Путник неторопливо и осторожно въехал в посёлок, осмотрелся цепким взглядом, запоминая расположение зданий. Проехал в указанную часовым сторону, спешился, под уздцы ввёл лошадь в конюшню, принялся хлопотать: здоровой рукой расстёгивал сбрую, снимал перемётные сумы, оружие, рюкзак...
-- Вы, гражданин, почему здесь лошадь ставите? -- окликнули его. -- Это не для граждан конюшня!
Приезжий оглянулся на голос: у дверей стояла пухленькая женщина лет тридцати на вид, с портативным компьютером в руках, опрятно одетая, в отличие от прочих обитателей посёлка, пока что попадавшихся приезжему на глаза.
-- Мне сказали на пропускном пункте, что здесь конюшня для персонала. -- Путник чуть наклонил голову. -- Но я могу перевести лошадь в любой момент туда, куда укажут.
-- У нас личное имущество, включая транспорт, вообще-то принято сдавать, -- твёрдо сказала женщина. -- Так вот, пойдите и сдайте. Всё, что у вас есть. И явитесь в приёмную эвакогруппы.
-- Большая часть того, что у меня есть, -- возразил приезжий, -- мне не принадлежит. Это собственность городского рабочего комитета, пославшего меня сюда в качестве инструктора по военной подготовке и самообороне.
-- Ах, вот оно что! -- Лицо женщины сразу же выявило заинтересованность. -- Вы военинструктор! А я -- инструктор по дисциплинарно-правовым вопросам, ваша, так сказать, коллега. Зовите меня Тамара Фёдоровна.
-- Очень приятно, -- путник слегка поклонился. -- Александр Петрович.
-- Ну зачем же так официально? -- вздохнула женщина. -- Я вас буду звать Сашей. Не возражаете? У нас тут отношения вообще-то очень товарищеские. Даже более чем. Ну, я вам всё обязательно покажу, а пока что устраивайтесь. Корпус для персонала у нас прямо за администрацией. Внизу под корпусом наш арсенал, а стрельбище -- прямо напротив, у стены, так что вам будет очень удобно.
-- Вы бы хоть документы у меня проверили для начала. -- Керн взвалил на спину свою поклажу и направился к выходу. -- Как вы не боитесь доверять едва знакомому человеку!
-- А кого нам тут бояться? -- фыркнула женщина. -- Осторожность, конечно, надо проявлять, но это обычно, знаете, когда массой... А так -- кто нас тут тронет?! Место тихое, одинокое. Насыщение оружием ниже всякого минимума. Ну, если не считать того, что в арсенале хранится, конечно же.
-- И никто не пытается сохранить для себя что-нибудь?
-- Ну, во-первых, тут у нас поселение для перемещённых лиц. Для беженцев из города, собственно. Они вообще-то привыкли к стадному действию: один пошёл -- другие повторили. Поэтому больших сложностей с контролем мы не испытываем. А во-вторых, у нас к нарушителям очень строго относятся. Такое уж суровое сейчас время... Но вообще-то у нас тут давно уже тихо. Друг с другом население ещё иногда вступает в конфликты, но администрация пока что в безопасности.
-- А можно полюбопытствовать, зачем вам тогда военинструктор?
-- Есть тут по соседству... нечисть всякая. Долгая история, долгая и мерзкая. Товарищ Олег вам потом сам всё обязательно расскажет. А можно встречный вопрос, любопытства ради: что у вас с рукой?
-- Оторвало пальцы взрывателем, -- ответил Керн. -- В молодости, прямо перед бойней, я учился в военном институте. На учениях призывники, болваны, принялись играть с гранатой, а я её у них отобрал, и вот поплатился...
-- Ни одно доброе дело не проходит безнаказанным, -- вздохнула его спутница. -- Как же вы теперь стреляете?
-- Хуже, чем обычно, -- ответил Керн. -- Мне не всякое оружие подходит. В городе мне кое-как подобрали пистолет под левую руку и карабин, с которым я могу управляться. А вот дробовик, к примеру -- уже никак.
-- Ну, хоть в теории-то военной вы подкованы?
-- Как знать! С одной стороны, образование имею, а с другой -- не представлялось как-то случая проверить свои знания на практике. К счастью, у нашего тогдашнего правительства оказалась голова на плечах, чтобы не лезть очертя голову в мировую драку. А в экспедиционный корпус ООН меня не взяли по ранению. Держали в резерве. Так что -- не повоевал. Полевого стажа не набрался.
-- Ничего. Теперь повоюете!
-- С кем, если не секрет?
-- Не секрет. Военная тайна. Впрочем, разве вас в городе не информировали о наших планах?
-- Нет. Не уверен, что они сами о них что-то знают.
-- Мы должны освободить этот край от всякой нечисти. Навести образцовый порядок. Причём это будут преобразования, по глубине и значимости превосходящие любую революцию. Мы чётко видим задачу, поставленную новым временем: жить по-старому нельзя, думать по-старому нельзя, а значит, всё должно радикально измениться. И наша трудовая коммуна -- один из тех очагов нового строя, которые станут полигоном для этих судьбоносных изменений!
-- Это понятно, -- кивнул Керн. -- А стрелять-то в кого собираетесь?
-- В кого прикажут, -- ответила ему на это Тамара Фёдоровна.
Небольшой комнатушке с двумя койками уготована была роль жилища Керна. Соседом его должен был оказаться старшина дозорных -- тот самый, что остановил его на выезде из-под путепровода. Кроме коек, в комнате имелся деревянный стол, два чайника -- спиртовой и электрический, задёрнутая тряпицей вешалка, служившая гардеробом, и ящик с принадлежностями для чистки одежды, обуви, оружия... Четыре таких комнатушки выходили на общую веранду, где стояла печь; отдельная дверь с веранды вела в санузел. Пока Керн раскладывал свои скудные пожитки, пришёл на веранду пожилой бородатый мужчина. Повозился с печью, вылил два ведра горячей воды в бак, соединённый с душем, разбавил холодной водою на четыре ведра.
-- А вы военный, да? -- спросил он, не поднимая глаз.
-- Можно считать, что да, -- согласился Керн.
-- Много, значит, расстреливать теперь будут?
Керн подумал и честно сказал, что не понимает вопроса.
На пожилого мужчину это произвело довольно неожиданное впечатление. Он вдруг разозлился сверх всякой меры.
-- И расстреливайте на хрен! -- сказал он вдруг с неясной злобой. -- Зверьё, большевики, "Котлован", "Чевенгур", "Архипелаг ГУЛАГ"! Век бы вас бил и век бить буду! А я тут... воду вам носить!..
От такого подхода вспыхнул и сам Керн.
-- А ну, прекратить истерику! -- тихо, но жёстко произнёс он. -- Срам. Институтка. Вы где этой дряни набрались?!
Пожилой мужчина вдруг задрожал. Глаза его наполнились ужасом, в уголке рта показались слюни. "Больной, псих, -- подумал Керн. -- Лечить надо!"
- Ну и стреляй! -- выкрикнул вдруг пожилой. -- Думаешь, я вас не вижу, да?! Думаешь, насквозь не вижу?! Ты, мразь красная! Бей, стреляй! Всё равно мне один конец!
Керн хотел что-то ответить, сообразить, но тут из соседней комнаты вышел сероглазый юноша в атласном халате и в мягких шлёпанцах, изображавших симпатичных ушастых пёсиков.
-- Бенедиктов, -- сказал он.
Пожилой повернулся к нему, взвизгнув от неожиданности и страха. Юноша неожиданно вскинул руку, в воздухе свистнуло: через лоб и переносицу пожилого, наискось от глаз, пролёг кровавый рубец. Хлынула тёмная, блестящая кровь. Свистнуло ещё раз, и такой же рубец протянулся от левого уха пожилого по щеке вертикально. Но тут Керн опомнился и перехватил руку юноши.
-- Отпустите, коллега, -- попросил тот. -- Этот тип давно напрашивается. И, по-моему, он ещё не всё получил.
-- А сдачи схлопотать не боитесь?
Юноша воззрился на Керна.
-- От врага -- сдачи?! За что, собственно?!
Керн потратил меньше секунды на то, чтобы сориентироваться в обстановке.
-- Идите, Бенедиктов, я вами лично займусь. Позже. А вам, -- он повернулся к юноше, -- я, конечно, благодарен, но дело в том, что я сам привык вступаться за свою честь.
-- Да просто сил нет слушать, как такая вот мразь нас сволочит в открытую! Прогадили страну нашу, а теперь...
-- Они, небось, тоже думают про нас, что мы прогадили их любимую Российскую империю...
-- Так что с того, что думают? Их время кончилось. И на этот раз -- бесповоротно, если только не быть слишком глупыми или милосердными. У нас сейчас -- власть, у нас -- оружие! Не спускать же им!
