На всякий случай, военинструктор осмотрел комнату: не ползёт ли диверсант? Комната выглядела надёжно защищённой: снаружи почти ничего не видно, а внутрь просто так не попасть, во всяком случае, не дёрнув на себя скрипучую тяжёлую дверь. Скрип двери он, пожалуй, заметит... Керн вновь вернулся к созерцанию творившейся за окном сцены. Там, видимо, что-то решили; теперь и машины, и люди двигались не к колонии, а к дороге, на соединение друг с другом. Решили, видимо, предпринимать штурм через главные ворота, подумал начальник коммуны, перемещаясь к северо-восточному окну. Здесь ситуация выглядела не лучше: кавалерия, летевшая к ограде коммуны, перешла с рыси на галоп, покрыв уже более половины расстояния. Ну что ж, с них и начнём...
Керн пристроился за мешками с песком, упёр подстволье в подоконник, чтобы не слишком вело при стрельбе очередями. В прорези прицел замелькали передовые конники: один -- с саблей, как в гражданскую войну, потом знаменосец с опущенным на манер копья флагом, моложавый субъект -- совсем сопляк, моложе Лантанова, пожалуй! -- с охотничьим нарезным карабином у левого стремени и трубой -- в правой руке. Ёлки же палки, а! Ещё и труба! Ну всё, как у больших! Совести вот только не нажили, похоже... Ну, ничего, ещё метров четыреста -- и многим из них совесть уже не понадобится!
--Мухтаров! -- крикнул Керн из окна. -- Слушай мою команду! При приближении машин -- гранатами! По пехоте -- беглый огонь с близкого расстояния! Справа кавалерийская лава, берегитесь! То-о-овсь!
С машин у дороги заработали пулемёты. Били по крыше и стенам корпуса -- видать, услышали командира. Мин для миномёта у бандитов то ли больше не было, то ли там старались соблюдать экономию, а вот из пулемётов лупили почём зря. Работали целых два пулемёта -- единый ПК под винтовочный старинный патрон, и ручной малокалиберный, способный при необходимости пробить прицельным огнём на полкилометра. Свист пуль, проносящихся мимо, почти не беспокоил Керна. К этому он успел однажды привыкнуть, как и к мысли о том, что будет, когда такая пуля воткнётся в тело... Он заставил себя унять неизбежную холодную дрожь и снова сосредоточиться на кавалерии.
Передовые конники были примерно в сотне шагов от намеченного Керном рубежа стрельбы, когда знаменосец поднял кверху руку с древком -- и в рассветных лучах заполоскалось, закружилось в воздухе алое полотнище с пятиконечной звездой посередине -- древний боевой стяг организованного восстания против всяческой несправедливости и рабства. Вслед за знаменосцем поднял правую руку и горнист, и над лесостепью понёсся звучный голос трубы, в аккуратном, протяжно-размеренном тоне которой слышался отчётливо уже знакомый Керну акцент:
VЖlker, hЖ-ort die Signa-ale!
Auf zum le-etzten Ge-fecht!
Die In-ter-na-tio-na-a-le
ErkД-ampft das Men-schen-re-echt!
--Ур-ра-а-а! -- заорал кто-то из подростков-дозорных, охранявших ворота. -- Ура, ребята! Наши! Наши идут!
Со стороны машин послышались проклятия и выкрики. Моторы вновь заревели, одна из машин дала в сторону наступавших кавалеристов длинную пулемётную очередь -- не достигшую, впрочем, цели. Керн, не вполне ещё опомнившийся и овладевший ситуацией, переместился всё же к другому окну, откуда открывался вид на дорогу. Бандиты отступали -- организованно, в полном боевом порядке. Чтобы немного нарушить это благолепие, Керн дал очередь по джипу и, возможно, попал: послышались едва разбираемые проклятия, угрозы и ругань. Затем и пехота, и автомобили предпочли смотаться под прикрытие леса, где гарцевал на опушке ещё десяток вооружённых всадников. Конный отряд нёсся им наперерез; в разгорающемся алом свете зари сверкали стволы взятых наизготовку карабинов, и труба продолжала выводить над лесостепью победные такты атакующей мелодии:
Reinen Ti-isch macht mit dem BedrД-a-nger!
Heer der Skla-aven, wa-ache auf!
Ein Nichts zusein, tragt es nicht lД-anger
Alles zu wer-den, strЖmt zu-hauf!
Заскрипела, заорала дверь; Керн обернулся -- в комнату на верхнем этаже вбежал потный, но торжествующий Лантанов.
--Драпают, товарищ Керн! Немцы приехали, весь их дозор здесь собрался! Ребята говорят, им эти ахтыровцы давно поперёк горла! Ну, сейчас тут будет...
Начальник коммуны помрачнел:
--Не сунулись бы сейчас эти немцы в лес, на ахтыровские пулемёты!
Но приехавшими дозорными командовал, по всей видимости, достаточно опытный человек. Отогнав бандитов, конница повернула не к лесу, а на юг, под защиту стен и укреплений коммуны. Ахтыровские пулемётчики больше не посмели стрелять по ним и тоже предпочли уклониться от непосредственного боевого столкновения, затерявшись в берёзах, в овражках и непролазном буреломе. Поле несостоявшегося боя целиком и полностью осталось за нечаянными приезжими.
Не будучи даже в общих чертах знаком с бытом поселений, созданных на российской территории европейскими иммигрантами ещё в преддверии мировой войны, когда сытая и благополучная дотоле Европа вновь стала местом страданий для миллионов людей, Керн был уверен, что главу дозорного отряда, приехавшего из немецких поселений, зовут обязательно Ганс, в крайнем случае -- Юрген. Однако главу дозорных звали Николай Семёнович Лиственников, и был он, как и Керн, военинструктором, присланным из города по запросу. В отряде у Лиственникова были, конечно же, и немцы, а талантливого горниста даже звали всё-таки Йоргеном -- впрочем, предки его были родом из Швеции, а сам Йорген успел родиться и вырасти здесь, и оттого считал себя коренным сибиряком.
--Мы здесь ненадолго, товарищ Керн, -- сообщил Лиственников. -- Мы тут, а они там, у нас, грабить начнут. Так что поможем, чем можем, и назад. Извините уж, что так получается!
"Поможем, чем можем" включало в себя ещё два автомата и снайперскую винтовку, шесть нарезных карабинов, два десятка боевых гранат, ракетницу, штык-ножи -- целое сокровище, если с ним правильно обращаться. Не забыты были и патроны -- их запас, хранившийся в оцинкованных ящиках, позволял теперь хорошенько вооружить подростков-дозорных настоящим боевым оружием.
--Ещё бы пулемётик, -- с тоской сказал Керн, -- и мы бы их выкурили!
--Пулемёта не имеем, товарищ, -- с сожалением сказал Лиственников. -- Есть два ручных, но оба при деле. А то к нам по ночам тоже диверсанты лезут... Сожгли мукомольню, чуть не оставили посёлок без электричества. Вот, может, вы у бандюков их собственный пулемёт ночью позаимствуете?
--Идея хороша, да бойцы у меня неподготовленные. Боюсь, против опытных диверсантов нашим не сладить. Зря людей положим!
--Они у вас тут хоть шевелиться стали! -- с уважением заметил приезжий глава дозорных, оглядывая коммуну. -- Наши приезжали к вам, говорили, что тут совсем уже стадо, биомасса... Что вы им такое дали, товарищ Керн, что они задвигались?
--Две вещи: честь и право, -- ответил военинструктор, вспомнив свои ночные штудии. -- Больше у меня ничего нет, чтобы им дать. А это есть.
--Но это очень много! -- восхитились хором несколько приезжих. -- Честь и право -- это, товарищ, такие вещи, за которые человеку и умереть порой не жалко!
--Важнее, что за них жить не жалко, -- ответил на это слегка смущённый Керн. -- Только, боюсь, восторги преждевременные. Боя-то ещё толком не было. А биомасса -- вот она, заперты в бараке. При них детей режут, а они кашки требуют! И плевать им, что их в рабство возьмут, они искренне верят, что им хуже не будет, а уж они-то при любом рабовладельце устроятся... Незаменимые специалисты! -- Начальник коммуны хотел сплюнуть в сердцах, но вовремя вспомнил про моральный облик бойца и удержался. -- Кстати, -- чтобы перевести разговор со смущавшей его темы, -- а как вы про нас узнали, что мы тут в осаде?!
--Так радио же! -- удивлённо ответил Йорген.
--Какое радио? -- не понял Керн.
--Ну, вы передали в эфир, что вам тут крышка, -- пояснил Лиственников, -- мы подорвались и поехали выручать. По-соседски, так сказать. Что мы, не знаем, что ли, что такое ахтыровцы?!
