучше сгнию где-то в сточной канаве, чем до конца жизни скрываться по углам как портовая крыса. Мне повезло, что нож соскользнул к виску, а не прошёл лезвием внутрь, иначе я уже давно был бы трупом. Иногда мне самому становится страшно от увиденного. Я урод, ты видишь это?
— Нет, — мягко и на удивление спокойно возразил Стинг и поднял голову, впиваясь пристальным взглядом в лицо напротив. — Я ничего этого не вижу.
Роуг инстинктивно отшатнулся от потянувшейся к нему руки, намеревавшейся то ли поправить ему чёлку, то ли придушить к чёртовой матери, чтобы он уже никуда не смог отсюда уйти.
— Ты всегда был с приветом, а в последнее время так совсем с катушек скатился. Наверное, не стоило мне приезжать. Дай мне знать, когда придёшь в себя, тогда и поговорим.
«Приду в себя? Но ведь со мной всё в порядке. Или же он имел в виду стать таким, как прежде? Тогда у нас уже никогда ничего не будет хорошо».
Стинг с отрезвляющей ясностью вдруг осознал, что если ничего не ответит сейчас, то Роуг попросту уйдёт, и одному богу известно, когда они увидятся в следующий раз. В груди стремительно разрасталось что-то тёмное, душащее и омерзительно склизкое, холодными липкими щупальцами опоясывающее сердце, тянущее его куда-то вниз вместе с внутренностями и всем его существом. Он мог сказать что угодно, но это бы вряд ли изменило отношения между ними или принесло ему хотя бы немного облегчения; он мог постараться удержать его, пусть и силой — но это не заставило бы Роуга полюбить его.
— Какой же ты идиот… Неужели ты в самом деле ничего не понимаешь? — он чувствовал себя как никогда жалко; собственный голос дрожал, а руки невольно сжались в кулаки с такой силой, что суставы будто окаменели. Застыло и время в ожидании ответа, который бы всё равно ничего не изменил — Стинг заранее знал его. Быть может, не дословную комбинацию звуков, но вряд ли бы это изменило скрываемый за ними смысл. Роуг всегда был чертовски наблюдательным и проницательным малым. Он просто не мог не знать.
— Я всё понимаю, но… — брюнет неопределённо пожал плечами и замолчал, стараясь подобрать слова, — мне нечего сказать тебе, прости. Береги себя.
Дверь за ним закрылась с едва слышным щелчком, будто она испытывала неловкость из-за того, что стала невольным свидетелем данного разговора и как-то помешала ему. Невидящим взором разглядывая казавшийся некогда белоснежным потолок, Стинг лишь сейчас заметил, каким болезненно-серым и испещрённым мелкой паутиной трещин он был на самом деле. Всё вокруг трещало по швам, рассыпалось пеплом и постепенно переставало существовать. В тот момент парень был твёрдо уверен, что худший день в его жизни остался позади, но он глубоко заблуждался.
========== V ==========
— Прекрати ёрзать, мне и без того неудобно.
Люси капризно мотнула головой и, откинув за спину растрёпанные волосы, ещё сильнее прижалась бёдрами к упирающемуся в неё сзади Стинга. Она дышала тяжело и часто, пытаясь схватиться влажными ладонями за гладкую поверхность раковины, но глубокие, размеренные толчки не давали ей этого сделать. Мокрый фарфор легко скользил под руками, а хлипкие каблуки с раздражающим скрипом разъезжались на кафеле, делая и без того неудобную позицию девушки ещё более неустойчивой. Парень гортанно зарычал, чувствуя, как теснее сжимается вокруг его члена горячая женская плоть, и немного замедлился, пытаясь оттянуть момент приближающейся разрядки. Он с такой силой стиснул Люси за бёдра, что явственно ощутил немеющее покалывание в кончиках пальцев.
— Не смей останавливаться, — бессвязно прохрипела Хартфилия и откинула голову назад, одаривая брата полным злой похоти взглядом. За те пятнадцать минут, что они закрылись в уборной, в припёртую шваброй дверь не попытался вломиться, казалось, лишь ленивый. И если раньше подобный выбор места для секса вводил в девушку смятение, то теперь она уже едва ли обращала внимание на подобные мелочи. В конце концов, было проще попытаться усадить самолёт в горах, чем бороться с желаниями Стинга — он всегда получал то, чего хотел, чего бы это ему ни стоило.
Он усмехнулся, удобнее перехватывая ладонями округлые бёдра, и сделал очередной, особо медленный и почти мучительный толчок, входя до упора и слегка потёршись лобком о промежность девушки. Кто-то в очередной раз нетерпеливо подёргал дверную ручку — кажется, это был уже семнадцатый раз — Стинг действительно пытался их считать — и Люси вздрогнула от неожиданности, вся сжалась и приглушённо застонала, чувствуя, как от недостатка кислорода темнеет в глазах. Контраст прикосновений холодного влажного фарфора спереди и горячего тела сзади прошибал до мурашек. Люси кожей чувствовала исходящие от брата волны превосходства и лёгкой насмешки, и от этого было уже не спрятаться и не скрыться; её мутный блуждающий взор скользил по стенам, но Стинг умудрялся перехватить его отовсюду и притянуть к себе словно магнитом. Его кривая ухмылка и стеклянный, направленный будто в самую душу взгляд в отражении зеркала находили её везде. Вибрация прохладного воздуха в пересохшем горле, расцветающая пульсацией боль в сбитых локтях и плывущее перед глазами белёсое марево — все ощущения плотным комком срослись в низу живота, в любой момент готовые выплеснуться наружу.
— Хорошая девочка, — на выдохе простонал Стинг, не прекращая толчки. Свободной рукой он задрал закатанное ранее платье и обнажил участок изогнутой спины девушки. В ложбинке впалого, напряжённого позвоночника поблёскивали капельки пота, которые безумно хотелось собрать языком. Парень склонился над Люси, тесно прижимаясь к ней грудью, и, очертив рукой рёбра, сместился к проступающим сквозь одежду соскам, сжимая их пальцами, поигрывая и слегка выкручивая. Холодный пристальный взгляд всё время был неотрывно прикован к зеркалу. Эвклиф не смог сдержать торжествующей ухмылки: зрелище открывалось ещё то.
