- Саша, так я совсем одна, а так с кем-то, - ответила Ольга, - Сама же понимаешь, вдвоем и проще, и веселее.

- Понимаю, - сказала Саша, - Быстрее бы в Тверь вернуться и забыть уже эту каторгу как страшный сон…

========== Долгожданная свобода ==========

Девушки ехали в поезде вторую неделю. За это время Саша успела выздороветь и более-менее прийти в себя. Мысль о том, что она стала Александрой Викторовной Николенко, а ее товарищ по несчастью – Ольгой Евгеньевной Вуловской, постепенно начала укореняться в голове Саши и она постепенно привыкала к этим новым именам.

- Оль, а имена остались старые, чтобы не запутаться окончательно? – спросила Саша подругу.

- Да, Саша, - ответила Ольга, - Хотя, если говорить откровенно, в тот момент у меня практически не было времени, чтобы подумать, сама помнишь, как быстро надо было соображать.

- Оль, ты бы хоть рассказала о себе маленько, - попросила Саша, - Я о тебе практически ничего не знаю, кроме того, что тебе двадцать два года и что ты старше меня на пять лет.

- А что рассказывать? – удивилась Ольга, - Банальная история, примерно как у тебя. Окончила гимназию, еще на последнем году обучения начала агитировать. Родители не знали, папаня меня усиленно пытался замуж выдать, сватал всячески. Я женихам отказывала, потому что не хотела замуж, рано еще, да и без любви не хотелось создавать семью. Подружки посоветовали врать, что я не девица, поэтому я, таким образом, легко отпугивала ненавистных кандидатов. И все было хорошо, пока этот слух до родителей не просочился. Скандал был знатный, с криками, слезами матери, моими фразами о том, что я девица, вот только замуж пока что не хочу. Мать на следующий день потащила меня к акушерке, не веря в то, что все мои слова женихам – просто повод для отказа. Однако услышав от акушерки, что я говорила родителям правду, мама была в некотором шоке. Вроде бы все успокоилось, родители решили пока что меня не сватать, взять перерыв, и тут раз – гром среди ясного неба, приходит к нам домой соседка и говорит, что меня видели в фабричном общежитии. Папа ей соврал, что я туда ходила вместе с какими-то благодетелями, а потом был еще один скандал. И повод для него – то, что Оля агитацией занимается. Как орали мама с папой, сколько криков было! Чего только ни обещали: и в кладовке запереть, и в монастырь трудницей отправить, и из дома никуда не выпускать, и отодрать как сидорову козу, и замуж выдать за первого встречного… Кончилось дело тем, что я просидела в комнате под замком неделю, а потом, обидевшись, через две недели собрала вещи и уехала из дома к товарищам. Жила там, занималась агитацией, устроилась на работу на почту, кстати, год там и проработала. Боялась, что папа в полицию заявит, что я пропала, однако, он так этого и не сделал. Кстати, обиделась я на этот факт знатно, значит, дочь из дома ушла, а они ее даже не ищут… Понятно, что папаня – присяжный поверенный, адвокат, не хочет свою репутацию марать, но неужели можно жить по принципу «баба с возу – кобыле легче»?

- Дворянка, значит? – удивленно спросила Саша.

- По рождению – да, - ответила Ольга, - Только мы с тобой все равно сейчас лишенные всех прав состояния, так что особой разницы не вижу. Вот вышли бы на поселение – примазались бы к крестьянам, а так… Никто мы с тобой.

- Ну это же по официальным документам мы с тобой беглые каторжанки, а по паспортам – мещанки, - возразила Саша.

- Мещанки, - согласилась Ольга, - Новую жизнь начинаем, вдохнули хоть вольного воздуха. А ты, кстати, сомневалась, переживала, говорила, что будет, если поймают. Так рискнули – и выиграли, а если бы не рискнули?

- Да, выиграли… - задумчиво сказала Саша, - А если бы нас поймали?

- Значит, отсидели бы свое в карцере и снова бы пошли золото мыть, - ответила Ольга, - Приворовывать золото и прятать его было гораздо труднее. А без него паспорта мы бы с тобой не сделали.

- Оль, а что было дальше? – спросила Саша, - За что тебя осудили?

- За агитацию, - ответила Ольга, - Червонец* присудили, пять лет на галерах** отмахала. Раньше надо было сбегать, конечно, гораздо раньше… Идиотка, столько лет не пойми чем занималась!

* 10 лет

** на каторге

- В семнадцать лет, значит, осудили… - задумчиво сказала Саша, - На год позже, чем меня. Слушай, Оля, а ты вообще из какого города?

- Вообще из Петербурга, хотя родилась в Твери, - ответила Ольга, - Мне года три было, родители переехали в столицу. Папе там пообещали значительное повышение по службе, как раз, именно тогда он стал присяжным поверенным. А потом, когда мне было пятнадцать лет, родители вернулись обратно в Тверь. Разругался папаня с кем-то в столице, вот и пришлось нам обратно вернуться, пока его с работы не выгнали. Так что, конечно, к Петербургу я привыкла больше, но в Твери будет жить, я думаю, спокойнее. Меньше шансов на то, что нас вычислят и обратно на каторгу отправят.

- Землячка, - радостно улыбнулась Саша, - Кстати, ты с родителями встречаться будешь?

- Не буду, - ответила Ольга, - Не вижу смысла.

- Почему? – удивилась Саша.

- Знаешь, Шурик, расскажу тебе про мое последние свидание с родителями, после суда, - сказала девушка, - Пришли, значит, и говорят: «Мадемуазель, вы наша однофамилица, да еще и лишенная прав состояния, поэтому не сочтите за труд, смените себе фамилию, чтобы никто вас к нашей семье ошибочно не приписал».

- А ты что сказала? – удивленно спросила Саша.

- А я им ответила, что впервые вижу таких людей, поэтому не планирую менять свою фамилию только потому, что у кого-то она точно такая же, - ответила Ольга, - Говорю, мол, милостивый государь, если вас беспокоит, что у кого-то точно такая же фамилия, что и у вас – меняйте ее сами, хотя вам всю жизнь тогда придется менять фамилии, встретив своих однофамильцев.

- И что, вы больше ни о чем не говорили? – удивилась Саша, - Оль, ну это же абсурд, такого быть не должно!

- Не должно быть такого, чтобы папаня с маманей зажали денег на адвоката, - ответила Ольга, - Не должно быть такого, чтобы даже слезинки в глазах не было. Ладно, предположим, что это папаня меня невзлюбил почему-то, так хотя бы маманя могла по-человечески попрощаться. Ну все равно, было бы видно, если бы вдруг папаня сказал матери, мол, не прощайся с ней по-людски, я бы это как минимум сердцем почувствовала, ну не актриса же она, полное безразличие так качественно сыграть бы не смогла.

- Понимаю… - вздохнула Саша, - Мне сейчас к маме идти, боюсь слегка, что она знать меня не захочет.

- Не захочет – и не надо, - ответила Ольга, - Будем жить, значит, как две сестры, ничего страшного. Будем агитацией заниматься да в школе работать. Допустим, в вечерней, при фабрике.

- При фабрике? – изумилась Саша, - Да там нас, наверное, все знают. Опасно это.

- А в обычной школе у тебя попросят справку о политической благонадежности, это как пить дать, - ответила Ольга, - При фабрике, конечно, я не знаю, может, тоже нужно. Я этим вопросом не занималась, не изучала. А про обычную школу знаю наверняка. И, кстати, должна тебе сказать, что сама не пойду в полицию за справкой и тебе идти не советую – сразу на каторгу вернут.

- Согласна, я тоже за справкой в полицию не пойду, - сказала Саша.

Через несколько дней Ольга и Саша добрались до Твери.

- Сходи со мной к маме, - немало волнуясь, попросила Саша, - Я боюсь как-то одна туда идти.

- Пошли, раз боишься, - ответила Ольга, - У тебя хотя бы есть шанс на нормальную встречу, а у меня такового нет.

Подойдя к родному дому, Саша постучала в дверь.

- Кто пришел? – раздался голос сестры.

- Дуся, это я, Саша, открывай, - ответила девушка.

- Александра уехала на заработки в столицу, - раздался голос Евдокии и удаляющиеся шаги от двери подсказали девушке, что дверь им не откроют.