Когда государственный секретарь Соединенных Штатов Генри Киссинджер заговорил о том, что формула «мир в обмен на территории» вполне разумна, Голда Меир мрачно ответила ему:

– Как я пойду к людям и объясню им все это? Неужели я должна им сказать: была война, затем другая война, мы потеряли много людей раненными и убитыми, но это ничего не значит, и теперь мы должны отдать территории, потому что арабы говорят, что это их земли?.. Я никогда не соглашусь, что между теми, кто нападает, и теми, на кого нападают, нет никакой разницы… Если мы на это пойдем, если наши соседи увидят, что можно воевать, не боясь ничего потерять, мы только поощрим их на агрессию.

«Ее словно высеченное из камня лицо, – писал Генри Киссинджер, – свидетельствовало о судьбе народа, которому довелось слишком хорошо познать потенциальные возможности бесчеловечности. Ее настороженный взгляд ясно говорил о том, что она не допускает и мысли, что те, кем она руководит, без борьбы согласятся на ту же судьбу.

Саркастическое временами выражение ее лица никогда не скрывало печали, ибо она воспринимала гибель каждого израильского солдата как потерю члена собственной семьи».

Голда Меир, уйдя из политики, написала воспоминания:

«Никто из моих многочисленных родственников не остался в живых после Второй мировой войны, но они живы в моей памяти. Я вижу, как они все сидят вокруг кухонного стола, пьют чай из стаканов, и, если суббота или праздник, – поют, целыми часами поют, и нежные голоса моих родителей выделяются на общем фоне».

Женщина, которая рискует всерьез заняться большой политикой, производит сильное впечатление. Особенно на Востоке. Особенно, когда речь о красивой женщине и многодетной матери, которая была лицом демократических надежд своей страны – с той минуты, как повесили ее отца, и до самой ее собственной смерти 27 декабря 2007 года.

Друзья предостерегали Беназир Бхутто от возвращения на родину, в Пакистан, где исламский терроризм на подъеме. 18 октября 2007 года, когда толпы восторженно приветствовали ее возвращение в родной город Карачи, взорвались две бомбы. Тогда она уцелела, но погибли сто сорок человек. Она жаловалась, что почему-то не сработали установленные полицией устройства, подавляющие радиосигналы, которыми подрывают взрывной заряд.

И в тот роковой день, 27 декабря, ее тоже охраняла полиция, но убийца-смертник сумел очень близко подобраться к ней. Он сначала дважды ранил ее, а потом подорвал себя вместе с окружающими. Погибли двадцать пять человек. Ее отвезли в больницу. Она скончалась от ран на операционном столе.

Она восемь лет провела в изгнании, потому что дома ее обещали засадить в тюрьму на многие годы. Зачем же она все-таки вернулась?

Как будто бы самая влиятельная в мире женщина – государственный секретарь Соединенных Штатов Кондолиза Райс попросила Беназир Бхутто во имя спасения страны как-то поладить с президентом генералом Первезом Мушаррафом, а самого Мушаррафа просила не трогать Бхутто.

С возвращением Беназир Бхутто связывались надежды на восстановление в Пакистане нормальной жизни. План, по-видимому, был такой: генерал Мушарраф остается президентом, потому что для Соединенных Штатов он – символ стабильности Пакистана, а Бхутто становится премьер-министром.

Когда-то журналисты спрашивали Беназир Бхутто, хотела бы она, чтобы ее сын занимался политикой.

– Никогда! – резко ответила она. – Никогда. Политика в Пакистане – слишком опасное дело.

Ее лишали должности, сажали под арест, отправляли в ссылку. Но всякий раз можно было сказать точно: Беназир Бхутто вернется в политику. Ее обвиняли в оппортунизме, приспособленчестве и беспринципности, но она считала, что исполняет миссию, которая ей досталась по наследству. Миссия состояла в том, чтобы отомстить за отца, заняв его место хозяина страны.

Она твердо верила в свою миссию, и это было источником ее внутренней силы. Ее мужество и решительность сомнений не вызывали. Ее не остановили суд и унижения. Проигрыш на выборах тем более бы не остановил. Ее смог остановить только убийца.

У нее была яркая жизнь – политические триумфы и семейные трагедии, обвинения в коррупции и деспотизме. Долгие годы она была единственным действительно популярным лидером страны. Дважды становилась премьер-министром. И дважды лишалась должности, обвиненная в коррупции и некомпетентности. После многих лет вынужденной эмиграции она намеревалась вернуться в политику, что, возможно, в третий раз сделало бы ее премьер-министром. Ее по-прежнему встречали восторженные толпы, хотя пакистанские толпы производят обманчивое впечатление. Многие приходили посмотреть на знаменитую женщину просто из любопытства.

Она даже в интервью на личные темы не впускала журналистов в свой внутренний мир. Она не рассказывала, а произносила политические декларации. Она не хотела говорить о размерах своего состояния, об убийстве брата, о муже, которого посадили в тюрьму. Она была очень зла на него, но по-прежнему любила.

Она была очень одинока. Брат стал ей врагом, мать отвернулась от нее.

В семействе Бхутто мужчинам не везет. Один повешен, второй застрелен, третий отравлен. Подобно семейству Кеннеди или Ганди в Индии, клан Бхутто словно притягивает к себя несчастья. Но это вовсе не отбило у Беназир стремления добиваться власти.

Борьба этой женщины за власть – парадокс для исламского Пакистана, где женщин не очень-то пускают в политику. Еще недавно мало кто из женщин рисковал просто отправиться на избирательный участок и проголосовать. Исламские священнослужители предупреждали, что им не следует этого делать. В пакистанском суде слово женщины значит меньше слова мужчины, и практически невозможно доказать обвинение в изнасиловании.

Но Беназир Бхутто побеждала на выборах, потому что пакистанские мужчины охотно голосовали за привлекательную женщину. Уже в бытность премьер-министром, то есть в сорок с лишним лет, она оставалась красивой и обаятельной. Поговаривали, что половина парламента тайно в нее влюблена. Когда с ней заговаривали на эту тему, она высокомерно отвечала:

– Никто еще не пробовал флиртовать с мной.

Беназир Бхутто вела себя не как премьер-министр, а скорее как королева. Впрочем, она не всегда была такой высокомерной и властной.

Она принадлежала к фантастически богатой элите, которая отправляет детей учиться за границу, отдыхает на лучших курортах мира и раскатывает на дорогих спортивных автомобилях. Беназир Бхутто чувствовала себя своей среди генералов, которые, между прочим, держат в руках значительную часть экономики страны.

Беназир родилась 21 июня 1953 года в семье одного из крупнейших землевладельцев Пакистана. Ее отец Зульфикар Али Бхутто владел чуть ли не целой провинцией. Он был умелым оратором. Свое положение и деньги инвестировал в политику, сделал большую карьеру и в конце концов стал главой государства.

«Когда летом мы жили в горном дачном поселке в Марри, – вспоминал советский посол в Пакистане Михаил Степанович Капица, – там же жил с женой и Бхутто. Прогуливаясь с дочуркой, он любил заходить к нам на дачу, чтобы пропустить пару рюмок под икру, побеседовать. Беназир предпочитала конфеты «Мишка». Будущий премьер-министр Пакистана напоминала тогда высокое стройное деревце».

Ее ждала тихая и комфортная жизнь. Но в 1977 году ее отца сверг генерал Мухаммед Зия-уль-Хак. Генерал лишил своего предшественника не только должности и свободы, посадив за решетку, но и жизни: бывшего премьер– министра Зульфикара Али Бхутто приговорили к смертной казни через повешение.

Многие мировые лидеры просили генерала помиловать Бхутто. Дважды такое обращение отправляли в Исламабад и от имени Леонида Ильича Брежнева. Но Зия– уль-Хак, человек жестокий и мстительный, отверг просьбы о помиловании.

На этом счастливая юность Беназир Бхутто закончилась. Ее отец вел себя с большим достоинством, зная, что смерть неминуема. Она приходила к нему в тюрьму. В ночь перед казнью отец сказал, что она должна продолжить его дело. Это было тяжкое наследство, с которым она шла по жизни.