– Играли на коньяк! – напомнил мне следователь сугубо мужскую особенность общения.

Через минуту мы держали в руках широкие бокалы для бренди с ароматным напитком. Он, с видом знатока, ладонью свободной руки махнул от поверхности хрустального круга к своему носу.

– Настоящий и пахнет виноградом, а не сахарной пудрой, как многие европейские коньяки!

Я объяснил, что коньяк привожу с юга России. Винсовхоз старый, бережет свою репутацию. Коньячный спирт делает по всем правилам из сладкого степного урожая винограда, выдерживая его годами в дубовых бочках. Словом, по правилам: лучше меньше, да лучше!

– Сколько детективов! – удивился гость, рассматривая большой шкаф, заполненный книгами с разноцветными обложками.

Домашние любили незатейливое чтение с острым сюжетом и торжествующей справедливостью, о чем я весело и уведомил Семена.

– Торжествующей справедливостью… – задумчиво повторил он мою оценку событиям в книгах, – если бы так было и в жизни!

– А разве к работе следователя это не относится? – с долей юмора поинтересовался я, подавая ему чай и лимон.

– Относится, конечно относится! Иначе работа теряет свой нравственный смысл.

Мы выпили коньяк, закусив лимоном с сахаром. Следователь, поддерживая мое веселое настроение, предложил:

– Рассказать вам о самом необычном деле, которое я вел в начале девяностых годов прошлого века здесь, в Москве?

Семен иногда рассказывал мне о необычных делах. О деле двух любовников известной столичной поэтессы. Они втроем обсуждали новые стихи в ее квартире. Поссорились. Один любовник схватил и выбросил второго в окно. На допросах женщина молчала и курила длинные дамские сигареты, а оставшийся любовник уверял, что первый выпал в окно сам. Следователю пришлось взять спортивный снаряд, борцовскую тяжелую куклу и рассчитывать траекторию полета тела из окна пятого этажа и его падения на газон дома. Виновника убийства осудили, а невозмутимая поэтесса принесла Гавриленко в подарок книгу своих стихов.

Или дело известного артиста, прилетевшего после концерта из горячей точки. Протрезвевший в самолете мужчина обнаружил у себя в карманах куртки два блестящих никелированных пистолета с полным боекомплектом. На обеде офицеры пили с ним виски, обнимали и благодарили певца за то, что он не побоялся прилететь и спеть для них и солдат, ежеминутно рискующих жизнями. Сильные, мужественные люди в поведении обычно просты и непосредственны. Артист не помнил, подарили ему это оружие, или он его выпросил. Сдав полицейским и таможенникам опасные сувениры, он, с облегчением вздохнув, открыл чемодан с личными вещами для проверки. Не тут-то было! Сверху рубашек, трусов и носков аккуратно лежал большой французский револьвер «Магнум» в кожаной кобуре. Как он оказался в чемодане – никто не знал.

Дела были интересные, но самое необычное! Такого еще не было! Я аккуратно убрал со стола коробку с шахматами и приготовился слушать. Гавриленко слегка потер пальцами лоб – старая привычка, перед тем как собраться с мыслями – отодвинул пустой бокал, почему-то с улыбкой посмотрев на детективы за стеклянной дверцей шкафа.

– В девяностых годах я работал следователем в одной из центральных районных прокуратур города Москвы. Время было тяжелое, почти еженедельно в нашем районе происходило убийство. Бытовые причины, драка на кухне, алкоголизм, неосторожность, стали все чаще вытесняться заказными преступлениями, связанными с переделом собственности, невозвращением денег и кредитов. Словом, вещами, которых мы раньше не знали. Преступлениями нового общества, в котором мы проживали. Я очень удивился, когда по телефону дежурный районного управления милиции попросил меня приехать на место происшествия в старинный дом тихого московского переулка. Никуда ехать я не собирался! «Умерла пожилая женщина. Обычная смерть от болезни в старости. Все вопросы к участковому милиции!»

Однако на том конце телефонного провода офицер милиции со мной не соглашался, и его доводы я не мог оспорить: «Соседи слышали ее крики, звук разбитой посуды и вызвали полицию. Наш сыщик и криминалист нашли в комнате осколки хрустальной вазы, брошенной хозяйкой квартиры перед смертью в дверь. Криминалист обнаружил следы мужской обуви на полу в коридоре и в комнате умершей. Очень странно, что нигде нет посторонних отпечатков пальцев! Подозрение на убийство».

Пришлось ехать. Старинный красивый особняк стоял в тени деревьев почти в центре Москвы. Столетние дубы и лиственницы закрывали четыре этажа дома. Умершая проживала в большой трехкомнатной квартире с камином, на втором этаже. Ажурная решетка балкона, пол из темного мореного дуба, бронзовые замки и ручки дверей обращали на себя внимание старым буржуазным вкусом, невозможным в стране типового строительства. Особенно удивлял камин, с декоративными фигурами, кафельной позолотой и медной сеткой. В доме было централизованное отопление, но камин, капризное чудо девятнадцатого века, ломать не стали. Так он и остался в комнате. Для красоты.

Я начал составлять протокол осмотра места происшествия, попутно спросив у врача скорой помощи о возможных причинах смерти семидесятилетней хозяйки квартиры.

«Инфаркт, каких-либо следов постороннего воздействия на ее теле нет. Подробно скажет судебно-медицинская экспертиза», – объяснил мне врач.

Удивил криминалист. Он дважды прополз по полу и сделал для меня неутешительный вывод: «К ней никто не подходил. Следы мужских туфель в коридоре, около двери и вот этого стула, который я забираю для исследования микрочастиц наложения на сидение. Вызванная дочь проверила ящики секретера, посмотрела в шкафу и нашла все деньги, ценности и золотые украшения матери. Ничего не пропало».

«Что же здесь произошло?» – вопросов у меня прибавлялось все больше и больше.

Гавриленко сделал глоток чая и продолжил свой рассказ:

– Следователь всегда проверяет несколько версий. Вечером в служебном кабинете я наметил проверку неприязненных взаимоотношений умершей с родственниками, соседями. Учел появление маньяка и сумасшедшего. Не исключил и последний, медицинский фактор смерти.

«Ты соседей и дочь с внуками получше проверь, – посоветовал начальник, подписывая план оперативно-следственных мероприятий, – знаю я эту чистую столичную публику! Лицемер на лицемере. Жадные все и крохоборы! Только не затягивай со следствием, у нас других нераскрытых много. Через месяц придут практиканты из университета, одного тебе дам на две недели, а пока крутись сам!»

Следователь к тому времени я был опытный и настоял на создании следственной группы, где каждый занимался своим делом. Оперуполномоченный Алехин вместе с участковым должны были определить все связи умершей женщины, ее друзей и врагов. Я занялся соседями и домоуправлением. Районный нотариус согласилась со мной встретиться, но только вместе с дочерью, наследницей по завещанию. Мы втроем сели в кабинете, моя коллега-юрист была категорична: «Пусть все скажет дочь!»

Женщина рассказала, что текст завещания был составлен открыто, в присутствии нотариуса. Та подтвердила: «Я не могу раскрывать тайну и текст завещания раньше времени, но не отрицаю показания дочери умершей».

Два коротких протокола легли в дело. Квартира была приватизирована и включена в наследственное имущество. Подробные показания дала соседка. Нет, пожилая женщина ни с кем не общалась и с трудом передвигалась по квартире. Внуки? Допрос молодых мужчин не прояснил. Это были обычные успешные люди, без проблем в жизни. У обоих в день смерти было алиби. В мистику я не верил, но стал плохо спать по ночам. Впервые в моей работе было такое дело: ни одной зацепки, ни одного доказательства! Вечерами дома я читал наш специальный журнал «Следственная практика». Десятки раскрытых, расследованных убийств. Аналогии с моим примером нет. Очень многое можно узнать исходя из принципа «Кому это выгодно?». Такого подозреваемого у меня не было. Участковый и дружинники отрицали наличие в районе маньяка. Я допросил два десятка человек. Результата не было. Мы с оперуполномоченным все время рисовали логические схемы взаимоотношений знакомых и родственников – мимо! Судебно-медицинский эксперт подтвердил первичный диагноз врача скорой – обширный инфаркт. Но находился ли он в причинной связи с визитером в день смерти, сказать не мог.