Раскосые глаза сияют ровным зеленым светом, и искрящаяся вокруг ведьмы магия, образует едва заметный купол. Алин сжимает тонкие пальцы в кулак, и Кетрин кажется, что все ее тело выворачивает на изнанку под действием силы, стоящей напротив ведьмы.
— Я же тебе говорила, я — Майклсон, — ледяным голосом выговаривает Алин, делая шаг вперед, — Элайджа не просто полюбил меня. Он дал мне свою силу. Ты не знала?
Кетрин отчаянно мотает головой, пытаясь вытерпеть терзающую ее боль, с ее побледневших губ срываются хриплые слова на непонятном языке, похожие на проклятия, прежде чем она поднимает на ведьму безумные глаза и цедит:
— Ты все врешь, сука! Он не мог, не мог сделать этого!
— А как же по твоему родилась Гвендолин?
— Ты могла и нагулять ее, — выдавливает из себя Пирс, пытаясь усмехнуться, — я бы на месте Элайджи не поверила в твои бредни о том, что это его дочь.
— Его, — холодно улыбается Алин, — она - его, и ты это знаешь.
Тонкая ладонь ведьмы поднимается чуть выше, и Кетрин уже не может сдержать крика от накрывающей ее волны адской боли. Ей кажется, что кровь закипает в венах, что кости начинают плавится в теле, и вампирша никак не может поверить в то, что все это творит с ней молодая ведьма, которую она так опрометчиво даже не принимала в расчет.
— И ты права, мы с Элайджей очень разные. Но я знаю кто он. Кем он был и кем стал. И я люблю его, несмотря на все, что он совершил. Мы — семья. А ты посмела посягнуть на самое дорогое, что у нас есть. Ты знаешь, как снимается заклятие кулона?
— Никак! — злорадно ухмыляется Кетрин, — ваша милая доченька сдохнет!
— А вот тут ты не права, — щурит глаза Алин, склоняя голову, — есть один способ. Мне жаль, Кетрин, правда. Я не хочу этого делать. Но ты причинила вред Гвендолин. А этого я не могу простить.
Не говоря больше ни слова, ведьма вытягивает руку вперед, расширяя пальцы прямо перед грудью Пирс. Вампирша расширяет глаза, пытаясь понять, что происходит, а Алин ведет рукой к себе.
— Ты… — хрипит Кетрин, — нет…
— Прощай.
Окровавленное сердце разрывает грудь, оказываясь в раскрытой ладони ведьмы, и Кетрин, лицо которой медленно сереет, тяжело опускается на пол. Алин долго смотрит на мертвое тело, пока некогда прекрасное лицо Пирс не становится похожим на гипсовую гримасу. Тогда ведьма кладет поверх раскуроченной груди замершее сердце и отступает на шаг. Она глубоко вздыхает, тянет с дивана темное покрывало и накрывает им труп.
Алин тщательно отмывает руки, осматривает свою одежду, и лишь после этого идет в комнату Гвен. Девочка лежит с закрытыми глазками, все так же едва слышно дыша, и ведьма замирает, не сводя с не взгляда.
Заклятье не спало. Давина ошиблась. Гвендолин к утру умрет.
Все эти мысли проносятся сумасшедшим хороводом в голове ведьмы, которая оседает на пол, склоняя лицо к коленям. Алин еле хрипит от боли, словно раненное животное, но в этот миг маленькая ладонь касается ее плеча.
— Почему ты сидишь на полу, мамочка? А где папа? Я ужасно проголодалась!
========== Часть 30 ==========
Алин сжала в объятьях сонную дочь, которая заерзала в ее руках, недовольная столько крепкой хваткой. Ведьма слегка расслабила руки, с любовью разглядывая насупившееся личико, пока Гвендолин, прищурив синие глазки, с подозрением смотрела на мать.
— Мы что, опять собираемся уехать от папы?
— Ну что ты, детка, — покачала головой Алин, чувствуя, как по щекам катятся слезы радости, которые ей так и не удалось сдержать.
— Тогда почему ты плачешь? — свела тонкие бровки Гвен.
— Что последнее ты помнишь, милая? — ласково проговорила ведьма.
— Школьный двор… — растерянно отозвалась девочка, — я открыла медальон и… Что со мной было, мамочка?
— На кулон было наложено заклятие, — осторожно начала Алин, — ты потеряла сознание. Но я его сняла.
— Ух ты! — расширила синие глазки Гвен, — ты — самая лучшая мамочка на свете! А как ты это сделала?
Ведьма прищурилась, обдумывая ответ, но не успела она сказать и слова, как в комнату вихрем влетел Элайджа, который тут же сжал жену и дочь в крепких объятьях. Алин обвила руками шею мужа, и находящаяся между ними Гвен, вновь нетерпеливо заерзала.
— Со мной уже все хорошо, папочка, — проговорила она, когда вампир целовал маленькие щечки, — только я немного проголодалась.
— А как ты, кошечка? — поднял взгляд на жену Майклсон, мягко касаясь ладонью бледного лица.
Алин прикусила губу, пристально глядя на мужа.
— Она… еще там?
— Клаус и Кол решат эту проблему, — медленно проговорил Элайджа, слегка щурясь, — она не причинила тебе вреда?
— Ей досталось больше, — слабо улыбнулась Алин, и вампир хмыкнул, качая головой.
— То, что ты пытаешься шутить, хороший знак, — ласково произнес он, запечатлевая легкий поцелуй на пухлых губах, — давай накормим Гвен, и после ты расскажешь мне обо всем.
Ведьма только кивнула, и Элайджа, подхватив на руки дочь, направился в гостиную, которая к тому времени уже вернулась в первозданный вид, за исключением отсутствующего покрывала.
Он опустил дочь на диван, напоследок целуя темно-каштановую макушку, и повернулся к Алин.
— А ты ничего не хочешь, любовь моя?
Ведьма покачала головой.
— Не забывай, что ты должна хорошо питаться, кошечка, — свел брови Элайджа, строго глядя на жену, — не припоминаю, чтобы за сегодняшний день ты съела хоть крошку.
— Совсем не было аппетита, — закатила раскосые глаза Алин, — общество было не самым приятным.
— А сейчас? — вскинул бровь вампир.
— Гораздо лучше, — улыбнулась она, усаживаясь рядом с Гвен, которая тут же забралась ей на колени, — пожалуй, я не против поужинать с нашей любимой дочерью. Чего ты хочешь, детка?
— Кексики!
— А ты, кошечка? — невозмутимо отозвался Элайджа.
— Ты всерьез собираешься заняться сейчас выпечкой? — расширила глаза Алин, не обращая внимания на то, как после ее слов Гвендолин недовольно насупилась, — мы ограничимся сандвичами. Правда, детка?
— Тогда с какао и конфетками! — прищурилась Гвен, глядя на улыбающегося отца, который тут же ей подмигнул и исчез за порогом кухни.
Прошло совсем немного времени, прежде чем Элайджа вернулся к жене и дочери с подносом, на котором разместилась тарелка с горкой тостов, сыра и ветчины, а также блюдо с шоколадным печеньем. Увидев последнее, у Гвен радостно вспыхнули глаза, и она потянулась за лакомством. Алин лишь проследила за ее движением, качая головой, и переглянувшись с вампиром, широко улыбнулась. Пожалуй, сегодня их маленькая дочь заслужила некоторые поощрения.
Элайджа присел рядом с женой, и через пару секунд протянул ей блюдо с тремя сандвичами и пододвинул ближе чашку с зеленым чаем. Ведьма с сомнением оглядела кушанье, не вполне уверенная в том, что сможет осилить его целиком, и медленно принялась за еду, под пристальным взглядом мужа. Оставшаяся без внимания родителей Гвендолин лакомилась печеньем, пока блюдо наполовину не опустело.
— Может, съешь хотя бы один маленький тост с сыром, детка? — ласково проговорил Элайджа, глядя на то, как дочка засовывает в рот очередной кусочек шоколадной сдобы.
— Спасибо, папочка, — замотала головой Гвендолин, еле выговаривая слова, — я не … хочу.
— Жаль, потому что если бы ты была послушной и воспитанной девочкой, слушалась родителей и не разговаривала с набитым ротиком, я бы подумал о том, чтобы устроить поездку в какое-нибудь интересное местечко…
Гвендолин тут же прихватила с тарелки матери самый большой сандвич и откусила от него внушительный кусок.
— И куда мы поедем, папочка? — проговорила она, поднимая на вампира невинные глазки, — в гости к Хоуп? В Новый Орлеан?
— Ты же там уже была, Гвен, — улыбнулась Алин, — наверняка папа придумает что-то новое…
— Ты не против, кошечка? — прищурился Элайджа, глядя на довольную жену.
— Нам не помещает смена обстановки, — пожала плечами та, — и немного отдыха.