-- Ни в коем случае не выбрасывайте и не сжигайте эту штуку, товарищ Керн, -- хриплым от возбуждения голосом сказал он. -- Это гениально. Это величественная мысль! Нужно немедленно показать это товарищу Мухтарову! И всем другим тоже показать.
-- Почему? Потому что я руководитель коммуны? -- спросил Керн, иронически улыбаясь.
-- Потому что в этом есть смысл! -- воскликнул Лантанов. -- Настоящий смысл, честное слово! Это действительно гениально, Керн, вы гений. Это ответ на очень, очень долгие искания! Я и представить себе не мог, какой это восторг! Разрешите, я вас поцелую?
-- Нет, -- сказал Керн.
9. Комиссары.
Прочистив мозг от философской накипи, Керн прекрасно выспался.
Утро не принесло никаких новостей; в жилых блоках вяло митинговали, еда для населения по-прежнему отсутствовала. В столовой администрации хозяйничал Мухтаров, смущённый вчерашней своей выходкой; у хозяйственных мужичков он выменял на что-то личное несколько крупных лещей и теперь жарил их на противне.
-- Понадобятся пищевые ресурсы, -- заметил Керн, принимаясь мыть грязную посуду.
-- А? Что? -- не расслышал дозорный.
-- Жратва, говорю, понадобится! Нужно доставать где-то посевной материал. А где?
-- Пошлём батраков к куркулям, -- пожал плечами Мухтаров. -- Им же нужны были рабочие руки! Вот пусть и отрабатывают. Но по справедливой цене!
-- Идея неплоха, хоть и припахивает.
-- От Лантанова тоже припахивает, -- не сдержался вдруг Алибек, -- а вы с ним в одной комнате спите!
-- Лантанов, он как собака дурная, -- буркнул руководитель коммуны. -- В человеческом обществе пакостит, а без людей сдохнет. Сопляк он и мразь безмозглая, вот что я скажу. Выгнать его -- либо помрёт, либо к бандитам прибьётся и испаскудится окончательно. А это, я скажу, ответственность!
-- Собираешься проявлять гуманизм и всепрощение?
-- Насчёт всепрощения -- не знаю, а гуманизм проявить придётся. Я здесь пока что власть, и я же -- закон; кому нужно то и другое без гуманизма? Это просто нелепость какая-то, это тирания!
-- Ага, -- рассеянно сказал Мухтаров. -- То-то наш Юрочка с утра бегал по лагерю как оглашенный и рассказывал про твои философские изыскания средь ночи.
Керн густо покраснел.
-- И что он рассказывал?
-- Он в основном орал от восторга. Что-то там было про честь и право. Я так понял, что он тебя пытался соблазнить, а ты дал ему философскую отповедь.
-- Ты б ему, конечно, без философии дал по морде! -- разозлился вдруг военинструктор.
-- Тут уж давать либо по морде, либо ещё как...
-- Ты помнишь, как ты мне три дня назад про гостиоров рассказывал? -- спросил Керн. -- Сам чуть под шконку со страху не залез. А теперь, чего уж там стесняться, валяй дальше храбрость проявлять. Можешь этого Лантанова изнасиловать, у тебя же оружие теперь и власть, а у него -- ничего, кроме собственных блондинистых локонов...
-- Не надо меня пялить, товарищ начальник, -- расстроился Мухтаров, -- я просто этого изверга терпеть не могу.
-- А я, конечно, счастлив, когда он пускает газы у меня под кроватью! И ещё счастливее я, когда он носится по коммуне, перечисляя всё, что ему удалось подсмотреть на обрывке моего пипифакса! А что поделать? Человек, всё-таки человек, хоть и паршивый донельзя. Сам же вчера говорил, мы же оба сами знаем: нельзя думать, что можешь воспитать нового человека! Нужно учиться жить и работать с теми, кто есть рядом.
-- Это и есть твои "честь и право"?
Керн припомнил свои философские штудии.
-- Да нет, всё сложнее. Понимаешь, -- сказал он, выставляя на стол первую порцию вымытой посуды, -- тут штука в том, что нужно заинтересовать людей в отношениях с другими людьми. А такие отношения в больших масштабах подразумевают определённое равенство. Одно дело, скажем, семья или учитель со своими учениками: там равенство исключено ситуацией, но там существует взаимная заинтересованность. А вот когда люди делают общее дело -- тут без какой-то формы равенства не обойтись. У капиталистов всё просто: имеешь право работать и получать, получил заработок -- вали. При этом в политической жизни ты ноль без палочки. А вот что делать в нашей ситуации, когда работать можно в лучшем случае за еду? Отказаться от равенства? Можно, конечно, но это возврат к деспотии...
В нескольких словах Керн поведал Мухтарову свои ночные раздумья о необходимости кредита доверия к новой морали, об организующем начале во взаимных отношениях свободных людей.
-- Смотри, мозги себе этим не прожарь, -- предупредил Алибек, выкладывая на блюдо готовую рыбу.
-- Ты Кристаллова с его бандой хунвейбинов тоже агитировал, чтобы мозги себе не жарили?
-- Так то интеллигенция, -- хмыкнул дозорный. -- У них, так сказать, потребности иного порядка. Как начнёт кто чего рассказывать -- так потребность рот открыть и слушать, а как до дела дойдёт -- сразу кишка тонка. А мы с тобой работяги, нам все эти мозговые выкрутасы до лампочки. Зато вкалывать умеем! Садись, лещей будем шамать: лещи с икрой сегодня попались, жирные!
-- Знаешь что, -- посоветовал Керн, -- ты при мне интеллигенцию не лай. Я сам из интеллигенции, так что могу и обидеться.
Дозорный был поражён до глубины души.
-- Это как так -- из интеллигенции? Да по тебе за сто метров видать, что ты мужик рабочий. Простой ты человек, правильный, нам бы таких побольше...
-- Развратил тебя Кристаллов, -- сказал Керн и вышел из-за стола.
-- Эй, а лещи?! -- воксликнул Мухтаров. -- Лещи же!
Но лещи Керна более не заинтересовали. Жизнь показалась вдруг полным дерьмом, круг сознания сузился. Руководитель коммуны убрался в свой кабинет и занялся мелкими, но неотложными делами.
Через двадцать минут постучал в дверь осторожный и перепуганный Мухтаров.
-- Эй, -- сказал он, -- ты чего? Ты обиделся, что ли?
-- Обиделся, -- сказал Керн.
-- Дурья башка! -- поразился вновь дозорный с подлинно восточной непосредственностью. -- Я тебе комплимент говорю, а ты обижаешься! Сам посуди, ну кому б ты был нужен, будь ты интеллигент? А так у тебя и семья рабочая, и сам ты руками работать умеешь, а не только что языком трепать. Или ты на самом деле в философы решил податься, а?!
-- Да хоть бы и в философы! -- заметил Керн. -- Что у вас у всех за страсть классифицировать людей? Свой, чужой, рабочий, служащий, интеллигент. Враг. Полезный человечек. Вот как по-твоему, я полезный человечек?
-- Ты по-своему полезный человечек, -- возразил Мухтаорв. -- Я тут ни при чём.
-- Вот, видал? Я полезный человечек. А я, представь себе, не хочу вообще быть человечком -- ни полезным, никаким. Я человеком быть хочу! А в этом вопросе полезность -- критерий скользкий. Вопрос в том, кому полезно, что полезно, как и для чего. А это требует знания. А знания -- это и есть то, что ты называешь интеллигентностью. Правильно называешь, кстати! Можно три тысячи книг перечитать, а знаний и ума не набраться. А можно знать сто книг и быть притом, как ты выражаешься, философом. Всё зависит от того, может ли человек дать ответ на основной вопрос философии и вообще всякой науки.
-- Это про то, что первично? Бытие или сознание? Основной вопрос философии, это вот, что ли?
-- Это схоластика, а не философия, -- отмахнулся Керн. -- А основной вопрос, который должен задавать и задаёт себе всякий думающий человек -- это такой простой вопрос: зачем? Зачем такая-то и такая-то вещь, какую пользу или вред она приносит? Зачем делать то-то и то-то, что за выгоду или что за проблемы это потом принесёт? Если человек не задаёт себе постоянно этого вопроса -- "Зачем?", -- он быстро становится человечком. Винтиком он становится. Потому что необходимый ответ на этот вопрос находят за него другие люди. А я винтиком быть не желаю ни при каких обстоятельствах.
-- Ну, -- сказал Мухтаров, -- винтики ведь тоже нужны. Без винтиков не соберёшь ничего, правильно?
-- Не соберёшь, -- подтвердил Керн. -- Поэтому винтики миллионами делают на скобяных фабриках. Или на каких-то там ещё. А человека вырастить -- это не винтик склепать, здесь терпение нужно, понимание. Человека ведь не только мать растит, его, по большому счёту, всё человечество растит, вкладывается в это лет пятнадцать как минимум. Дороговат материал для винтиков получается, а? Дешевле уж было бы клепать эти винтики из чистого технеция... или астата.
