-- Насколько мне известно, настоящие евреи, не из юморесок, обычно лишены этих специальных признаков, -- ответил Керн, которому уже начали надоедать посетители. -- Так вы спешитесь и пойдёте со мной, или мы вежливо распрощаемся?
-- Давайте слезать, ребята, -- предложил коренастый. -- Чего мы, в самом деле? Бояться их тут, что ли?
-- Один только вопрос, -- сказал вдруг пожилой. -- Где Черевяк?
Керн не понял вопроса.
-- Что? Какой червяк?!
Приехавшие дружно засмеялись.
-- Где товарищ Кристаллов? -- переспросила девушка, и Керн вдруг вспомнил, что руководителя коммуны и в самом деле звали Дмитрий Черевяк.
-- Он уехал, -- честно ответил Керн. -- Он очень быстро уехал. Как и вся администрация.
-- Можно ещё раз посмотреть на ваш мандат? -- спросил пожилой.
-- Можно, -- военинструктор протянул ему бумаги.
Тот долго вчитывался в них при свете карманного фонарика, потом махнул рукой.
-- Пойдёмте, Керн, поговорить надо с вами как следует.
Пожилого звали Левицкий. Судя по документам, он был главой тетеринской районной администрации. Трое парней, как и следовало ожидать, были тетеринскими дозорными, а девушка -- той самой сбежавшей жительницей трудовой коммуны, за которой вчера безуспешно отправили погоню.
Ныне Левицкий сидел против Керна в кабинете Кристаллова и чётко, но совершенно бесцветно ставил новому руководителю колонии условия.
-- Вашу администрацию -- в полном составе отдать под суд райтрибуналу. Население -- обеспечить документами и свободой перемещения, после чего создать ему условия для занятий производительным трудом. Оружие и другие членовредительские инструменты выдать районной администрации. А эту девушку немедленно обеспечить всеми документами и личными вещами -- она переезжает к нам работать и жить. Исполняйте, Керн.
Военинструктор подумал несколько секунд. Затем сложил из пальцев здоровой руки увесистый шиш, сунул его под нос Левицкому и пошевелил для убедительности большим пальцем.
-- Так выкусить изволите, или подать постного масла?!
-- Я его всё-таки пристукну сейчас! -- порываясь вперёд, вспылил здоровенный Паша. Керн не успел уклониться: страшный удар в ухо сбил его прямо вместе с креслом, опрокинул навзничь. Здоровяк из дозорной службы, перескочив через стол, прыгнул прямо на Керна, но тут военинструктор уже не растерялся: нанёс ему в живот ужасающей силы удар ногами. С развороту ударил в лицо, заломил руку болевым приёмом -- что-то захрустело в суставе у нападавшего, как медведь хрустит в малиннике. Двое коллег незадачливого дозорного подскочили с двух сторон; на Керна обрушился град ударов и пинков. Но и стоявший на карауле Алибек Мухтаров не растерялся: выпалил дробью в потолок, разряжая ствол и отвлекая нападавших, а затем полез в драку с прикладом наперевес, держа ружьё, как дубину...
-- А ну, хватит! -- прикрикнул Левицкий.
Окровавленный Керн поднялся с пола, всё ещё заворачивая руку Паши. Оглядевшись, отпустил её. Паша покорно поплёлся на своё место.
-- Вон отсюда! -- жёстко сказал Керн, показывая на дверь.
-- Что-о?! -- Левицкий гневно нахмурил брови.
-- Я сказал -- вон! Банда! Теперь я знаю, за что вас здесь так ненавидят! Вы не люди, вы -- стая псов! Пошли прочь отсюда -- из моего кабинета, из моей коммуны и вообще из моей жизни!
Мухтаров, успевший перезарядить ружьё, сопроводил эту патетическую тираду Керна недвусмысленным движением ствола.
Левицкий, должно быть, погасил свой гнев.
-- Давайте всё же поговорим спокойно, Керн, -- со вздохом сказал он.
-- Я с самого начала разговора был спокоен, -- возразил Керн. -- Это вы проявляли лишние эмоции. В результате здесь уже пролила кровь, и это не ваша кровь, Левицкий.
-- Вы сильный и смелый человек, -- произнёс Левицкий. -- Но сила и смелость, даже честь -- это в вашем случае пустые слова. Ведь вы защищаете зло. В интересах общества было бы куда лучше, если бы вы оказались трусом, циником и предателем.
-- Трусов, предателей и циников здесь было достаточно и без меня, -- возразил Керн, -- зачем нужно было выписывать из города ещё одного. И, кроме того, я не знаю общества, в интересах которого было бы наличие хоть одного лишнего предателя и циника. Они, знаете ли, прежде всего безусловно вредны...
-- Но вы руководите рабовладельческим анклавом!
-- Я занимаюсь этим меньше трёх часов, а вы уже хотите, чтобы я тут проводил реформы?!
-- Мы тут сами проведём всё, что надо! -- ухмыльнулся коренастый дозорный, так и не снявший свою зимнюю шапку. -- И реформы сделаем, и учёт произведём, и тебя у стенки оприходуем -- будь здоров! Так что ты свою кровь... того... не береги лишнего.
-- Мухтаров! -- жёстко, по-военному, окликнул Керн.
Алибек вытянулся у стола.
-- Слушаю, товарищ Керн!
-- Этих троих -- в арестантский блок! Достали!
-- Что-о?! -- Левицкий подался вперёд.
-- Они не умеют держать себя на людях, -- ответил военинструктор, -- тем более в гостях. Гостиоры прямо какие-то, прости господи! Народные мстители... Придётся дать вам урок вежливости, раз родители не справились. Пусть пока посидят в холодной, а там мы сами разберёмся, кого из вас к стенке...
-- Ты что, совсем очумел? Истерик! -- прошипел Левицкий, подавшись вперёд. Керн остановил его движением руки.
-- Я вас сперва научу разговаривать по-человечески, -- спокойно ответил он. -- Вот тогда и придёт время для серьёзных разговоров. А пока вы, вижу, только лаете на хозяина в чужом подворье -- а я здесь хозяин, это ясно вам?!
-- Куда уж яснее, -- начал было Левицкий, но тут его перебила девушка, сидевшая до сих пор тихо на своём стуле.
-- Да чего вы слушаете?! Брать их всех надо, брать, вязать! Он палач, убийца, в газовую камеру людей сажать будет! Разговаривать с ним ещё! На хрен надо?! Сюда отряд надо, истребительный отряд, а не разговоры с ними разговаривать!
-- Такие обвинения требуют доказательств, -- спокойно сказал Керн. -- Соблаговолите предъявить на всеобщее обозрение газовую камеру.
-- И предъявлю! -- закричала девушка. -- И соблаговолю!
Крикнув это, она принялась стучать по столу кулачком. Левицкий смотрел на неё с пониманием.
-- Так идёмте, -- предложил Керн.
-- Идёмте, -- согласился Левицкий. -- Я тоже хочу на это посмотреть.
-- Хорошо, -- сказал Керн. -- Только мы втроём. А вы, Мухтаров, стерегите здесь этих хамов, и если кто из них рыпнется -- сажайте в него картечью без промедления. Такие гости нам на хрен не нужны, как выразилась бы наша мадемуазель!
Парни с повязками угрожающе зарычали.
-- Я и говорю -- собаки, -- сказал Керн, задержавшись у дверей кабинета. -- Мой вам совет, парни: учите обратно человеческую речь. Скоро здесь всё изменится, и говорить вам придётся почти исключительно с людьми.
-- Ты, что ли, изменять будешь? -- пренебрежительно фыркнул Паша.
-- Я, -- кивнул головой Керн. -- А случись что со мной -- так и другие найдутся.
Пересекая аллею, ведущую от административного здания коммуны к подсобным помещениям, девушка не переставала угрожать и жаловаться. Звали её Ириной. Худые руки Ирины беспрестанно находились в движении: она то тыкала пальцем в разнообразные строения, объясняя Левицкому, какие функции эти строения несут, то грозила кулачком Керну, предвещая скорое падение его власти. Левицкий отмалчивался.
Так они подошли к арестантскому бараку. Керн отпер двери ключом и, к своему изумлению, обнаружил за дверями стрелка из числа дозорных по коммуне. Стрелок недружелюбно навёл на них дуло карабина.
-- Без разрешения руководителя нельзя!
-- Я теперь руководитель, -- сказал Керн.
-- А что с Олегом?
-- Драпанул ваш Олег, -- рассеянно сказал Керн. -- И остальные драпанули.
Левицкий неожиданно посмотрел на Керна с нескрываемым интересом.
-- Проходите, граждане, -- разрешил дозорный. -- Мне, товарищ руководитель, оставаться на карауле?