– Супер! – похвалил задумку Алёша.

Невольно я усмехнулся. Животрепещущее творческое начало в прежних моих подопечных отнюдь не угасло. Напротив, оно разгорелось.

– Господи, да где угодно снимать можно! – говорил торжествующий Василий. – У меня в библиотеке знакомая чувырла работает, я раза три её трахнул, когда зимой от Тамарки уходил. Я могу с ней договориться, чтоб в обед она читальный зал на ключ закрыла, и сняться можно между стеллажей с книгами.

– Неплохо, – одобрила Танечка.

– Но я хотел сказать про другое, – сказал юный Кладезев. – Мы – свободные люди великой страны, мы делаем то, что нам нравится, а вы, если хотите, нас по двести сорок второй статье ука эреф привлекайте! А если не можете, если не работает ваша двести сорок вторая, или ваша правоприменительная практика хромает на обе ноги, тогда отвалите от нас далеко и надолго, а лучше даже навсегда! А мы взамен обязуемся ваших детей от нас ограждать, ведь мы же не уроды какие-то, как Сашка говорит!

– Хорошо излагаешь, Василий! – молвила Танечка. – Я бы так не сумела.

– Да, Васенька, – согласился с ней я. – Ты за время сие существо предмета изрядно освоил.

– Да мы, Савва Иванович, если серьёзно возьмёмся, так непременно произведём какую-нибудь молодую революцию, ну, там или половой переворот! – горделиво сказал юноша.

– Ну, так что, Савва Иванович, – молвила Сашенька Бийская, – вы согласны?

– С ответным ударом?

– Быть с нами вместе.

– Пойдёмте, – ответствовал я. – Темно уж повсюду.

Мы помолчали. Двинулись обратной дорогой.

– Савва Иванович, вы меня любите? – вдруг звонко молвил Василий.

– Ох, ты ж демагог-то какой! – я рассмеялся. – Ты же сам знаешь ответ.

– А если так, то вы с нами просто обязаны быть!

– Это ещё почему?

– А потому что без вас я непременно стану бандитом, – ответил мне Васенька. – У меня уж к тому и завязки всякие есть, и вообще – дорожка прямая. И потом полягу костьми в какой-то подворотне угрюмой!.. – мелодраматично присовокупил он.

– А со мной?

– А с вами стану, глядишь, бизнесменом.

– Из тебя бизнесмен может выйти, Василий, – согласился с юношей я. – У тебя быстрый ум, хватка, характер!

– И знакомства кой-какие имеются, – ответствовал тот.

Небосвод, полный всяческой зодиакальности и прочих россыпей, был уж тёмен. Валентина встречала нас одетая возле калитки. Дом её на взлызе – ещё издали, заметив меня, крикнула:

– Савка, давай быстрее беги – звонят тебе по межгороду. Я сказала, что ты скоро вернёшься, так уже десять минут на проводе виснут!

– Кто таковы? – сухо спрашивал я.

– Кто надо! – отрезала сестра. – Иди – сам слушай!

Что за дела, собственно, могут быть со мной у кого-то из других городов?! Лично мне ни с кем из других городов дела иметь слишком даже не желательно! Я и из нашего-то подстаканника, подблюдника людишек констатировать вовсе не любопытствую. Ну, может, разве что за вычетом разлюбезных деток моих. Но это только по слабости, по недоумию, по отверстому духу!

12

– Алло! – сказал я.

– Савва Иванович? – послышался голос мужеский в трубке.

– С утра был, – неразумно ответствовал я.

– Совсем недавно мы с вами расстались, и вот уж снова вас беспокою по поводу, вовсе для вас непустому, – снова был голос, и через мгновенье я уж знал его обладателя.

– Приветствую вас, Владимир Соломонович, – сказал я бывшему своему адвокату. – Что же за повод такой? Может, меня недосудили и решили исправить оплошность?

– Я рад тому, Савва Иванович, что вы не только говорите хорошо, но даже шутите. И ещё тому, что сумел застать вас в доме сестры вашей Валентины Ивановны. Честно говоря, практически не сомневался в её содействии вашему нынешнему обустройству…

Телефон у Валентины старый, мембрана у него мощная, и все собравшиеся, уж наверное, слышали наш разговор с адвокатом. Сестра моя пристроилась рядом и точно слышала всё. Да и детки мои, следом за нами в дом без церемоний особенных впёршись, толпились поодаль, пока что не изгнанные.

– Повод же – ваша рукопись! – продолжил Кизил Владимир Соломонович.

– Рукопись? – переспросил я, начиная припоминать подоплёку.

– Ваши записки. Если помните, девчата мои их набрали, а я, созвонившись предварительно, отослал их в одно крупное московское издательство. И вот получен ответ. Они заинтересовались, готовы печатать. С чем я вас поздравляю! Тираж не очень большой – тридцать тысяч. С последующей допечаткой, если будет хорошо продаваться. Особенный упор делается на том, что это роман non fiction, что там отражены реальные судьбы. Вы сейчас почту свою электрическую проверяете, Савва Иванович?

– Как-то в последнее время не до почты мне было.

– А всё-таки посмотрите. Мне прислали договор для пересылки вам, вот я вам его и направил. Договор прочтите. Хотя я его проверил – там всё в порядке. Потом распечатайте, подпишите, отсканируйте где-нибудь и мне перешлите. А я его отправлю в издательство. Справитесь?

– Книга? – вдруг опомнился я. – На что она?

Был ли я теперь взбудоражен сообщением адвоката? Да, немного. Хотел ли я эту книгу? Ни в малейшей степени. Да я, признаться, не слишком верил в неё, не помысливал о ней. Всё это казалось шуткой, розыгрышем, фантазией, неуёмной игрой.

– Не-не-не, Савва Иванович, вы уж не подводите меня, – запротестовал Владимир Соломонович. – Столько трудов положено, опять же и девчата мои старались, и всё псу под хвост? Так справитесь?

– Справлюсь, наверное, – ответствовал я. – Нет – так мне мои детки помогут!

– Они опять с вами? – живо спросил адвокат. – Эдак вам снова могут мои услуги понадобиться! Ну, ладно, ладно, шучу! Кстати, гонорар мой составляет тридцать процентов! Что не так уж и много с учётом всех трудов и затрат. Я рассчитываю на вас, Савва Иванович.

И умолк многозначительно.

– Ладно, – вздохнул я.

– Ловлю на слове, ловлю на вздохе! – восторжествовал Владимир Соломонович.

– Да, – сказал я.

– Ну, кланяйтесь от меня Валентине Ивановне! – сказал ещё адвокат.

– И от меня, от меня кланяйся! – возопила, расслышав, сестра моя.

– И от неё кланяюсь, – поклонился я. И тут мы стали класть трубки: сначала Владимир Соломонович положил, потом и я положил тоже.

Я оглядел всю компанью. Компанья была ошарашена не менее моего. Особливо – Василий.

– Какая книга? – удивлённо спросил он.

– Роман, – ответствовал сообразительный Алёша Песников.

– Просто записки, – возразил я. – Я тогда совсем говорить не мог. Поэтому писал. Без самовыражения двуногому существовать затруднительно.

– И чё, там про меня будет? – спросил ещё Кладезев.

– Непременно, – заверил его я.

– Я прочитать хочу, – сказал он.

– Ты же, Васька, книжки не читаешь, – сказала Сашенька.

– Это потому, что читать не умею, – огрызнулся юноша. – А эту прочту. Специально язык выучу.

13

Компанью мою мы с Валентиной, наконец, разогнали: Василий повёз всех по домам. Мы с сестрой хлебали крепкий чаёк, но превентивно допили иноземный коньяк от запасливых деток моих. Коньяк был хмелен и душист, он стратифицировал и обезоруживал.

– И в кого ты, Савка, такой уродился? – вздыхала Валя. – То срамные фильмы снимаешь, а теперь вот ещё и срамные книги пишешь. Люди про тебя разговоры разнообразные разговаривают – а тебе хоть бы хны!

– Я всю жизнь, Валентина, думал об этом.

– Об чём?

– Об кино.

– Ну, нашёл, об чём думать!.. – отмахнулась сестра. – Вот уж сыскал себе важнецкий предмет!

– Да, важнецкий! – подтвердил я. – Я, как фильм по телевизору или ещё где смотрел, так завсегда думал, как это сделано: какой ракурс, какой план, как он переключается, как падает свет, как тень мельтешится, как играют актёры. Я всю жизнь хотел снимать сам, и вот только на старости лет нашёл себя. И впервые был счастлив.