--Да для даунов же работка, что тут неясного?! Разрешите выполнять?!
--Выполняйте.
Керн вновь остался в одиночестве. Поколебавшись, отложил винтовку в сторону, взял свой автомат, проверил прицел. Лантанов сильно задерживался, пока, наконец, не вернулся.
--В первом и восьмом бараках сильно волнуются, -- сказал он торопливо, -- поэтому товарищ Мухтаров просит разрешения выпустить тот, старый актив коммуны, чтобы они не дали нетрудовому элементу разбежаться и нарушить безопасность. И ещё, он вооружил трофейными карабинами нескольких бойцов, а дробовики у них отдал другим добровольцам. И ещё...
--Моё задание выполнено? -- перебил Керн.
--Так точно! -- сияя, сообщил Лантанов.
--Тогда передай там внизу: все меры, принятые сейчас товарищем Мухтаровым, считаю верными и одобряю полностью. -- Военинструктор хотел что-то добавить, но не выдержал и широко зевнул: сказалась выматывающая бессонница последних ночей. -- Оборонять укрепления, что бы ни случилось, за ворота не выбегать, при возобновлении обстрела -- прятаться в укрытиях... А главное -- найди мужика с базукой и передай ему, чтобы, когда врубят свет, он влепил заряд туда, куда ему отсюда трассирующие пули покажут!
Он снова зевнул, наблюдая, как Лантанов спускается вниз по лестнице, потом лёг у окна и прильнул щекой к прикладу своей верной винтовки.
Ровно в час и три минуты пополуночи прожекторы вновь вспыхнули, заливая светодиодным светом распадок; тотчас же послышался треск винтовочных залпов, и один из прожекторов погас, разбрасывая искры. Как и ожидал Керн, гранатомётчики сменили дислокацию, и это было до крайности удачно: смертоносная машина стояла прямо на ровном поле, в небольшой промоине, кое-как замаскированная сухой травой. До неё набиралась едва ли четверть километра, и, когда вспыхнула над полем новая осветительная ракета, позиция гранатомётчиков была перед Керном как на ладони. Военинструктор мысленно пожалел, что не предусмотрел такого варианта: сейчас до позиций врага достала бы даже многократно обруганная им винтовка. Однако же времени на пересмотр планов не оставалось; Керн вскинул привычным движением приклад, прицелился -- короткая трасса ушла в промоину, а вслед за нею, оставляя огненный хвост, пошла гранатомётная ракета. Целое мгновение ничего не происходило; затем бахнуло, треснуло, сверкнуло в поле -- встал, свистя дождём осколков, огненный гриб выше крыш, вывернулся чёрным фестоном, потянулся по ветру во мрак. Керн, втянувший после выстрела голову в плечи, услышал сперва стук осколков по стенам и потолку смотровой площадки, а вслед осколкам застучали и винтовочные пули. Это, впрочем, его мало беспокоило: автоматический гранатомёт бандитов явно смолк навеки!
--Тринадцать! -- крикнул Керн во тьму, что было мочи. Это был условный сигнал погасить освещение.
Прожекторы выключились, и вновь настала темень. Раза два с позиций коммунаров коротко чесанул пулемёт, издалека донеслись вопли и брань.
--Чисто работают ребята, -- улыбнулся Керн поднявшемуся на площадку Лантанову.
Тот вдруг осторожно придвинулся, прячась под подоконником, и протянул военинструктору руку на перевязи:
--Спасибо, товарищ Керн! Спасибо вам, Александр Петрович! Каких сволочей с вами кончаем, а!
Керн осторожно пожал ладонь Юрия.
--Не больно вам, Юрий?
--Да пустяки. Даже стрелять могу. Левой рукой из револьвера, я умею! Только бы их, гадов, забить насмерть сегодня!
И ещё многие люди, стоявшие внизу с оружием в руках, поверили в этот миг в победу.
Но у войны много лиц, и одно из них война открыла довольно быстро. Через тридцать минут после расстрела гранатомётчиков со внутренних укреплений коммуны донёсся одинокий выстрел и короткий, сдавленный вскрик.
--Два! -- вновь громко крикнул Керн, приказывая включить внутреннее освещение -- и вовремя! По двору от внешнего поста бежали гуськом, пригнувшись, тёмные фигуры с обрезами, с револьверами; у переднего был нож. Керн открыл огонь из автомата, срезал двоих, но тут кончились в рожке патроны: от недосыпания мутились мысли, военинструктор забыл сосчитать собственные боеприпасы. Прыжками Керн помчался вниз, туда, где разгоралась стрельба. Бесполезный автомат, как неудобная гиря, болтался у него на шее, бил металлическими выступами в мягкие места.
Но атака диверсантов уже захлебнулась; они взломали ворота первого блока, убили двух часовых, подняли панику -- и были расстреляны дозорными с других укреплений ещё до того, как Керн подбежал к полю битвы. Оценив обстановку, военинструктор изменил свой путь, побежал наперерез возможному пути отхода -- и был вознаграждён; на него напрыгнул с ножом в руке коренастый, грузный мужчина в вязаной шапке-балаклаве, скрывавшей лицо, в камуфляжном охотничьем костюме.
Драться врукопашную Керн не умел, а складной приклад его винтовки не давал особых преимуществ в ближнем бою. Инстинктивно руководитель коммуны сумел увернуться от первого удара, но тотчас на него обрушился второй; левую руку разрезало болью, хлынула кровь, пропитывая лоскуты, оставшиеся от рукава куртки. Керн ударил вслепую раз, другой, сумев высвободиться из ближнего боя, отскочил в сторону. Под ноги попался труп убитого коммунара с дробовиком, зажатым в руке; Керн схватил дробовик, ударил преследователя в лицо тяжёлым деревянным прикладом. Тот вскрикнул и захрипел, занося нож в порыве смертной ярости. Керн повернул дробовик дулом к нему и выпалил в упор картечью, превратив живот нападавшего в огромную смрадную яму.
--Помогите! -- крикнул с неожиданной силой диверсант, валясь набок. -- Помогите! Мама... мама!
Как из-под земли, выросла из мрака Ирина с фельдшерской сумкой наготове.
--Не жилец, -- по-простому сказала она. -- Задета брюшная аорта. Странно, что он ещё жив. Сильный, видимо, человек!
Она стянула с умирающего балаклаву, чтобы облегчить его дыхание, и взорам обоих молодых людей предстало искажённое предсмертной мукой лицо Левицкого.
--Ну, вот и встретились, господин районный начальник, -- сказал Керн без тени милосердия в голосе. -- А я-то уж думал, куда вы подевались!
--Врача мне... Врача! -- прохрипел Левицкий.
--Я здесь, -- быстро сказала Ирина.
--Лечите меня... быстро! Тащи в больничку. Зашивай... кровь давай... всё, что нужно!
--Поздно, -- ответил на это Керн.
--Молчи, сволочь! Ты меня убить хотел!
--А ты -- меня. И убил многих. Подростков тех убил...
--Так вы коммуняки, рабское отродье, -- прохрипел Левицкий в ответ. -- Вас только кнутом можно учить, а если вылез из-под кнута, тогда вам на тот свет одна дорога! А я-то человек, я и жить хочу по-человечески...
Сказав это, он задёргался, почернел и умер в мучениях, пуская ртом кровавые пузыри.
--Вот так-то бывает, -- сказал Керн над его трупом, и это надгробное слово разом заставило и Керна, и Ирину навсегда потерять к убитому всякий интерес.
Над территорией коммуны засвистели одинокие пули, прилетавшие с ахтыровских позиций на освещённые места, где по временам копошились тени защитников.
--Девять! -- скомандовал военинструктор.
Свет погас, уступив место ночному мраку. Тогда Керн подошёл к Ирине, нашёл её губы своим ртом и, слившись с нею в поцелуе, слушал долго-долго -- целую вечность -- как бьются их сердца, пережившие очередное мгновение войны.
Серая полоса за северным горизонтом по весеннему времени даже и не думала исчезать насовсем, а к трём часам начала разгораться снова, возвещая скорый рассвет. Керн добрался до барака номер один, где выслушал сводку о потерях. На сей раз диверсанты были застигнуты врасплох и перебиты все до единого, а защитников погибло от их рук девять, ранено было трое, да ещё двое получили ранения от винтовочной пальбы. Но не это было самым отвратительным, а то, что из первого барака вырвались, освобождённые диверсионной группой, два десятка мужичков, которые с баграми и топориками принялись тотчас же заниматься классическим русским бунтом -- то есть, попробовали грабить, насиловать и жечь. Весь бывший актив коммуны, приставленный Керном к охране порядка у первого блока, немедля поразбежался кто куда, поэтому за дело взялись сами защитники территории; двенадцать человек из числа беглецов удалось арестовать и поместить в тот самый изолятор с неработающей газовой камерой, трое или четверо по-прежнему скрывались невесть где, а пятерых пришлось убить, так как ни логика их, ни лексикон не отличали их ничем от ахтыровцев.
