— Выше нос! Ну, мистер деловая колбаса, надеюсь, ты сможешь выделить для нас хотя бы немного своего времени? — Где-то над головой прозвучал голос Стинга, и на столик прямо перед ними плавно спланировало два наполненных чем-то стакана. Приготовленный для себя он держал в руке уже наполовину опорожнённый, как-то нездорово ухмыляясь. Он уселся на подлокотник того же кресла, где устроился Роуг, и от нечего делать болтал ногой. Распахнутая кислотно-оранжевая рубашка в гавайском стиле на нём смотрелась до безобразия нелепо и вместе с тем абсолютно непередаваемым образом как-то шла ему.
— Торрес десятилетней выдержки… Мм, потрясающий напиток, — себе под нос произнёс блондин и пригубил содержимое своего стакана, задумчиво взбалтывая остатки. Тёмно-янтарная жидкость красиво искрилась в гранях дорогого хрусталя. — И как только тебе удаётся достать его? Ну, за нас!
Роуг молча взял свой стакан и разом опрокинул в себя его содержимое, даже не поморщившись. Он мог бы рассказать, что Торрес был любимой маркой бренди его покойного отца, который забил такими ящиками до отказа целый погреб ещё в те времена, когда этим напитком вряд ли кого-то можно было удивить. И вот, спустя всего каких-то пять лет в их районе он стал настоящим раритетом, который теперь и днём с огнём не сыщешь. Пусть и говорили, что у крепкого алкоголя нет срока годности, этот всё же чем-то неуловимо отличался на вкус — его горечь была более терпкой и стойкой, не проходящей вплоть до очередного глотка. Быть может, действительно испортился, пожал плечами Роуг, делая для себя отметку, дабы напомнить прислуге о проведении ревизии в погребе с алкоголем.
Люси подобные напитки никогда не любила, однако отбиваться от компании не хотела и потому взяла оставшийся стакан, осторожно пригубив его содержимое. На вкус крепкий алкоголь для неё весь был одинаковый, однако разлившееся по всему телу обжигающее тепло подействовало на девушку приободряюще, заставив пусть и не сразу, но всё же выпить предложенную ей порцию.
— Ещё? — участливо поинтересовался Стинг, уже держа в руке неизвестно откуда взявшуюся бутылку с алкоголем.
— Да… здесь… становится жарко, — едва ворочая языком произнесла она, скидывая с себя плед, и оттянула ворот тонкой футболки. Блондин участливо склонился над ней, подливая ещё бренди всем в стаканы.
— Ничего, сейчас тебе станет лучше, — прошептал он, и в его стеклянных глазах с расширенными зрачками Люси увидела собственное искажённое похотью отражение.
========== X ==========
Всё тело в считаные секунды налилось непосильной тяжестью, и, прежде, чем Люси успела приподнять свинцовые веки, её уже вжали в кресло. Она дёрнулась, безуспешно трепыхнулась в чудовищной по своей силе хватке и безвольно откинула назад голову — большего ей сейчас не позволили. Сквозь выступившие слёзы девушка не увидела — скорее угадала по силуэту — склонившегося над ней Стинга.
— Подчинись мне.
Его вкрадчивый, полусвистящий шёпот плотной глухой завесой ложился на уши, вытесняя собой все остальные звуки. Только сбитое, будто выжидающее чего-то дыхание обжигало лицо, и Люси, игнорируя нарастающую, опоясывающую в районе локтей боль, подалась вперёд и едва уловимо коснулась сухих горячих губ своими. Где-то под рёбрами грузно заворочался клубок чего-то отвратительно трепещущего, заставляя все внутренности сжаться в предвкушении неизведанного. Она чувствовала: сегодня всё будет совершенно не так, как обычно, и вероятность того, что итог может быть совсем не таким, как она рассчитывала, распалял разгорающееся в груди пламя с ещё большей силой.
Его пальцы проворно забрались под футболку, огладив поджатый в напряжении живот, скользнули ниже и поддели резинку нижнего белья. Расфокусированным взглядом Стинг скользнул выше и дольше обычного принялся рассматривать сестру. То ли в этот раз он слегка переборщил с дозой, то ли Люси сегодня действительно была притягательна как никогда раньше. Её блестящее от выступившей испарины лицо не просто сияло в лучах заглянувшего в комнату солнца — оно словно светилось изнутри. Все черты её были преисполнены такой пленительной смесью блаженного спокойствия и волнительного напряжения, что мужчина невольно поймал себя на мысли, что любуется ею. Она вся трепетала, глупышка, и уже от такой незатейливой ласки была готова выпрыгнуть из трусов при первом его щелчке.
Какая нелепость, вовремя осадил себя Стинг, и наваждение растаяло подобно туману. Едва не забыл, что упускает зрелище куда более занятное — то, что скрывается за его спиной. Он вскочил с места как ошпаренный, при этом едва не опрокинув стол, и истерично хохотнул. Сейчас казалось, что каждая клеточка его тела буквально захлёбывается возбуждающим торжеством. Сердце неистово колотилось где-то у глотки, а кровь бешено шумела в висках, с каждым мгновением всё больше насыщая тело гормонами. Он боялся лишь одного — поддаться собственной слабости и взглянуть на Роуга раньше положенного и тем самым похерить всю эстетику момента на корню. Стинг до рези в глазах зажмурился, глубоко вдохнул и медленно посчитал до десяти — получилось не с первого раза. Под веками сотнями фейерверков вспыхнули радужные зернистые точки, будто мир вокруг был ничем иным, как низкосортной кислотной стереокартинкой. Стояк уже ощутимо давил сквозь плотную ткань брюк.
— Ведь это и есть то, чего ты так хотел? — Собственный голос казался неразборчивой кашей из звуков. Ощущение сопротивления воздуха в ответ на малейшее движение тоже было для него в новинку. Наркота и в самом деле попалась отменная. Люси, судя по блаженной улыбке, тоже сейчас мерещились летающие над ней херувимы. Стинг вслепую зарылся пятернёй в её волосы и, намотав их на кулак, оттянул назад. Та сдавленно пискнула, но больше никакого сопротивления оказывать не стала. Вот, теперь напоминает дохлую рыбу, внутренне хохотнул он и для большего сходства свободной рукой стиснул её за скулы. — Так вот же оно. Прошу, кушать подано. Приятного аппетита.
Вот он, момент истины, ради которого он и заварил всё это дерьмо. Стоил ли результат потраченных усилий?
Стинг улыбнулся совсем уж невинно, будто не имел ни малейшего понятия о собственных мыслях, и обернулся. И в следующий миг не сдержался и присвистнул, кажется, в голос. Он словно вновь почувствовал себя ребёнком, который рассчитывал хотя бы не остаться без подарка на Рождество, а в итоге получил огромную железную дорогу. Он буквально чувствовал, как, неестественно двигаясь, расширяются его зрачки, поглощая всё больше света. Впитывая в себя, намертво вбивая в сетчатку то, что сейчас открылось его глазам.
Он именно таким и приходил к нему одинокими холодными ночами во снах — обманчиво расслабленным, скрывающим глубоко внутри вот-вот готовую разорваться нить терпеливости. Его выдавало дыхание: Роуг никак не мог совладать с ним, дыша то тяжело и загнанно, то практически замирая. А ещё чётко было видно, что у него дрожат руки. В нём всё было прекрасно: взгляд тягучий и похотливый, непривычный свежий румянец, едва пробивающийся сквозь бледноту кожи, едва заметная капелька пота, скользнувшая по виску и спрятавшаяся в волосах. Чем не подарок, перевязанный атласной лентой? Достаточно лёгкой, чтобы разорвать собственноручно, и мягкой для того, чтобы подобного желания не возникло.
Это было именно то, что Стинг всегда мечтал увидеть — то, что по определению не могло быть адресовано ему. Только такой сентиментальный придурок как Роуг мог впасть в уныние от безответных чувств и бесконечно копаться в ворохе мыслей в поиске причин, почему тому, чего он так жаждал, никогда не бывать. Такие, как Стинг, всегда искали возможности, и сейчас главная из них сидела прямо перед ним. Она и была той самой лентой — досадной, мешающей, но необходимой. Посредником, если можно так выразиться, основой всего. Сейчас без неё было нельзя.
Люси, хорошая девочка, быстро поймала настроение и сама поманила его к себе. Её глаза как омуты беспросветной тьмы тянули на самое дно — чем глубже опустишься, тем больше будет затягивать, уже не выберешься. Пара отточенных движений, несколько хитростей — и ощущение реальности тает, как последний снег под полуденным солнцепёком. Роуг на маленькую невинную провокацию с её стороны повёлся сразу: подскочил, будто щенок, разве что хвостом не вилял и язык от радости не высовывал. Ткнулся носом куда-то ей в шею, жадно вдыхая сладковато-пряный аромат кожи, и едва не коснулся губами, но девушка резко отстранилась, упираясь выставленными вперёд ладонями ему в грудь. Усмехнулась с издёвкой, пристальным взглядом впиваясь в лицо мужчины напротив, небрежно облизала пересохшие губы и медленно, с расстановкой сказала:
