--Гм... -- удивлённо сказал Керн. -- Радио. Ну ладно. Спасибо вам, товарищи. Выручили.
--Не стоит благодарности, -- усмехнулся Лиственников.
Конники собрались, салютовали, уехали -- на рысях, с развёрнутым знаменем, с громкой песней, летевшей вдаль по-над землями сибирскими:
Blaujacken, he! Wann greift ihr an?
FЭrchtet ihr OzeanstЭrme?!
Wurden im Hafen euch eurem Kahn
Rostig die PanzertЭrme?!
Керн посмотрел им вслед, послушал, как смолкает, перекатываясь над полями, жёсткий речитатив припева -- "Links! Links! Links!", -- и отправился раздавать патроны.
--Эй, начальник, -- окликнули из блока номер один. -- Скажи там бабам, чтобы со жратвой пошевелились! Жрать охота, пузо подвело!
--Вот же мразь! -- воскликнула в сердцах выцветшая, некогда полненькая женщина, сортировавшая упаковки с перевязочными пакетами на деревянной скамье у ворот. -- Мразь же! У нас люди гибнут, война, а они там -- жрать им неси! Правильно вы, товарищ Керн, их расстреливать начали! Может, всех их того... в расход надо?!
--Тогда и нас всех тоже надо... того, -- тихо сказал военинструктор. -- Так далеко зайти можно. Сперва тех в расход, потом этих, а потом возьмёт да останется над всей землёй один лишь солнцеликий вождь Олег Кристаллов! Нет уж, матушка, придётся нам и из них людей заново делать, раз уж родители недосмотрели, а общество напакостило. Вот так вот!
--Эк вы меня -- "матушка"! Я вас, может, и не старше буду! -- заулыбалась женщина. -- Откуда ж вы знаете, что у меня дети?!
--По заботливости, -- пожал плечами Керн. -- Я мать всегда от кого попало отличу, и в первую очередь -- по этому признаку.
Женщина подошла к нему, ткнулась головой в плечо, тихо погладила ладонью грудь военинструктора, сжала другой рукой его раненую, беспалую руку.
--Спасибо вам, кто бы вы ни были, -- вполголоса произнесла она. -- Мы ещё до войны забывать начали, что мы люди. Задолбали друг друга всем, чем можно, кидались, как собаки бешеные, чуть что не по нам. Потом переселение, лагерь, потом Лантанов этот с плёткой. А вы в нас людей видите, и нас заново научили этому. Спасибо вам, товарищ Керн!
Он погладил женщину по голове, потом осторожно высвободился, опасаясь случайного наплыва чувств.
--Нишанов! -- крикнул он. -- Ну, то есть, товарищ Мухтаров! Давайте ко мне сюда!
Подбежал Алибек, вооружённый настоящим автоматом Никонова и оттого вполне довольный жизнью.
--Выяснить, кто связывался по радио с немцами, и откуда они взяли радиоаппарат. Всех участников -- ко мне, срочно!
Участников доставили через несколько минут. Три молодых парня из числа бывших обитателей первого блока сразу же заныли:
--А чего? Радио нельзя, мы помним... Но надо ж чем-то заниматься было...
--По-моему, неплохо получилось! Помощь же пришла... За что нас наказывать?!
--Хотите, конфискуйте аппарат, только не разламывайте! Мы его три месяца собирали! Паяли на угольке, плату обломком бритвы проскребали...
--Тихо! -- сказал Керн. -- Ноете, как на базаре! Кто организатор постройки радио?
Два парня, помявшись, вытолкнули третьего вперёд.
--Мы вместе всё делали, но он инженер, а мы так, любители... Наказывать, так всех!
--Назначаю вас начальником радиоузла коммуны, -- обратился Керн к инженеру. -- Вы двое -- дежурные операторы, вахта -- посменно, одному быть на узле всегда! Для охраны радиоточки получите охотничий дробовик. Вход в радиоточку должен быть запрещён всем, кроме вас и меня, либо моего сменщика на посту руководителя коммуны, либо, в случае ранения оператора, санитаров. На связь выходить отныне только по моему распоряжению. Слушать эфир можете хоть круглосуточно. Начальник узла!
--Да, есть! -- растерянно ответил инженер. -- Так точно!
--Поговорите с Бенедиктовым, что есть в коммуне для радиооборудования. Может, для улучшения антенны, или вышку поставить. Займитесь немедленно! И подберите помещение, чтобы охранялось, чтобы там не шлялся кто попало... Выполнять!
Все трое радиолюбителей припустили по территории коммуны мелкой рысцой. Мухтаров проводил их задумчивым взглядом:
--А порядок-то у нас армейский намечается, как считаешь, Керн? Не хуже получится, чем у заезжей немчуры, а?
--Слушай, Алибек, -- вздохнул Керн, -- иногда в своих высказываниях ты бываешь удивительно пошлым. Тебя бывает просто неприятно слушать. Люди для нас приехали под пулемёты, жизнью своей рисковали, не говоря уже про имущество, а ты их "немчурой заезжей" кроешь! Да и "армейский порядок" -- это всё что угодно, но вот только не комплимент нашим усилиям! Противная это штука -- армия...
--Чему это она противная?
--Человеческой природе она противная, -- снова вздохнул военинструктор. -- Когда ж мы, мать-перемать, навоюемся-то? Треть Земли разнесли в щепки, непонятно ещё, переживём ли это всё? За ближайшую тысячу лет семьсот миллионов детей умрёт только от злокачественных опухолей, не дожив до совершеннолетия. А уродства? А раны? А неизбежные последствия голода, нищеты, массовых эпидемий? А всеобщее озлобление, одичание, оскотинение, а вот такие вот?! -- Он презрительно ткнул стволом винтовки в сторону блока номер один. -- Сколько нам ещё лет, столетий, разбираться со всем этим? Сам не знаешь, куда бежать, за что хвататься, не знаешь, есть ли у нас вообще будущее! И сверх всего этого -- ещё вводить армейские порядки, а значит, впереди новые войны, парады, диктатура генералов и полковников с квадратно-гнездовым мышлением... Не надоело ли?
--Ты же сам военный, -- ответил на это Мухтаров, -- а на армейские порядки гонишь. Что б тебе, может, тоже тогда в программисты податься?!
--Я бы в педагоги пошёл, -- сказал Керн, -- да не возьмут. Там тонкость нужна, там людей любить надо, и понимать, чем ребёнок от взрослого отличается. Да и тётки-педагогички в школе наверняка заклюют. Боюсь, не выдержу. А военное дело... ну что же, будет народ, будет дело, которое надо защищать с оружием в руках -- будем, значит, защищать, учиться всему заново. Но это не повод армейские порядки на гражданку тащить! Начнётся с разной там отдачи воинского приветствия, а кончится -- золотыми погонами, "чего изволите?", "пшёл вон, хам!". А в финале всенепременно -- либо очередная война, либо массовое предательство. Я за чужие золотые погоны, да и за свои тоже, жизнь отдавать не хочу, понимаешь, Алибек, не хочу -- и всё! И другим не хочу снова позволять сделать такую жуткую дурость!
--Но должна же быть дисциплина!
--Дисциплина -- вопрос другой. Причём дисциплина должна быть не только внутренняя, а прежде всего -- внешняя, контролируемая. Особенно вот с такими вот, -- военинструктор вновь презрительно махнул стволом автомата в сторону первого барака. -- Но для создания и, в особенности, для осознания пользы дисциплины есть много механизмов, отличных от военного стиля мышления. Афиняне, при всех их странностях, были куда более могучими и стойкими воинами, чем пресловутые спартанцы с их милитаризмом. И Рим брал себе провинции прежде всего не легионами, а законом и порядком общественного управления. Когда это стало не так, когда в военных исчезла гражданственность и появились императоры, избираемые дрессированными легионами -- Рим погиб медленной, мучительной смертью.
--Непростой ты человек, -- покачал головой старшина дозорных. -- Смотри, как бы тебе за это оправдываться однажды не пришлось! Народ, он простоту любит.
Керн ничего не ответил -- лишь в третий раз шумно, тяжело вздохнул.
--И насчёт немцев этих, -- добавил Алибек, -- я бы тоже не расслаблялся. Они, конечно, нам против ахтыровцев чуток помогли, но в бой вступать не стали. Ещё бы: у бандитов и пулемёты есть, и машины кое-какие! А вот если мы с бандюками справимся, тут к нам могут и люди Левицкого нагрянуть, а то и немчура эта: платите, мол, должок за военную помощь методом добровольно-принудительной отработки! И попадём мы, в сущности, в такое же рабство! Так что, Керн, ты за спиной следи, когда за мылом наклоняешься. Честь и право твои -- хорошая штука, когда о них рассуждаешь в два часа ночи, а в настоящей жизни простому человеку всегда проблем с три короба насыплют и работать на себя заставят -- успевай только поворачиваться!
