--Тамара, пристрели его! -- скомандовал Кристаллов.
Тамара Фёдоровна послушно вскинула винтовку, в упор ткнула в грудь Мухтарова. Щёлкнул боёк, но выстрела не последовало. Алибек страшно захохотал:
--Винтовочка-то... тю-тю... не заряжена! -- Он выхватил оружие из рук Тамары Фёдоровны и так ткнул Олега, что тот зашатался. -- А вы, банда, сейчас вернётесь обратно под арест! Митинг им, сволочам!
--Подождите, -- Кристаллов грозно прищурился. -- А вы-то по какому праву здесь, собственно, распоряжаетесь, Мухтаров? Вас же нет, вам голос подавать не велено, ваше дело под порогом лежать и хозяйское слово слушать! Ишь, раскомандовался, опричник!
--Мой хозяин народ, -- сказал Алибек, -- а вы тут больше не хозяева. И запомните эти два слова: честь и право! У нас, дравшихся с бандитами по велению революционной совести, есть и то, и другое! А у вас только... это... меч красный, в общем! Ну, некогда мне с вами рассусоливать, валите под арест!
Подходили один за другим люди, участники ночной обороны. Выстраивались кружком, слушали Мухтарова, смотрели на бывшую администрацию с откровенным недоумением, а кое-кто и с гадливостью.
--Вас в кунсткамеру надо, -- сказал кто-то.
--В аквариум их, -- поддержали из толпы. -- С красными меченосцами...
Над головами прокатился зловещий смешок. Большинству, впрочем, было не до смеха: куда-то уносили Керна, передавая безжизненное тело, как великую драгоценность.
--Ну, товарищи, так же нельзя, -- растерянно сказал Олег Кристаллов, глядя в основном под ноги собравшимся. -- Мы творим великое дело, а вы... Где, чёот его побери, Лантанов?! -- голос Олега вновь окреп. -- Где начальник по воспитательной работе?! Пусть посмотрит, какое воспитание он тут навёл! Примите же, в конце концов, меры!
--В первый блок их всех, -- сказал в толпе кто-то.
Мухтаров поднял голову, высматривая говорившего.
--Нельзя их в первый блок, -- ответил он деловито, -- убьют их там. Мы же не палачи, не садисты какие-нибудь! Нельзя становиться на одну доску... с этими! На это нам история права не давала!
Сквозь толпу протиснулся Юрий Лантанов: повязка на руке пропитана кровью, на грязных щеках две дорожки от слёз.
--А ведь это вы его убили, -- сказал он. -- Вы, Тамара Фёдоровна. Я видел, как вы с винтовки целились, а потом он повернулся, и вы выстрелили...
--Лантанов! -- окрикнула строго Наталья Крестьянка. -- Что за бред вы несёте?!
--Суд разберётся, -- со вздохом ответил Алибек Нишанов. -- А пока -- всех под арест. И разделите их, чтобы заговоры не плели... рыцари меча и орала, мать вашу...
--Да что вы все себе позволяете?! -- Кристаллов наконец-то взорвался по-настоящему. -- Хамы, жлобьё, быдло, пролетарские морды! Что вы такое... без нас, без подлинной ткани революционной мысли! Только и знаете, что брюхо набивать! Мало вас Керн стрелял, мало!
По собравшейся толпе пошёл гневный гул, но тут ворвался в толпу электрик, державший в руках какую-то бумажку, и всё внимание, к счастью для Кристаллова и его соратников, тотчас переключилось на него.
--Радиограмма из города, из рабочего комитета, -- сказал он. -- На имя исполняющего обязанности руководителя коммуны!
Кристаллов, не глядя, протянул руку, но Мухтаров опередил его -- взял бумажку, погрузился, шевеля губами, в чтение. "Товарищ Жанна", осмелев, выхватила бумажку из рук Мухтарова и почтительно передала её Олегу.
--Откуда связь с городом?! -- спросил Кристаллов. -- Я же приказывал, никакой связи...
В толпе захохотали, наконец-то осознав очевидное положение вещей. Кучка людей, претендовавших на лидерство, стояла среди враждебно настроенной толпы и даже не видела, что все их действия вызывают либо протест, либо брезгливый смех. Ничего более комичного и нелепого нельзя было и ожидать от этой горстки самообъявленных рыцарей, привыкших повелевать множеством эвакуированных людей, как своими крепостными крестьянами.
--Что пишут-то? -- нетерпеливо спросили из толпы.
Кристаллов не ответил. Вместо этого он сделал попытку убрать бумажку в карман своих широких брюк, но десяток сильных рук тотчас перехватил его руку. Бумажка вновь оказалась у Мухтарова.
--Читай! -- потребовали из толпы.
Алибек поднёс бумажку к глазам и прочёл вслух прыгавшие по линиям бумаги буквы:
"Поздравляем с победой над бандитами, ждём сообщений о подготовке к с/х севу. За смерть т.КЕРНА виновные ответят головой перед чрезв.трибуналом. Подтверждаю вышеизложенным приказ старое рук-во коммуны арестовать, при любой попытке применить силу или адм.ресурс, утаить инф-цию и необх.вещи расстрелять немедля без суда и следствия. Поручением рук-ва у.р.совета срочно выезжаю принять рук-во коммуной на себя, получив чрезвычайные полномочия. Выдано 2 мая -- исп.об. нач.секретариата у.р.совета ТОКМАКОВ"
Тамара Фёдоровна побледнела, Наталья Крестьянка тихо заплакала, а из уст Олега Кристаллова вырвалось крепкое ругательство. Одна лишь "товарищ Жанна" не выказала ни малейшего испуга.
--Ничего, -- во всеуслышание заявила она. -- Найдётся у нас и на Токмакова винтовочка! За нами ведь будущее, а следовательно, мы будем жить вечно!
--Молчи, дура, -- сказал на это Кристаллов.
--Токмаков -- это по-настоящему страшно, -- подтвердила сквозь слёзы Наталья Крестьянка, прижимаясь лбом к плечу брезгливо отодвинувшегося Олега.
Во двор въезжал грузовик, за ним входили строем по два кони, на которых восседали счастливые и гордые дозорные, а за дозорными ехала на своей лошадке сиявшая от счастья фельдшерица Ирина. Ей не терпелось поскорее обнять Керна и рассказать ему, какой же он, военинструктор Саша, молодец, и как они теперь наконец-то заживут мирной жизнью.
Эпилог к первой части
В наше время памятники всё больше тяготеют к изображению человеческой красоты: монументальные герои, женщины с бёдрами и бюстами, от которых античные боги плачут слезами зависти. Если уж изображают героев прошлого, то символически, аллегорически: то они прорывают грудью цепи, то режут пенную волну, то поднимают к небесам что-нибудь безусловно ценное: ребёнка, искусственный спутник, пробирку с лекарством...
Наши предки были не столь искушены в выражении эмоций. Поэтому лет через двести после Керна поставили среди пахотной земли, на месте давно снесённого общежития коммуны, небольшой памятный камень, изображающий то ли записную книжку, то ли символическую скрижаль. А на камне том написаны на старинном языке два слова:
ЧЕСТЬ И ПРАВО
Экскурсантов у этого памятника, ясное дело, немного. Бывает так, что забредёт в тень влюблённая парочка, ищущая уединения, или попадётся памятник на глаза группе чудаковатых реконструкторов-игроков, желающих во что бы ты ни стало посвятить отпуск имитации древних страстей и сражений прошлого. Постоят, прочтут, удивятся -- задумаются, что здесь к чему было, просто ли так поставили предки памятник, или же стоит эта страница прошлой жизни того, чтобы в неё хоть разок заглянуть?
А вы загляните.
