– Вы со своим проклятым колдовством! Изуродовали ни в чем неповинного кобеля!

– Какой же это кобель? Судя по ногтям, это су… сам… ну баба, что ли, – с сомненьем проговорил Олло.

– Сам ты сусамбаба! – рявкнул орк.

– А ты зубы не скаль! – взвился рыжий эльф. – Сам своей скотине лапы отдавил, а на нас орешь!

– Хватит!!! – закричал Миша так громко, что с ближайшего куста с перепуганным чириканьем снялась стайка воробьев. – Подеритесь еще! Или устройте поединок на волшебных спичечных коробках! Чем откусывать друг другу носы, лучше подумайте – откуда у собаки человечьи руки и ноги? Как раз по вашей магической части!

Велосипед слабо подгавкнул, как бы в подтверждение. Вернее, подгавкнула.

– Чушь! – отрубил Геремор. – Никакого колдовства тут нет. Я магию за версту чую.

– Точно, – кивнул Олло. – Магии ни на грош. Даже вот столечко нету, – рыжий эльф протянул сложенные в щепотку пальцы.

– Может, есть такая магия, которую вы не чувствуете? – Миша сделал неопределенный жест, призванный выразить скверные особенности новой разновидности колдовства.

– Если это такая магия, то да, мы ее не чувствуем, – согласился Геремор.

– А вдруг это природа начудила, – предположил Олло. – Бывают же, например, телята о двух головах, и прочие уродцы.

– Природа начудила, когда тебя произвела, – хмыкнул Гиллигилл. – По-твоему двухголовые телята рождаются с накрашенными губами и налаченными копытами?

– Всякое бывает, – философски рассудил Олло. – Например, три года назад во время войны с троллями наш полк стоял в замке герцога Унна. Его предок, Герекам Унн Великий, как-то раз велел высечь вороватую колдунью. А та, стоя у позорного столба, прокляла весь его род. И с тех пор, все Унны были чернявыми, будто подгоревшие котлеты.

– Блин, ну и проклятье, – удивился Миша. – Что с того, что они чернявые?

– Много ты видел чернявых эльфов? – саркастически вопросил Олло. – Я рыжий – и то вроде пугала. Ну вот. Стояли мы там чуть не год, и вдруг у герцогини народилось белокурое дитя. Притом волосы такие длинные, красивые, будто младенец в мамашиной утробе только и делал, что сидел у парикмахера. Помнишь, Геремор? Ну помнишь же. Тебе еще герцогиня за какие-то заслуги пожаловала офицерский Боекомплект. Что, вспомнил?

– Вот если б родился младенец с собачьими ногами, тогда еще было бы о чем говорить, – проворчал Миша.

– О боги! – вскричал вдруг Гиллигилл. – Велосипе… Ай! Смотрите!

Выпучив глаза, он таращился на несчастную собаку, лежащую на траве.

– Смотрите!!!

Посмотреть было на что. Пес стремительно увеличивался в размерах. Черная шерсть осыпалась, а на ее месте появлялось что-то вроде бордового делового костюма: жакет, блузка, юбка по колено. Через минуту безродная псина превратилась в стройную женщину с очаровательной фигуркой и прелестными ножками. Красоту незнакомки портила лишь одна существенная деталь: торчащая над округлыми плечами мохнатая собачья голова.

– Теперь точно в психушку, – угрюмо сказал Миша, садясь а руль. – В полном составе.

Олло, Геремор и Гиллигилл молча втиснулись на заднее сиденье джипа. Собакоголовая незнакомка расположилась впереди. Она села в машину сама, без всякого принуждения, и даже с некоторой толикой достоинства, как будто давая понять, что собака с человеческим телом (или человек с собачьей головой) – такой же равноправный член общества, как короли, кинозвезды и налоговые инспекторы.

Машина тронулась. Велосипед закинула ногу на ногу, и, вывалив язык, наслаждалась проплывающими за окном пейзажами. Время от времени она далеко высовывалась из окна и лаяла на вспугнутых автомобилем птиц. Миша втаскивал ее обратно, не обращая внимания на Геремора, который всякий раз советовал тянуть не за жакет, а за юбку.

– Вздорная баба, – проворчал орк после очередной выходки Велосипеда. Гиллигилл проникся жгучей ненавистью к недавнему хвостатому приятелю. – Скворцов облаяла. Птицы-то тебе чем не угодили?

Вместо ответа Велосипед обернулась и смачно лизнула его широким розовым языком.

– Это любовь, – сказал Геремор.

– Чтоб тя тухлая кикимора так полюбила, – буркнул Гиллигилл.

Местоуказательное заклинание Олло сбывалось самым поразительным образом. Джип двигался по узкой лесной дороге, а впереди возвышался холм и уже виднелся глухой забор, отороченный сверху смертельной бахромой колючей проволоки.

У подножья холма Миша свернул в густой подлесок и остановил машину лишь убедившись, что она не видна с дороги.

– Прибыли. Что делать будем?

– Надо бы на разведку сходить, – неуверенно проговорил Олло.

– Да, с бухты-барахты лезть не стоит, – кивнул Геремор. Серебряные ленточки согласно звякнули.

– Тогда пойдем, – с готовностью воскликнул Гиллигилл, вытаскивая из-за пояса тесак. – Чего сидеть-то.

Но Миша жестом остановил орка.

– Ты останься. Собачку постереги. Или кто она… оно…

– А чего я?! – озлился орк. – Вон, Олло пусть стережет.

– Твоя псина, ты и стереги, – сказал рыжий эльф жестко. – Сперва завел, а теперь в кусты?

– А вдруг это оборотень? – не унимался Гиллигилл. – Еще покусает, и буду потом ночами на луну выть.

– Не дрейфь, Гиллигилл, – ободрил Геремор. – Увидев твою рожу, ни один оборотень кусаться не посмеет.

После долгих уговоров и увещеваний Гиллигилл сдался. Миша, Олло и Геремор отправились на разведку.

– Странно, – проговорил Миша, разглядывая поросшее травой асфальтовое полотно дороги. – Похоже, здесь почти никогда не ездят.

– Ну и что? – удивился Олло. – Такая глушь. Кому тут ездить.

– Но ведь это больница. Здесь должны день и ночь шастать машины. С продовольствием, с медикаментами. Родственники должны навещать больных. В конце концов, и новые пациенты ведь не пешком сюда приходят!

– Да брось, – сказал Геремор. – Никому эта богадельня не нужна. Видал я одну больницу в Туддигарре. Обморочный Приют называлась. Глушь такая, что даже кавланы побаивались туда забредать. Так там не понять было: кто врач, кто больной. Доходило до того, что лекари отправляли самых бесноватых пациентов на охоту. И ничего, те всегда с добычей возвращались. То медведя завалят, то дюжину зайцев, то дракона приволокут, конечно, если удастся его за хвост из пещеры вытянуть. А как тамошняя повариха готовит маринованные крылышки гарпий! – эльф мечтательно закатил глаза.

– Что, и такое едят? – Миша бросил на Геремора недоверчивый взгляд.

– Здесь главное слово – «повариха», – пояснил Олло. – Геремор сожрет желчный пузырь василиска, лишь бы его подала смазливая девица.

– Зануда! – фыркнул Геремор.

Миновали глубокую зловонную яму, заполненную отбросами. Подобрались к забору.

– Колючка в три ряда. Камер слежения не видно, – приговаривал Миша, осматривая вражеские укрепления. – А ворота-то! Метра три высотой. Жуть!

– Да, ворота знатные, – согласился Олло. – А что такое камеры слежения?

– Штуковина, которая позволяет видеть, что творится там, где тебя нет, – попытался объяснить милиционер. – Что-то вроде искусственного глаза.

– Странно, – пробормотал Олло, – но мне все время кажется, что на нас кто-то таращится, причем сразу со всех сторон. Тут точно нет этих твоих камер?

– Точно нет. Кстати, я тоже себя как-то неуютно чувствую. Будто кто-то все время торчит за спиной. Хотя, с чего бы? Голый холм, спрятаться негде. Может, в лесу кто притаился? Геремор, ты…

– Шшш! – оборвал его Геремор. – Тише! Там кто-то есть.

– Где? – шепотом спросил Миша.

– Там, в кустах. Крадется за нами уже минуту. Я сначала думал заяц…

– Вот балбес! – рассердился Олло. – Так может это заяц и есть.

– И много ты видел зайцев, которые бы крались за тобой, а не убегали прочь?

– Тогда кто это? – по его рыжим косичкам Олло пробежала легкая рябь.

– Щас узнаем… – Миша осторожно двинулся вниз по склону, к шевелящемуся кусту. Эльфы натянули луки и замерли на месте, готовые в любой миг спустить тетиву.