Но вот одну зловредную привычку имел бездомный Месроп из Карса, о которой прежде никто из арушановских не знал.</p>
<p>
Раз в год, на пасху, он менял во дворе привычное месторасположение. Такая передислокация со стороны казалась поначалу странной. Он прятался в укрытии, в кустарнике, позади тутовых деревьев, и ждал, когда детвора выйдет из домов… с крашеными яичками.</p>
<p>
Пасху обитатели Арушановки любили и уважали. Затик (армянская пасха – прим. автора), наш любимый праздник - так объясняли ребятне их бабо и дедо. Инженер Оганесов и другие сведущие люди говорили, что это слово происходило от армянского «азатутюн» или «азатвел» - свобода, освобождаться. Мол, избавился Христос от страданий, от зла и смерти. А затем воскрес.</p>
<p>
Про наступление пасхи Арушановка узнавала, когда хозяйки начинали печь куличи и кяту (сладкие слоенные пирожки – прим. автора), красить в отваре луковой чешуи яйца. Мало кто наносил на яички узоры. А вот если захотелось придать им золотистый цвет, тогда брали отвар шалфея. К тому же такой ароматный запах сразу получался! Кто побогаче – а такие семьи по пальцам можно было перечесть – готовили пасхальную рыбу, варили рисовый плов с черносливом и кишмишем.</p>
<p>
После службы в Будаговской церкви (Армянский собор Св. Фаддея и Варфоломея, называли в честь построившего его купца Е. Будагова – прим. автора) принарядившиеся арушановцы возвращались к своим домам.</p>
<p>
- Христос воскрес! – радостно оповещали одни.</p>
<p>
- Воистину воскрес! - отвечали им на русский манер другие.</p>
<p>
Детишки появлялись с крашеными яичками, чтобы «стукнуться», кто разобьет чужое яйцо. В обычные дни этих лакомств не было на столе арушановцев. Впрочем, как и многого другого из продуктов. Разбитые яйца чистились прямо на месте и поедались тут же. Без соли и хлеба, без молитв.</p>
<p>
И в это время...</p>
<p>
Гиж Месроп выскакивал из своей засады, нападал на малышню, вызывая их крики и слезы. Просто какое-то затмение находило на человека! Он никого не бил, не толкал. Он просто безжалостно отнимал у детей пасхальные яйца. Но не ел их, что было бы логично, а яростно бросал на землю. Входя в какой-то непонятный экстаз, умалишенный топтал яйца ногами. Желток, белок и разноцветная скорлупа превращались в кучу, перемешанную с землей и пометом разной дворовой живности.</p>
<p>
Детский рев не умолкал. Из открытых окон раздавались возмущенные крики взрослых. Кто-то выскакивал во двор в одних трусах. Однако злодей Месроп из Карса, этот невольный обидчик маленьких арушановцев, словно ничего и не понимал. Он начинал тихо</p>
<p>
стонать и что-то бессвязное кричать:</p>
<p>
- Нет Христос, нет бог! Он умер, совсем умер. Не воскрес больше! У нас в Карс все в церковь ходили. Затик хорошо отмечали. Молитва делали. Все в него верили, а он… Он зачем не пришел, когда турок всех резал?! Никого не спас! Бога нет, он умер, как мой мама и папа, как мой брат Зармик, мой сестра Забел, как весь армян в Турции...</p>
<p>
Вот такую многословную тираду произнес Гиж Месроп. Никогда он так долго не говорил.</p>
<p>
А ведь год молчал, его голоса никто не слышал. Даже думали, что старик онемел. Совсем тронулся головой, вот и перестал говорить. Ан-нет, умеет говорить, да еще как! Ну, прямо агитатор из этих болтунов, лекторов-атеистов.</p>
<p>
Потом старик умолк, обессилев вконец. Он лег прямо на асфальт, прикрыл глаза и закрыл лицо рукой. Он заснул...</p>
<p>
Дети продолжали плакать из-за разбитых праздничных яиц, из-за этой жуткой сцены, устроенной сумасшедшим. Был тихим, со всеми играл, а тут такое учудил...</p>
<p>
Только бабушки, три месроповы покровительницы, хранили спокойствие и крестились. Когда Месроп произносил свою непонятную ребятне речь, Парандзем, Арусяк и Сатеник, обняв детишек, затыкали им уши. Казалось, что они хотят оградить мальчиков и девочек от какой-то страшной правды, которую изрекал виновник дворового скандала. Казалось, что три бабушки старались своими ласками снять с внуков боль от услышанного, оградить их от неведомого греха.</p>
<p>
И через год все опять повторилось. И через два. Возможно, Гиж Месроп забывал о праздновании Нового года, а к Первомаю, 7 ноября и прочим советским праздникам так и не привык. Но вот весенний день, когда армяне справляют затик, он помнил твердо. 364 дня в году вел образ жизни блаженного, а в пасху взрывался, прорывало его. Он всю боль свою выплескивал, всю обиду на Спасителя, который не смог уберечь своих детей от турецкого ятагана.</p>
<p>
Светлый праздник пасхи всегда стал заканчиваться на Арушановке детскими слезами. Разве это правильно? В праздник должен звучать детский смех.</p>
<p>
И такое случалось каждый год. Но Месропа из Карса никто никогда больше словом не упрекнул, никто не заругал.</p>
<p>
После дикой и странной яичной экзекуции, к которой во дворе уже привыкли, Гиж Месроп успокаивался. Ложился на асфальт, что-то бормотал в полудреме:</p>
<p>
- Христос не воскрес... Христос не воскрес... Умер он, совсем умер.</p>
<p>
… До следующей пасхи Месроп не дожил. Он умер тихо во сне в одной из ночлежек неподалеку от вокзала. Да и как было жить человеку, если он потерял веру, как?</p>
<p align="right">
</p>
<p align="right">
2004 г.</p>
<p align="center">
Рапик, Сумбат Амбарцумович и др.,</p>
<p align="center">
