– Доброе утро, чем обязан? – поинтересовался Чет, не отводя глаз от еды.

– Доброе, – скромно потупилась незваная, а вернее присланная небесами гостья. – Я вот тут подумала, что было бы неплохо… – она не закончила фразу, но Чет суть понял и решил, что девицу послал падре.

– Передай падре Герману от меня спасибо.

– Падре Герману? – Белка испуганно вздрогнула. Кофе плеснул из турки бурой волной. – Да я… в общем… я хотела поговорить с вами лично.

– Валяй, – непонимающе пожал плечами Чет и потянулся к омлету. На голодный желудок происходящее казалось слишком непонятным и туманным. Возможно, на сытый все изменится – по крайней мере станет яснее. – Давай, рассказывай и не стесняйся. Все свои.

– Понимаете, – сконфузилась от такой прямоты Белка, – я хотела поговорить с вами о ваших коллегах.

– О тех, что остались в Башне Порядка?

– Нет, о тех, что в Ланьей Тиши, – почти шепотом произнесла девушка. Ее откровение вызвало у Чета лишь ухмылку, еще не сытую, но близкую к тому.

– Все они лежат на дне колодца.

– Не все. Я видела одного из них. Он подходил к моему дому.

– Прямо так и подходил? – Ныряльщик вопросительно приподнял бровь, застыл на несколько секунд, размышляя. В Четовой голове все сложилось быстро: Ланья Тишь кишит призраками, и, верно, в их дружную компанию затесался кто-то из Ныряльщиков. Странно конечно. Все это происки тьмы, от которых должна защищать «сотрудников» Света специальная печать. Хотя, какая, к инкубу, печать? Это же Ланья Глушь, а здесь все не как у людей.

– Да. И сегодня, думаю, тоже придет.

Белка кивнула, томно прикрыла глаза, и лицо ее при этом стало мечтательным и отрешенным. Чет тоже кивнул. С сомнением. Странная девица, жалуется на призрака, а сама будто и рада, что тот к ней явился.

– Тогда и я зайду, – успокоил собеседницу, продолжив трапезу.

Надо заметить, что пищу он вкушал не один. Вафля получила свой выжатый «притираниями» кусок мяса с костью и теперь неподобающе бодро грызла его в углу, иногда по привычке приговаривая неотъемлемое кошачье «мало-мало».

– Смотри, зубы не поломай, – урезонил старуху Чет, но та его, конечно, не услышала.

Белка ушла.

Закончить с завтраком Чету не дали. Посреди кухни заклубилось, заискрилось, и вскоре там возникла госпожа Пинки-Роуз с Магдаленой на руках, встревоженная и крайне недовольная.

– Что вы себе позволяете, молодой человек? – строго отчитала Чета. – Может, я и позволила вам погостить, но таскать сюда своих мерзких дружков совершенно не позволяла!

– Каких еще дружков? – не понял Ныряльщик, на что призрачная хозяйка строго указа ему на дверь.

– Якшаться с какими-то призраками, это просто неприлично!

– Так вы, тетушка, вроде как и сами… – рискнул подколоть ее Чет, за что тут же получил заслуженную порцию упреков и несогласия.

– Даже не смей меня с кем-то там сравнивать! Я благопристойная вдова, пусть и мертвая… совсем немного, а там… – она задохнулась от гнева и трагически прикрыла глаза. – Безобразие! Форменное безобразие! Распутство и стыд.

– Ладно, заинтриговали. Сейчас я взгляну на это ваше распутство, – пожал плечами Чет и двинулся к входной двери. Как только ее открыл, в лицо ему полетел знакомый булыжник. В этот раз парень ловко увернулся. – Папа, вы опять в меня кидаетесь? Что на этот раз?

– Будто не знаешь, мерзкий святоша! Я предупреждал, чтоб ты даже не дышал возле моей дочери.

– Эта тоже ваша? – уточнил Чет. – Сколько их всего?

– Три. У меня три дочери.

За открытой настежь дверью поднялся и опал вихрь из камней. В центре его во всю мощь развернулся демонический призрак, выдохнул клубы пара, гневно сверкнул глазами и захлестал себе по ногам длинным хвостом.

– Точно три? Советую повесить на них ярлыки – «собственность сбрендившего папаши-многоженца». Матушки-то у ваших милых дочек разные, а Святая Церковь этого не одобряет, – злобно прищурившись, моментально нахамил призраку Чет.

Инкуб побагровел еще сильнее, чем был. Хвост его заметался по сторонам еще быстрее, глаза налились кровью, а пышущий из ноздрей пар сменился языками пламени. В гневе демон был впечатляюще красив (инкуб есть инкуб) и также впечатляюще беспомощен.

Нечисть не может преодолеть порог дома без приглашения, а Чет, как назло, стоял за этой самой разделительной чертой. Конечно, оскорбленный наглецом «заботливый» отец мог кинуться очередным камушком, но этого, безусловно, было мало для достойного наказания бессовестного оскорбителя.

– Дрянной, мерзопакостный, трусливый щенок! – выдал, наконец, демон и грозно глянул на порог. – Выходи, если считаешь себя мужчиной, а не трусливым зайцем!

В принципе, Чет был стоек к большинству разного рода колкостей и оскорблений, но обвинения в трусости – исключение. Никто, никогда и нигде не смел обзывать Чета Зетту трусом! Именно поэтому, грозно сплюнув под ноги разгоряченному инкубьему призраку, Ныряльщик решительно переступил порог.

– Вы, папа, меня лучше не злите! – угрожающе скрипнул зубами и зажег на ладони боевую Печать. – Я вам тут хамство терпеть не нанимался.

Чет еще много чего планировал сказать неугомонному инкубу, но в диалог, вот-вот готовый перерасти в сражение, своевременно вмешалась госпожа Пинки-Роуз. Отчаянно взвизгнув, она нервно встряхнулась и заявила повышенным тоном:

– А ну прекратить! Прекратить, говорю! А то…

– Что «а то»? – скептически бросил через плечо Чет.

– Собаку спущу!

– Ясно все, – Ныряльщик медленно развернулся, так, чтобы иметь возможность созерцать обоих призраков сразу. – Тетушка, папа, вы тут сами уж как-нибудь разберитесь. И вообще, – он сурово глянул в глаза инкубу, заставив того отвести взгляд, – следили бы лучше за своими дочками. К одной, вон, призраки по ночам подкатывают, а вы все в меня кирпичами целите. Нашли крайнего!

– Так не призрак то, бывший твой коллега, а нынче и вовсе упырь! – нервно дернул губой инкуб, показывая Чету острые клыки.

– Болтайте больше – упырь, – недоверчиво махнул рукой Ныряльщик. – Чтоб упырем стать, надо сперва из колодца выбраться, а это невозможно.

– Ах ты упрямый, мерзкий святоша… Еще помянешь мои слова… – растаяло в воздухе. Сил у инкуба и на этот раз хватило ненадолго.

Дождавшись, когда агрессивный «родственник» исчезнет окончательно, Чет вопросительно переглянулся с госпожой Пинки-Роуз.

– У вас тут всегда так весело?

– Ничего веселого не вижу, – погрозила пальцем та. – Ваша избыточная веселость тут совершенно неуместна, юноша.

– Всплакнуть предлагаете?

– Нечего ерничать, молодой человек. И порог лучше обратно переступите от греха.

Чет не стал спорить, переступил, после чего настойчиво потребовал объяснений.

– Может, расскажите все-таки, что происходит в вашем захолустье? Слишком уж много неадекватных привидений здесь водится. Давайте, выкладывайте все как есть.

– Не могу, – худощавая фигура хозяйки дома резко качнулась на искристом облачке, что выбивалось из-под подола ее платья. – Не хочу и не могу.

– Так не пойдет, тетушка. Рассказать придется, – двинулся на нее Чет, даже руками попытался ухватить, забыв, что поступать так с призраками неразумно и бесполезно.

– Хам, грубиян! – истошно вскрикнула госпожа Пинки-Роуз, поспешно растворяясь в воздухе. – Спроси у рыбы в озере да у волка в лесу. Им виднее.

***

Белка ждала вечера с трепетом. Она снова все перемыла и переубирала, но привычного успокоения это не принесло.

Когда вечерняя заря алой каймой оторочила гребень дальнего леса, Белка сердцем почувствовала приближение возлюбленного. Затаив дыхание, она отворила дверь и прислушалась. В спальне мирно посапывала матушка. Сытный ужин сказался на ней благотворно.

Ступенька, еще ступенька. На дворе сумрачно и тихо. Даже куры не кудахчут. Только шлепает губами коза, пьет воду, но вскоре и этот звук пропадает. Заря совсем опала, стала тонкой и едва заметной. Солнце утянуло ее за горизонт, уступив владения серебристому лунному полумраку.