<p>
Вдогонку ему Гиж Месроп бросал непонятную фразу:</p>
<p>
- Нансен паспорт давай! Нансен паспорт...</p>
<p>
Вскоре история этого блаженного стала как-то вырисовываться. Флер загадочности спадал...</p>
<p>
Месроп попал в Баку из Карса, армянского города, который турки и русские вечно делили между собой. Жил он там в большой семье до тех пор, пока беда не постучалась в дома армян. Во время войны Месроп вмиг потерял отчий кров, всю родню, и судьба занесла его в на Кавказ, в большой нефтяной город. Один добрался до Апшерона, ободранный и чуть живой. Как-то оклемался, работу нашел. Разгружал товарняк, худой-худой, но жилистым беженец оказался. Там, на железнодорожной станции, и жил в одном из вагонов. Оттуда и забрел на Арушановку, благо совсем рядом, рукой подать.</p>
<p>
«Нансен паспорт» в глаза так никто из арушановских и не видел. Про него рассказал инженер Оганесов, самый начитанный во дворе. Оказывается, этот норвежец по фамилии Нансен был знаменитым путешественником. Потом он, божий человек, бросил свои полярные одиссеи. Начал ездить по миру и призывал помогать армянам, лишившимся крова, своей родины. Фритьоф Нансен стал возглавлять комиссию по репатриации армянских беженцев в СССР. Понятное дело, многие из них не имели на руках никаких документов. Вот и появился на свет «паспорт Нансена», который давал возможность несчастным устроиться на работу, перемещаться из страны в страну, получать хотя бы мизерное социальное пособие.</p>
<p>
- 320 тысяч анатолийских армян-беженцев получили паспорта Лиги наций, - говорил со значением, поднимая вверх указательный палец, инженер Оганесов. – Представляете, 320 тысяч! </p>
<p>
Ходили слухи, что Гиж Месроп тоже обладал этим редким международным документом, где фамилия его была записана. Но вот какая - никто из арушановцев так и не узнал. Да и мало кто интересовался паспортными данными этого горемыки. А паспорта его никто в глаза не видел.</p>
<p>
Необычный документ признали более 50 государств мира. Доброе дело делал норвежец, дай Бог ему здоровья! А может, сам Христос в облике Нансена явился тогда миру? Кто знает, кто знает...</p>
<p>
Бравый турецкий генерал Нури-паша невинных убивал, а Фритьоф Нансен спасал тех, кого судьба все-таки уберегла. Такие вот два очень разных человека жили в одно и то же время.</p>
<p>
Господь совсем непохожих людей посылал на землю, совсем непохожих. А почему так получалось, на этот философский вопрос даже инженер Оганесов, прочитавший все тома энциклопедии Брокгауза и Эфрона, не смог бы ответить. Добро и зло всегда были рядом, испокон веков.</p>
<p>
Тихим был карсский беженец, никому во дворе не мешал. Только совсем неразговорчивый. Сатеник, Парандзем и Арусяк он всякий раз благодарил односложно:</p>
<p>
- Куйрик… Сестричка…</p>
<p>
Это было и приветствием, и знаком выражения его чувств к старушкам, и признанием в братской любви. Сатеник уверяла, что в его глазах всегда стоят слезы. От тоски и благодарности. От обиды, что не может как следует отблагодарить своих седовласых благодетельниц с морщинистыми, но такими прекрасными лицами.</p>
<p>
Правда, однажды он несколькими фразами все же перекинулся с дворовыми мужчинами. Только из этих слов они мало что поняли о незнакомце. Армяне уверяли, что говорил он по-армянски, но «как-то не так, не по-нашему». А немногочисленные арушановские татары (так прежде именовали азербайджанцев – прим. автора) уловили в его речи свои слова, интонации и обороты. Разберись, кто он такой…</p>
<p>
Раны резни и изгнания вроде бы зарубцевались в душе Месропа. Он становился обычным необычным бакинцем. Однако через три года турки снова возникли в судьбе бедняги. Они пришли в город, словно решив добить несчастного Месропа за сотни верст от родного Карса. Опять он видел кровь, опять злые лица усатых аскеров с ружьями и кинжалами. Опять крики и призывы о помощи. Вай, аствац, инчу хамар? За что, Боже, за что?!</p>
<p>
Нури-паша, ай Нури-паша, злой ты человек! Этот генерал зверствовал в Анатолии в 1915 году. Мастак он оказался воевать с безоружными гяурами (неверными – прим. автора). А потом пошел добивать армян на Кавказ. И что плохого они ему сделали? Дом его сожгли, скот увели, жену или дочь опорочили?</p>
<p>
Нет, не было ничего такого. Просто Нури-паша считал, что, убивая неверных, он возвеличивает свою нацию, исполняет свой высокий османский долг. Войдя осенью 1918 года в Баку, он отдал город на откуп своим солдатам и местным тюркам. Разрешил им хорошенько похозяйничать. Сколько крови армянской пролилось, сколько крови!</p>
<p>
Турки ушли, казалось, навсегда. И снова судьба сберегла Месропа, жив остался он, невредим, схоронившись за городом, в Разинских пещерах.</p>
<p>
Но несчастному от этого не стало легче: он свихнулся окончательно. На станцию Баку-Товарный его больше не пускали. Работник из него, решило железнодорожное начальство, теперь никакой. Да и амшары (неквалифицированные рабочие из Персии – прим. автора) для разгрузки и погрузки вагонов найти просто, стоит только свиснуть - со всех концов Баку сбегутся.</p>
<p>
Так Гиж Месроп остался безработным. Так все чаще он стал появляться во дворах Арушановки, подсознательно подозревая, что ему там хоть кто-то рад. Не выгонят. Да и зачем выгонять - безобидным он был человеком, ей Богу! Сидел себе тихо на корточках, выпирая худые колени. За детьми любил наблюдать. Но только тогда, когда они к нему не приставали. А еще ему нравилось играть в разную ерунду. Делал с детьми из глины плоские листы, как лаваш, потом загибал края, клал на ладонь днищем и, переворачивая, бросал на асфальт. От хлопка Месроп победно улыбался, озираясь на окружающих.</p>
<p>
Пацаны давно оставили его в покое. Девочки дворовые, жалостливые, как их бабушки, приносили Месропу из дома леденцы, которые он обожал. Все шло тихо-мирно. Да и как иначе должно быть в бедных, но дружелюбных дворах Арушановки. Да храни ее Господь!</p>
<p>
