<p>
Газ в Армению исправно поступал: ТЭЦ работала бесперебойно. Но свет, тепло и газ оставались строго дозированными, как в военное время. Куда же они пропадали?! Кто-то хорошо наваривался на этой войне и блокаде. Посмотреть бы в глаза таким деятелям, которые нещадно издеваются над своими же! Где же миацум (воссоединение – прим. автора), идея братства всех армян, где наша взаимовыручка и взлет национального самосознания?! Всего лишь высокопарные слова?</p>
<p>
Ирина отстояла положенное время в вестибюле пансионата, получила полагающийся ей пакет гуманитарки и поднялась к себе на второй этаж. Мама, укутанная в пледы и одеяло, спала. Ирина тихонько села у подоконника ждать Артура. За окном медленно падал январский снег.</p>
<p>
Находиться в промозглой комнате становилось просто невмоготу. Никогда ей не было так зябко. Что на улице, что в помещении – никакой разницы! А керосин все не везут. Когда привозили, ощущался стойкий запах солярки, с которым смешивали этот керосин. Так уверял пенсионер Георгий Вартанович, всю жизнь в Азнефти шофером проработавший. Не жилое помещение, а гараж автобазы какой-то.</p>
<p>
Ирина научилась умело справляться со всеми этими «алладинами» и «фуджиками». Впрочем, за обслуживание данных цивильных буржуек отвечал сын Артур. «Ты наш хранитель тепла, наш единственный мужчина», - ласково гладила Ирина по голове юношу.</p>
<p>
Мама, Анна Ервандовна, болела бронхитом, лежала на кровати и вставала редко, только по необходимости.</p>
<p>
- Ирочка, сегодня свет дадут вечером или нет? – подала она голос из-под одеяла.</p>
<p>
- Наверное, мама, как всегда.</p>
<p>
Свет давали один час в сутки. Но когда кто-то в соседних с пансионатом норкских домах умирал, то пустой еще гроб выставляли у подъезда. Это означало, что в доме будут лишние два часа света, «гробовые» два часа. Какой-то остряк прозвал покойников «движками», так как они, словно электрогенераторы, давали дополнительное время для подачи электричества. Такой вот черный юмор. Люди приходили проститься с усопшим, разные хлопоты по организации похорон начинались...</p>
<p>
- Знаете, Ирина, мы как бы превращаемся в собак Павлова, - говорил ей доктор Амбарцумов, – реагируем на рефлексы. Свет дали – вскакиваем с кроватей и начинаем всякими хозяйскими делами заниматься. Глажка, стирка, варка…Кто-то сидит у рубильника и дрессирует нас: включил свет – Ереван вспрыгнул, жизнь закипела. Выключил свет – город принял исходное сидяче-лежачее положение. Рефлексы, однако!</p>
<p>
К доктору вчера приходил коллега из местной больницы. Он тоже из Баку, давно сюда переехал, еще до событий в Карабахе. Когда-то начинал врачебную деятельность у Амбарцумова. Так вот он рассказал, что из-за перебоев в снабжении светом в операционных погибают пациенты. И даже в роддоме вчера скончалась одна новорожденная девочка. Ирину от этих слов всю передернуло. Боже, за что?!</p>
<p>
Георгий – так звали коллегу Амбарцумова – недавно продал свои «Жигули» шестой модели. Вернее, обменял на три кубометра дров.</p>
<p>
- Дочка музыке обучается. И вот села за пианино... в вязаных перчатках, представляете... Не можем мы без тепла, мерзнем, - как бы оправдывался он с глупой улыбкой на лице. - И спать одетым надоело – никакой гигиены! А машину... Ерунда это... Еще успею купить, когда весь этот кошмар закончится.</p>
<p>
Конечно, предприимчивые армянские мужчины не сидели сложа руки. Они не могли согласиться с заведенными порядками военного времени. Милости от правителей из АОДа не ждали. Кто-то договаривался с нужными людьми, и ему проводили «левый» свет. За 30 долларов в месяц. При непременном условии – включать только одну лампочку и телевизор. У такого счастливца собирались все соседи посмотреть на сердечные страдания рабыни Изауры или «просто Марии». Но только так – одну лампочку включать и один телевизор! Иначе все полетит в тартарары, весь дом без света останется.</p>
<p>
Артур отправился за хлебом в центр. Транспорта из Норка никакого, вот и пошел пешком. Как все. Наступила армянская «эпоха пешеходов». Бывало, аж в Абовян, неблизкий от Еревана город, люди порой пешком шли, рассчитывая на попутки. Непонятно, чем там на своих закрытых предприятиях-«ящиках» занимались, но на работе отмечались. А потом обратно пешком, на трассе их кто-то подбирал. Так и день проходил...</p>
<p>
Говорят, хлеб привезли к кинотеатру «Москва». 200 граммов на человека. Дневная норма. Там милиция и приставленные к ним фидаины (добровольцы – прим. автора) следят за порядком. Чтобы ненароком потасовок не было.</p>
<p>
В очередях люди стараются держаться безучастно или дружелюбно и достойно, все-таки один народ, товарищи по несчастью, имя которой – война. А вот как хлеб привозят… такое начинается!</p>
<p>
Да, хлебная очередь проверяла людей на порядочность, осталось ли в них чувство чести и достоинства.</p>
<p>
Подумав об этом, Ирина снова заволновалась: давно сына нет. Хотя пошел он за хлебом не один, вместе с пансионатскими ребятами, Стасиком Погосовым и Сашей Газаряном. Прошлый раз они подавленные вернулись, оскорбленные. В очереди их стали упрекать: почему по-русски говорите? Надо только по-армянски говорить, в независимом государстве живете.</p>
<p>
Но бабки-тетки только попеняли, уму-разуму поучили юных беженцев: тема патриотического воспитания в озабоченной ожиданием хлеба очереди развития не получила. Но вот какой-то носатый и небритый тип в синей спортивной шапочке с надписью «Adidas» неожиданно на ребят попер:</p>
<p>
- Этих бакинцев гнать надо из города! Какие они армяне - шуртвац-хай! («перевернутый», ненастоящий армянин – прим. автора)</p>
<p>
И даже пнул слегка Стасика Погосова. Стасик мальчик тихий, домашний. А вот Саше Газаряну палец в рот не клади. Он по-армянски хорошо все понимал, но ответил на русском:</p>
<p>
- Это я шуртвац-хай?! Моя семья все потеряла из-за таких крикунов, как ты! «Миацум, миацум!»... Нас чуть не зарезали там, пока ты митинговал здесь. Квартиру, машину, мебель, все потеряли! И если бы не были патриотами, в Москву бы полетели. А мы здесь живем. И вместе со всеми в очередях за хлебом стоим, мерзнем...</p>
