– Ой, да ради бога, мисс Аллен, – вмешалась я. – Я тоже могу немного поболтать, если этого хочется клиенту. Что с того?

– Время, мисс Келли. Время и деньги. Пройдемте со мной, мисс Маккейб.

– Если вы увольняете ее, тогда и меня увольняйте, – заявила я.

Роза тоже уже сняла свои наушники.

– И меня тоже, – присоединилась она.

На коммутаторе шли вызовы, но на звонки никто не отвечал. Все девушки смотрели на нас в ожидании, чем же все закончится.

Тут я вспомнила рассказ моего двоюродного дедушки Патрика о том, как однажды он возглавил забастовку рабочих, копавших канал Иллинойс-Мичиган, и задумалась над тем, пойдут ли люди за мной, если я выпалю: «Девочки, уходим все!»

Мейм смотрела на мисс Аллен и улыбалась.

– Я понимаю, почему вы злитесь на меня, – сказала она. – Вы считаете, что я веду себя неуважительно, что игнорирую ваши нравоучения и не заслуживаю тех денег, которые мне платит мистер Уорд. Но давайте допустим, что тот мужчина действительно пришлет мне рецепт своей жены, а я отвечу ему и поблагодарю за это. Вы не думаете, что в таком случае он скорее обратится к Уорду, чем в «Сирс», когда захочет купить новый трактор?

– При чем здесь это? – недоумевала мисс Аллен.

Внезапно она сообразила, что остальные девушки все это время тоже не отвечают на звонки.

– Девочки! Возвращайтесь к своим станциям! – заорала она, и наше «Доброе утро» зазвучало снова.

– Мейм больше не будет так делать, – вступилась за сестру Роза.

– А почему, собственно, нет? – заявила я. – Мисс Аллен, возьмите нас всех троих к мистеру Бартлетту. Вы изложите ему свою точку зрения, а мы – свою.

Как раз в это время с дальнего конца ряда зазвучал голос Джози Шмидт:

– Мне звонит мужчина, который хочет сделать заказ у ирландской девушки, которая в прошлый раз говорила с ним по-польски. Он и еще трое фермеров желают вскладчину купить жатку, и сейчас он хочет…

– Скажи ему, что она здесь больше не работает, – крикнула я ей в ответ.

Мисс Аллен это совсем не понравилось.

– Идите и примите этот заказ, мисс Маккейб, – бросила она, а затем повернулась к нам: – А вы обе возвращайтесь к работе.

– Давайте пойдем на ланч в «Хенрикки», – предложила я, когда наконец наступил полдень.

– Ох, Нони, – вздохнула Роза, – там же ужасно дорого.

– Ну и что? Нужно же отметить это дело!

– Что отметить? – переспросила Мейм.

– Победу над мисс Аллен. Да здравствует работающая женщина, ура!

Обычно мы обедали неподалеку от «Уорд» в каком-то кафе или кондитерской, где на витрине была скромная табличка «Добро пожаловать, леди», поскольку в большинстве баров и ресторанов в центре города появление женщин не приветствовалось. То, что женщины работали и выходили на улицу без сопровождения, по-прежнему было в новинку. Дамы, отправившиеся за покупками, могли, конечно, зайти на ланч в Ореховую комнату универмага «Филдс», но уж никак не в одно из заведений на Лесаль или Стейт-стрит, где собирались бизнесмены и политики Чикаго, чтобы поговорить о делах и похлопать друг друга по спине. Ресторан «Хенрикки» в отношении таких деловых похлопываний по спине считался самым крутым, к тому же находился прямо рядом с Сити-холлом.

У дверей стоял метрдотель в ослепительно белом накрахмаленном фартуке длиной до пола.

– Его жена, должно быть, полжизни проводит за стиркой этой штуки, – прошептала мне Роза.

Мужчина нахмурился и начал нести нам всякую околесицу насчет замечательной кондитерской, которая находится как раз тут, за углом… Дело осложнялось тем, что этот парень был не из Бриджпорта и даже не ирландец. К счастью, прямо за нами шел Рик Гарви, влиятельный адвокат.

– Привет, Нора, – бросил он мне, а затем обратился к официанту: – Ты должен знать Нору Келли, это сестра Майка Келли и кузина Эда. Ее дяди Доминик, Люк и Стив, а еще…

Я улыбнулась Рику и сказала официанту:

– У меня масса деловых связей. Мне перечислить их все, чтобы получить столик в вашем заведении?

– Нет, – ответил тот и, довольно сердито кивнув Рику, провел нас мимо столиков с табличкой «Заказано» в самый дальний конец ресторана.

Оттуда мне как раз был виден вход в зал. Мы заказали себе пироги с курятиной и по два стакана рутбира[2].

– Давайте возьмем еще по мороженому с орехами и со взбитыми сливками, – предложила я.

Уходить не хотелось. Косясь на дверь, я неторопливо вычерпывала ложкой остатки соуса из горячего шоколада, растягивая время.

– Ради бога, Нони, пойдем уже, – поторопила меня Роза. – Нам пора возвращаться. Нельзя опаздывать после всех этих утренних волнений.

– Волнений? – переспросила я. – Да нам нужно организовать всех девушек в профсоюз и маршем отправиться в правление «Монтгомери Уорд». Почему Мейм не может разговаривать с клиентами и вызывать у них улыбку? Я уже устала от всех этих норм и правил, которыми нас ограничивают! Господи, взять хотя бы последнюю записку, которую мисс Аллен приколола на доску объявлений: «Телефонисткам во время работы на коммутаторе запрещается поправлять нижнее белье». И все потому, что Джени О’Брайен ослабила свой корсет. Когда женщины получат право голоса на выборах, мы не будем допускать подобного бреда!

– Смотри, куда ее заносит, – сказала Мейм сестре. – Еще немного, и она заставит нас влезть на стулья и начать обвинять мистера Хенрикки в том, что нас, женщин, заталкивают в самый дальний конец зала.

– А что, неплохая идея, – заявила я и сделала вид, что собираюсь забраться на свой стул.

И тут я увидела его…

В дверях показался Тим Макшейн, будто я материализовала его прямо из воздуха, словно в каком-то фокусе. Ростом он был намного выше метрдотеля. Тим снял шляпу. Светлые вьющиеся волосы, широкие плечи, мощные руки… И тот же кремовый костюм.

Официант засмеялся, поклонился и начал тщательно расшаркиваться перед таким клиентом. Куда только подевалось его высокомерие.

Тим Макшейн нас не видел. Официант проводил его к столику у окна, по пути сняв табличку «Заказано».

– Поглядите-ка, – сказала я Розе и Мейм, – это Тим Макшейн. Что мешает мне подойти к нему и сказать: «Какое совпадение!» А потом: «Еще раз спасибо за то, что спасли нас тогда!»

– Мы тебе помешаем, – возразила Роза, дергая меня обратно на место. – Он негодяй, Нони. Прошу тебя.

– Ох, Роза, просто ты слишком хороша для этого мира. Выходит, он не святой. Выходит, он…

Но я оборвала фразу на полуслове, потому что в этот момент в зал, в своем развевающемся платье с перьями, вплыло лучшее сопрано Чикаго – сама Долли Мак-Ки.

Женщина, которая, казалось, не обращала никакого внимания на собственное великолепие. Она пришла на ланч у «Хенрикки», одетая, словно для ужина в «Палмер Хаус». Вся в черном, платье спереди было расшито черным стеклярусом, а декольте такое глубокое, что ее белоснежная грудь сияла на весь зал.

Я вспомнила, как ее высокая фигура в лучах прожектора на сцене тянулась к нам с мамой, сидевшим высоко на балконе театра Маквикерса. Сейчас она, целиком заполнив собой ресторан «Хенрикки», направлялась к столику Тима Макшейна, который встал, приветствуя ее. Она протянула ему руку, и он, разумеется, поцеловал ее.

Я села. Долли – тоже.

– Господи Иисусе, Мария и Йосиф, – прошептала я.

– Он абсолютно предан ей. Как мы тебе и говорили, – откликнулась Мейм.

Освещение у окна было слишком хорошим, свет проникал под полы шляпы Долли и падал на ее лицо. Под слоем пудры и румян просматривались морщины. «Ей по меньшей мере лет пятьдесят», – подумала я. Но сейчас взгляды всех мужчин в зале были прикованы к ней. К ее столику подошли начальник канцелярии округа, асессор и два олдермена. Она перебросилась парой слов с каждым из них, а затем легким очаровательным взмахом руки отослала их прочь.

– Да, ничего тут не поделаешь, – сказала я Розе и Мейм. – Идемте.

Как бы мне в такой ситуации пригодился черный ход! Но в этом ресторане такового не было. Поэтому, чтобы выбраться отсюда, нам троим предстояло пройти мимо Королевы Долли и ее придворного.