Но боя не было -- бандиты скрылись. Должно быть, их полевые командиры чётко представляли себе, на что способны автоматические винтовки и крупнокалиберный пулемёт в стрелковом бою. Случилось то, чего опасался Керн -- ахтыровцы (или "люди Левицкого", если верить худшим опасениям Лантанова) готовы были перейти от подготовки прямой атаки и разгрома коммуны к тактике измора, к регулярным, но болезненным москитным укусам, способным погрузить непривычных к опасностям обитателей поселения в панику. А дальше -- простая тактика: ждать, когда тот или иной житель коммуны даст дёру -- и ловить его уже готовеньким, без документов и без связи, делай с таким потом что хочешь...
--Выкурить бы их! -- сказал Керн старшине дозорных, возвратившись в свою комнату.
--Да как их выкуришь! -- сплюнул Мухтаров. -- Тут армия нужна. Разбегутся, суки, по подворьям: не жечь же крестьянское хозяйство в отместку за то, что по округе ихний вооружённый отброс шляется?!
--Отчего бы и не пожечь? -- вступил в разговор Юрий Лантанов. -- Можно и пожечь, и заложничков взять, если сами по-человечески себя вести не умеют. Церемониться с ними, что ли, а, товарищ хозяин коммуны?!
На это Керн молча указал Лантанову в промежуток, зиявший между койкой и полом. Лантанов намёк понял и тему далее развивать не стал. Военинструктор расстелил на столе карту, достал циркуль, карандаш, курвиметр, офицерскую линейку -- и погрузился в сложные расчёты, сопровождающие от века всякую серьёзную военную науку.
За окном заметно потемнело -- наступал вечер, канун новой ночи, полной опасностей. Приехавшие назад сотрудники коммуны шумно устраивались на ночлег в нижних этажах административного корпуса, требовали чего-то от жителей и прикомандированных, пытались разогнать по бытовым поручениям бурно сопротивлявшихся этому молодых дозорных, только что перечистивших после стрельбы всё своё новенькое оружие. Где-то хрипло кричала, надрываясь, точно на митинге, плоская со всех сторон "товарищ Жанна": "Долой оружие из детских рук! Дети не должны убивать!".
--Лантанов, -- не отрываясь от карты, брезгливо сказал Керн. -- Иди, приставь эту дуру к какому-нибудь полезному делу. Надоела.
--А если она меня побьёт? -- удивился Юрий.
--А ты её тогда арестуешь, и в карцер. У вас тут без меня какие порядки были? Кто их устанавливал? Вот пусть сами и соблюдают! В общем, меньше слов, больше дела... бегом!
И в самом деле, по прошествии некоторого времени крики "товарища Жанны" разом утихли. В сумеречной тишине, лишённой человеческих голосов, стало вдруг отчётливо слышно, как исполняет вокруг лампочек свою нехитрую арию первая весенняя мошкара.
--Хорошо-то как, -- сказал Алибек. -- Вот бы всегда так было!
Керн кивнул, не отрываясь от карты.
--Жалко, -- добавил Мухтаров, -- что всё это однажды наверняка кончится. И начнётся всё опять, как раньше было.
Военинструктор поднял глаза на своего помощника:
--Это ты про что говоришь?
--Ну, про мир, -- ответил Мухтаров. -- Будет снова мирное время, и опять гады отовсюду поползут. Опять людишки испаскудятся, опять начнут к себе в норы жратву таскать, считать себя за всех самыми умными... Пузо отъедят! И расстанемся мы с тобой, товарищ Керн, на веки вечные, потому что поедешь ты к себе в город и там превратишься в такую же паскуду!
--С чего это я в паскуду превращусь? -- обиделся руководитель коммуны.
--Да с того, что я тебе говорил уже. Парень ты наш, простой, как три рубля, а щи строишь сложные, будто ты там что-то знаешь или видишь такое, до чего нам, работягам, и дела нет. Как заговоришь про свою ересь эту, так хоть из дому беги. Честь, блин, и право! Два дня над этим думаю, и понимаю всё ясней -- ахинею это ты какую-то выдумал, чтобы сам перед собой выпендриться: гляди, дескать, какой я умненький-то, а! Не надо жизнь усложнять, правда, она в простоте только... Вот как сейчас у нас тут.
Керн резко -- скрипнули половицы -- оттолкнулся от стола:
--И где ты у нас тут такую правду видишь, чтобы ради неё жить стоило?!
--Да вот же она! -- Мухтаров ткнул за окно. -- Война! Вот она, правда-то настоящая...
--И как ты её понимаешь, правду эту?
--А вот так, -- Алибек вытянул ладонь к военинструктору, принимаясь загибать пальцы. -- Первое: войне неважно, жив ты или нет -- важно только, кто побеждает. Второе: никому нет дела, кроме тебя и командира, поел ты или не поел, где ты боеприпас взял, как и чем ты врага убил -- есть задача, и ты её должен исполнить, хоть пальцем зарежься для этого; вот тебе и смысл твоей жизни. Третье: копить, тратить, о себе заботиться -- ничего не надо, потому что сегодня-завтра убьют тебя, и тут уж неважно, каким тебя убили, хоть ты грязный, хоть голодный, хоть холодный; смертушка для всех одна, и любым тебя примет. Отсюда и четвёртое: на войне, на передовой, во всяком случае, не разжиреешь -- брюхо бегать мешает и пули просит, а богатство и барахло разное суть то же брюхо, только что внешнее, а не внутри. Значит, получается, что из всех событий жизненных война лучше всего даёт равенство и общее дело. А здесь у нас и пятый вывод: товарищество! Вот мы с тобой в одном окопе сидим, и я тебя насквозь вижу, что ты такой же, как я, парень; а услышь я тебя в городе, с твоими честью и правом, так -- тьфу! -- даже и не остановился бы! Прошёл бы сторонкой, да побыстрее: мало ли какой ещё барчук нам, работягам, свою ерунду толкает, лишь бы самому за лопату не браться! А здесь, на войне, я тебя уважать начинаю, за твою преданную полезность нашему общественному делу...
--Да уж, кивнул Керн. -- Спасибо, уважил. А пока вот что, простой человек Мухтаров: как ты думаешь, не собрать ли нам боевой отряд и не двинуть ли на окрестные сёла -- в поисках ахтыровцев?
--С ума сошёл, командир? -- Алибек в ужасе взглянул на военинструктора, искалеченная рука которого зависла над картой, над небрежно брошенным поперёк лесов и полей курвиметром. -- Мы отсюда, а бандюки-то сюда! Как узнают, так сразу и сунутся, всей силой своею! И чем, и кому тогда коммуну оборонять?!
Керн уставился немигающими, хищными глазами на Алибека.
--Ты уверен, что они все сюда сунутся?!
--Точно! С колонной нашей они связываться не станут, там пулемёты, машины. А у нас здесь, в коммуне, база -- и припасы, и хозяйство, и женщины, и всё, что им нужно. Пока мы по сёлам ходим, они тут угнездятся со всей своей бандой, и пиши пропало.
--Может, не со всей? Может, они разделятся?
--А зачем им разделяться? Тут, кроме коммуны, ни оборонять, ни грабить нечего, вот ещё железнодорожный узел разве. Да там уже тоже два сарая осталось, и ходит мало что по железке в наши-то дни: тока нет. Думаю, в общем, что такой план, как ты предлагаешь -- им просто подарок: все придут сюда кровушку сосать! И конец тогда нашей коммуне.
--Отлично, -- сквозь зубы сказал Керн. -- Просто отлично!
Алибек Мухтаров внимательно посмотрел на руководителя:
--Ты что задумал, командир?! Сдать нас решил?!
--А ты таким, как эти Ахтыров с Левицким, сдашься? -- спросил Керн.
Мухтаров отрицательно покачал головой:
--Нелюдь они. Звери. С такими не договоришься...
--То-то и оно, -- кивнул военинструктор. -- Уж если ты, простой человек, их боишься, то мне и подавно приходится. А ты тут про меня такие гнусности выдумываешь.
--Обиделся? -- удивился Алибек. -- А ты не обижайся, нехорошо это.
--Давай-ка лучше спать, -- предложил Керн.
А наутро, едва занялась заря, начальник коммуны собрал в штабной комнате совещание, куда, помимо Алибека, приглашены были рабочие из города, Лантанов, ребята-дозорные и обалдевший от такой чести Бенедиктов. Совещание было секретное, о чём Керн и предупреждал каждого, кто входил в комнату, предлагая удалиться всякому, кто не сочтёт возможным долго держать язык за зубами.
--Итак, товарищи, -- начал Керн, когда все приглашённые собрались, -- я за ночь принял следующее оперативное решение: мы отсылаем тяжело вооружённую колонну в окрестные сёла на прочёсывание, чтобы выкурить оттуда бандитов. Попросим помощи у колонистов, они тоже кровно заинтересованы в подобной операции. Думаю, нам не откажут!
