-- В наше время и еда -- много, -- философски заметил Керн.

-- На еду детям государство ещё выделяет, -- ответил дозорный. -- Даже этим выделяет, -- он полупрезрительно ткнул пальцем через плечо в сторону блока номер один, -- а уж детям и подавно. Их учить надо, лечить, воспитывать! А не к кирпичам приставлять...

Керн усмехнулся иронически:

-- Мне казалось, вы здесь чтите опыт Макаренко.

-- Кто чтит, а я нет, -- возразил Алибек. -- Макаренко, он вроде Сталина был: при нём всё работало, а нет Макаренко -- и где, собственно, его педагогические успехи? Вот кто всегда ставил себя над коллективом! Причём над любым: что над учениками, что над коллегами... Одно слово: заведующий! -- В этот последний термин дозорный вложил почему-то изрядный запас потаенной душевной боли.

-- Вы педагог по образованию? -- с интересом спросил Керн.

Мухтаров помолчал минуту.

-- Да, -- ответил он наконец. -- Был учителем физкультуры. Только вот поработать не пришлось.

-- Война?

-- Да не совсем. У нас перед войной, когда в Европе уже пошла заварушка, чехи жили. Мигранты. Так вот, пацаны чехи в школе распустились, ну и... начали наших бить. Я одного поймал, а он с ножом. Я нож отобрал, в морду ему пару раз -- тут такой скандал подняли! У нас европейских мигрантов правительство защищало: они, мол, работать умеют, не то что наша сволочь русская... извини.

-- Ничего, ничего, продолжайте, -- сказал Керн.

-- Ну вот, -- закончил дозорный, -- меня от преподавания отстранили, ушёл я работать в мастерскую. А потом через полгода -- хлоп, и под суд. Кто-то всё-таки добился, чтобы мне устроили примерно-показательный. Присяжные меня оправдали, а судья на них как принялась орать! Тут же все протоколы порвали -- и три года колонии! И газетчики заорали: ура, ура! Тьфу! -- Алибек сплюнул с досадой.

-- И что, попали в колонию?

-- Да нет, в СИЗО только отсидел. Как в Китае драка пошла -- нас сразу на строительство укрытий. А тут апелляция вышла, заменили приговор условным, без права жить в городе. Уехал я сюда, а тут уж прибился к ребятам... Такая вот история, товарищ Керн!

-- Да, дело обидное, -- согласился военинструктор. -- А ваша настоящая фамилия, значит, Нишанов?

Алибек посмотрел на него с интересом.

-- Откуда знаешь? Неужели на суде был? Или слыхал где?

-- Слыхал, только потом, краем уха. Дело в том, что я руководил постройкой противорадиационных укрытий. Мне как-то попалась вся эта история в документах строительных бригад. Но я не совсем понимаю, почему вы решили сменить фамилию?

-- Она демократическая какая-то. Нишанов -- это был такой парламентарий. Когда он был спикером советского парламента, Советский Союз развалился, а здесь этого не любят вспоминать.

-- А Мухтаров-то почему? Откуда такая фамилия?

-- Ну, меня совещание переименовывало. Администрация собралась и решила... Вроде как, раз я тут в сторожах хожу, то и фамилия у меня должна быть, как у сторожевой собаки кличка -- Мухтар. А мне куда податься? Мухтаров и Мухтаров, звучит оно неплохо... Тут вообще все переименовываются. Кроме Тамары Фёдоровны -- она до войны была знаменитой поэтессой, фамилию менять не хотела.

-- А остальные все поменяли?

-- Да, тут принято индустриальные фамилии носить. Лантанов, Кристаллов, Прессовский. Это в честь Сталина и Молотова, если что...

-- Да я уже понял, -- сказал Керн.

Дозорный замолчал вдруг, вглядываясь в вечерние дали.

-- Смотри-ка ты, -- сказал он вдруг. -- Куркули к нам едут. И потёмок ведь не боятся, а то!

Сказал -- и потянулся за оружием.

Приехавших было пятеро: трое стрелков с повязками дозорного патруля, сидевших верхом на гнедых откормленных жеребцах, за ними -- юная девушка, высокая, но худенькая, на буланой юркой кобылке, а в хвосте колонны ехал мужичок лет пятидесяти, в ленинской кепочке из дублёной кожи и в стёганой ватной куртке, в резиновых сапогах с высоченными отворотами -- словом, такой типичный охотник или рыбак, какого можно почти во всякий сезон встретить без труда любой в сибирской глуши. Мужчины вооружены были хорошими самозарядными карабинами разных моделей, девушка же из оружия имела только нож.

-- Смотри-ка, -- толкнул дозорный Керна в бок, -- бегляночка наша вернулась. Ну, видать, крепко метелить нас будут.

Керн спокойно вышел навстречу гостям.

-- Проезжайте внутрь, -- вежливо, но без энтузиазма пригласил он. -- Что вам угодно?

Передовой, крепко сбитый молодой человек в зимней меховой шапке, ухмыльнулся кривовато:

-- А это мы сами посмотрим, чего нам угодно! И тебя, бандюгу, не спросим!

-- В таком случае, -- Керн навёл на него автомат, -- могу предложить для начала познакомиться с короткой очередью разрывными.

Второй седок с повязкой дозорного выхватил плеть-нагайку и направил на Керна лошадь; остальные шарахнулись, заслоняя собой девушку.

-- Стой, Паша, -- сказал пожилой тому, что был с нагайкой.

Паша, не переча старшему, осадил коня.

-- Да он безрукий! -- воскликнул он, приглядываясь к Керну. -- Эй, вояка, ружьишко-то отдай! А то ведь уронишь случайно...

Керн отошёл на пару шагов назад, вскинул автомат, удерживая его одной лишь искалеченной рукой за рукоятку управления огнём, как пистолет. Поймав в трезубец прицела ветхий, ничему уже не служивший телеграфный столб в углу площади, военинструктор надавил на спуск. Перестуком раскатилась короткая очередь, раздался громовой треск: дерево столба, разбитое на высоте человеческого роста в щепы, покосилось и рухнуло у забора коммуны. Всё произошло едва ли за секунду, а мгновение спустя автомат Керна вновь смотрел в лицо передовому молодцу с повязкой.

-- Мастер, -- согласился пожилой.

Девушка вдруг подъехала к нему, наклонилась с седла к самому уху пожилого, сказала несколько быстрых слов.

-- Дайте, я угадаю, -- предложил Керн. -- Мадемуазель сообщает, что раньше меня тут не видела, и что я тот самый палач, которого по особому распоряжению выписали из города.

-- Хорошая игра угадайка, -- ответил пожилой, -- ну, а нам-то что с того?

-- В таком случае, на правах хозяина разрешите представиться: новый руководитель коммуны, Александр Петрович Керн. А с кем, как говорится, имею честь беседовать?!

-- Со мной, -- сказал коренастый седок. -- И с нами со всеми.

-- Этого мне недостаточно, -- ответил военинструктор. -- В том смысле, что мои бумаги -- вот, -- он протянул здоровой рукой копию своего приказа о вступлении в должность руководителя и мандат от рабочего комитета. -- А ваших документов я не видел. Я видел только ваше оружие. Я сомневаюсь, что вы умеете применять это оружие законно и с толком. И, как следствие, я и в самом деле вполне могу стать вашим палачом.

Парни с повязками всё-таки посрывали свои карабины с плеч. Керн флегматично указал им на безмолвные ряды строений за своей спиной.

-- Сочувствую вам, господа, но не советую. Вы и ваши лошади сейчас -- отличная мишень для ружейного огня залпами, и на такой дистанции полуготовая картечь в наших ружьях не успеет даже толком рассеяться, прежде чем поразит цель.

-- Красиво разговариваете, -- заметил пожилой. -- По-книжному. К чему это?

-- А к тому, -- сказал Керн, -- что вы, вижу, совсем тут отвыкли от человеческой речи. Хамство и казачья нагайка, право же, не лучший способ вести себя в гостях.

-- Это мы ещё посмотрим, кто тут в гостях... -- завёлся коренастый, но карабин всё-таки убрал.

-- А разве так не видно? -- удивился военинструктор. -- Вы у нас в гостях, конечно. Прошу вас привязать лошадей у коновязи и проследовать в мой кабинет. Только там... гм!.. пока что имеет место некоторый беспорядок. И, уважаемый Паша, прошу вас перестать тыкать в меня стволом карабина. Меня это нервирует.

-- Вы еврей, что ли? -- вдруг с удивлением спросил третий всадник с повязкой.

-- Откуда такой странный вывод?! -- удивился Керн.

-- Ну, во-первых, фамилия у вас подходящая. Во-вторых, разговариваете так смешно, вроде как одесский еврей в юморесках. И потом, вы только что ответили вопросом на вопрос, а это национальная черта.