– Пришла Кадерметова.

– Минутку подождите, – повернулся потом к Загиде и положил трубку.

Действительно, долго ждать не пришлось, наверху широкой дубовой лестницы, покрытой красной дорожкой с зелёными краями, появился стройный молодой человек в сером костюме.

– Уже пришли? – широко улыбнулся он, как будто её только и ждал. – Здравствуйте. Поднимайтесь.

При виде такого радушия сомнения и тревоги улетучились, и Загида смело зашагала по ступенькам вверх.

Коридор второго этажа был широк и высок, стены наполовину обшиты коричневыми дубовыми панелями, пол покрыт такой же дорожкой, как и лестница. Всё чисто, добротно, но что-то гнетущее витало в воздухе.

– Токтогулов сказал, что скоро сам придёт, – сказала Загида, торопливо семеня за крупно шагающим мужчиной.

– Да-да, он звонил, предупредил.

– Он сказал, чтоб я заняла очередь к подполковнику Гаскарову…

Тут мужчина, не убавляя шага, повернул голову и бросил на неё косой взгляд.

– Да-да… Подполковник… Но я уже занял очередь… Что вам там томиться.

И он открыл высокую дубовую дверь.

– Давайте лучше подождём Токтогулова здесь. Пожалуйста, проходите. Располагайтесь поудобнее. – Он указал рукой на один из стульев возле стола. – Вы не очень торопитесь?

– Раз уж пришла, придётся потерпеть.

– Терпение – это замечательное качество, – улыбнулся мужчина. Прошёл за стол и сел. Загида села тоже.

– Вы, наверное, учитесь? – начал беседу мужчина. Улыбка не сходила с его чисто выбритого лица.

Загида же оставалась серьёзной, отвечала на его вопросы сухо. Да, учится, да, начинается сессия… И стипендию получает… Мужчина задавал вопросы как бы с живым интересом, но чувствовалось, что он просто тянет время. Раза два он, отвернувшись, даже зевнул.

Наконец он встал, вышел из-за стола.

– Вы посидите тут, я на минутку.

Дверь за ним закрылась бесшумно. В комнате установилась гнетущая тишина. Время как будто остановилось. Только солнечные лучи, проникающие между наполовину задёрнутыми тяжёлыми коричневыми шторами, как бы блекли, в углах притаилась тень.

Вот, наконец, дверь открылась. Появилась женщина с грубым лицом, мужиковатого вида. Коротко стриженные волосы придавлены беретом, гимнастёрка и чёрная юбка обтягивают плотную фигуру, на ногах сапоги.

– Кадерметова? – спросила она не здороваясь.

– Да… Это я…

– На выход! – скомандовала женщина.

– Что?!

– Говорят тебе: выходи из комнаты. Портфель твой? Возьми с собой!

Выйдя в коридор, Загида повернула было направо к выходу, но прозвучала команда:

– Налево!

Загида остановилась.

– Шагай налево!

Загида, подчиняясь командам: «Налево! Вниз! Направо!» – довольно долго шла по коридорам и лестницам невольно в такт шагам, раздающимся сзади неё. Чем дальше шла, тем коридоры казались неприглядней, стены обшарпанней, полы грязнее. Затем по краям лестниц появились решётки.

Женщина завела Загиду в тесную комнату без окон. Из мебели была там одна скамья вдоль стены.

– Раздевайся?

– Как?! Зачем?!

– Раздевайся, говорят тебе? Глухая, что ли?

– Что это? Арестовываете, что ли, меня? Позовите Токтогулова?

– Надо будет, позовут.

– А ордер? Без ордера нельзя арестовывать!

– Будет тебе и ордер, и всё остальное. Сними платье!

И женщина грубо дёрнула её за рукав. Загиду охватил ужас. Спасаясь от омерзительных прикосновений, она приподняла подол.

– Всё снимай! Спиной повернись! Расставь ноги! Что застыла? Шевелись! Наклонись вперёд! Ниже, ниже!

Женщина ткнула в её обнажённую спину пальцем, словно гвоздём.

…После обыска Загиду отвели куда-то ещё ниже, в камеру. При виде забранного пыльной железной решёткой окошка, под самым потолком двухэтажных нар, на которых сидели женщины с мрачными лицами, она почувствовала себя как в дурном сне. Спёртый воздух грязной тряпкой перекрыл горло.

Она была дитя природы, сызмальства привыкшая бегать по широким лугам, плавать в чистой реке, дышать сладким запахом садов, обводить взглядом широкие горизонты. Душа и тело её не могли вытерпеть такую тесноту. Ужас охватил её. Казалось, что, если сейчас не откроют дверь, она умрёт.

Она стала колотить кулаками в железную дверь:

– Откройте! Выпустите меня! Это ошибка! Я ни в чём не виновата! Позовите Токтогулова!

– Не дури! – сказала ей одна из женщин. – Все мы такие же. Тут виноватых нету.

– Смотри, совсем молоденькая! – сказала другая.

– Ничего, тут быстро созреет!

Кто-то подошёл и обнял Загиду за плечи:

– Не надо так колотить, руки повредишь. Идём-ка, сядь вот сюда. Сейчас же вечер. Нужный тебе человек наверняка уже домой ушёл. Даст Бог, завтра придёт на работу. Потерпи. Утро вечера мудренее.

– Послезавтра зачёт. Мне надо готовиться… – затряслась Загида в рыданиях.

Женщины засмеялись.

– Смотри, студенточку к нам привели! И портфель у неё толстый!

– Тут уж тебе, сестрёночка, придётся держать экзамены по другим наукам, – сказала одна назидательно. – Готовься к ним…

…Весь следующий день Загида провела на ногах, возле окошечка в двери. Услышав шаги в коридоре, прилипала ухом к холодному железу. Дверь несколько раз открывалась, приносили какую-то еду, питьё, кого-то вызывали, но фамилию «Кадерметова» никто не называл.

Затем наступили выходные… И понедельник прошёл, и вторник… Загида совсем затихла. Она уже не кричит, не требует, только с мольбой смотрит на надзирательниц, но ответ один:

– Надо будет – вызовут!

Она опять обводила безумным взглядом сокамерниц и твердила:

– Я не виновата… За что меня здесь держат? Зачёт не сдала…

– Истинно сказано, от сумы да от тюрьмы не зарекайся, – сказала пожилая женщина. – Тут, почитай, половина сидит без всякой вины.

– Больше, больше…

В камере, рассчитанной на шесть человек, сидело девять женщин. Их разговоры и жалобные рассказы стали достигать ушей Загиды. Одна привозила из Чувашии дрожжи, двое возили из Москвы одежду-обувь и здесь продавали. Их поймали и будут судить за спекуляцию. Есть воровка и даже убийца: пырнула в драке пьяного мужа ножом.

У всех нарушение закона налицо. А Загида-то тут за что? Должна же быть какая-то зацепка! Вспомнила своё выступление на собрании в защиту Тауфика, свои стихи, попытку послать коллективное письмо в Верховный Совет… И в самую душу её ворвался ледяной ветер тридцать седьмого года. Если уж человека за дрожжи судят, то за такие дела точно посадят…

Но откуда Токтогулов узнал про неё? Кто ему сказал? Что с ней теперь будет?

Что было с матерью Муртазы в заключении?

В бумагах из «Дела» не было ответа на этот вопрос. В протоколах допроса, написанного следователем Сидоровым, написано всё о том же Тауфике Гарипове, о коллективном письме в Москву.

Надо найти этого Сидорова и тех, кого в те дни судьба свела с задержанной Кадерметовой. И попытаться разузнать у них то, что не вошло в «Дело». Но где их искать и как найти?

Помогла опять Илюса.

– Ты сначала поговори с доктором, – сказала она. – Они человечны, отзывчивы. Как, ты сказал, фамилия?

– Гельмс.

– Это очень хорошо.

– Чего хорошего?

– Фамилия редкая. Папа быстро найдёт.

И правда, через день адрес Э. Б. Гельмс был уже у Муртазы в руках. Оказалось, это женщина – Эльза Бруновна. Из поволжских немцев. Живёт в центре города, в одном из расположенных на возвышении старинных, когда-то аристократических, теперь уже обветшалых домов, сокрытых за высокими деревьями.

Дверь квартиры открыла полная пожилая женщина с собранными в узел на затылке седыми волосами. Лицо её было в глубоких морщинах, над верхней губой – рыжие волосинки.

После того как поздоровались, она на несколько мгновений застыла, вглядываясь в его лицо внимательными серыми глазами.

– Бадретдинов из редакции звонил мне, попросил рассказать тебе о Кадерметовой всё, что знаю. Вот теперь я её ясно вспомнила, – сказала, глубоко вздохнув. – Ты похож на мать. Отчество твоё Виленович, а фамилия Канчуров. Ведь так?