Забудь меня, как я тебя забыл. Будь счастлив без меня так, как никогда бы не был счастлив со мной. Это совсем нетрудно. Иногда для того, чтобы найти своё счастье, нужно всего лишь облить малиновым сиропом незнакомца в белой рубашке, забредшего в узкий переулок, ведущий к старому кафе.
========== Пары (Пятилетний юбилей) ==========
— Мицуру, а где моя зубная щётка? — Кохей выходит из ванной, пытаясь пятернёй разгладить взлохмаченные волосы. — Куда-то пропала. И твоей тоже нет. Ты их что, упаковал вместе с вещами? Зачем? Одноразки же есть для поездки.
Мицуру не сразу отвечает — он загляделся. Доктор Танигава великолепен в белом медицинском халате с пришитым к рукаву шевроном бригады МЧС под эгидой ООН. В спецкостюме для спасателей он похож на бесстрашного героя боевика. На официальных мероприятиях, когда Кохей надевает строгий костюм, его принимают за министра дружественной державы — ну, в крайнем случае, за его заместителя. Или за приглашённого киноактёра. Или ещё за кого-нибудь, столь же блистательного.
Но Мицуру больше всего нравится тот Кохей, которого видит только он. Сонный и недовольный по утрам, с сущим кошмаром на голове — потому что вечно ложится спать, не досушив волосы. Всё ещё сонный, но уже улыбающийся — когда Мицуру усаживается к нему на колени, мешая пить кофе, и начинает разбирать по прядкам тёмную густую шевелюру. Уже совсем не сонный и очень серьёзный — когда наконец-то отставляет свою чашку и отбирает у Мицуру расчёску, чтобы ничто не отвлекало их от утренних первых, самых сладких, самых нежных поцелуев. Кохей всегда до уморительности серьёзен, когда они целуются — будто не ласкает своего любимого, а проводит сложнейшую операцию, и от того, насколько точными будут его движения, зависит жизнь человека.
Вообще-то, так оно и есть. Жизнь Кудо Мицуру, его прошлое, настоящее и будущее, его всё — зависит от Танигавы Кохея.
И наоборот.
Мицуру становится немного зябко от этой мысли. И в то же время он бесконечно счастлив.
А Кохей, не торопя Мицуру с ответом, так и стоит в дверях кухни, разглаживая влажные волосы и улыбаясь самыми краешками губ. Наверняка он понял, о чём думает Мицуру. Кохей всегда понимает его без слов.
— Щётки… Зубные щётки? — Мицуру хлопает себя по лбу. — Забыл выложить из сумки. Я новые купил, а те выбросил.
Чтобы добраться до сумки, которая осталась валяться на тумбочке в прихожей, Мицуру должен протиснуться в дверной проём между косяком и Кохеем. Это не так-то просто сделать, хотя Мицуру совсем не изменился за прошедшие годы — всё такой же худощавый и гибкий. Дело в том, что ему не дают проскользнуть в коридор — Кохей обхватывает Мицуру обеими руками, прижимая к себе.
— Мы опоздаем на самолёт… — Мицуру не вырывается, ему так хорошо и спокойно в объятьях Кохея.
— Не опоздаем.
Когда Кохей говорит таким уверенным тоном, ему верят даже тяжелораненые. «Выживешь, потому что я так решил», — вот как звучит голос доктора Танигавы. «Никуда не опоздаем, потому что есть вещи важнее, чем наши планы и убегающее время», — каждым лёгким щекочущим поцелуем доказывает Мицуру Кохей, и тот доверчиво подставляет тёплым родным губам щёки, скулы, задирает голову, чтобы Кохей смог дотянуться до нежной кожи под подбородком. Сквозь неплотно прикрытые ресницы Мицуру наблюдает за тем, как Кохей внимательно и серьёзно разглядывает каждое местечко на его лице, которое собирается поцеловать. И улыбается.
— Я хочу тебя… — почти беззвучно, только губами.
— Самолёт…
— Поменяем билеты, если что. Я так хочу тебя…
Мицуру уже сдался — он обхватывает Кохея руками за шею, позволяя тому прижать его плотнее, отрывая от пола. Кохей любит доносить Мицуру до кровати на руках. И это самое правильное сейчас — вернуться в постель, откуда Мицуру выгнал трезвон двух будильников, не дав досмотреть какой-то очень хороший сон. В том сне они были вдвоём, на чистом горячем пляже… и кажется, горячим песок был не только от жаркого солнца. Кохей продолжает целовать Мицуру, попутно избавляя его от одежды — Мицуру послушно поднимает руки, поворачивается, приподнимает бёдра. Всё правильно, ведь билеты можно поменять, они никуда не спешат…
Не зазвонят их телефоны — они выключены до поры. Никто не постучит в дверь — друзья предупреждены об их отъезде. Даже городской шум не нарушит хрупкой тишины в спальне — Мицуру первым делом, едва поднявшись, закрыл окно. По утрам прохладно, а Кохей вечно сбрасывает с себя одеяло. Горячий мужчина. Его горячий мужчина.
От их слитных движений, вначале медленных, потом постепенно набирающих темп, простыни тоже становятся горячими. Как чистый белый песок на пляже под жарким полуденным солнцем. Такое продолжение хорошего сна нравится Мицуру.
— С юбилеем, — выдыхает Кохей, приникая губами к губам Мицуру, чтобы собрать до последней нотки его негромкие сладкие стоны.
— С юбилеем, — шепчет Мицуру, теряя связь с реальностью, растворяясь в бушующем океане, что гладит волнами чистый белый песок на пляже.
Они вместе пять лет. И сегодня — первый день их общего отпуска.
Когда Мицуру приходит в себя, он всё-таки добирается до сумки. И достаёт оттуда новые зубные щётки — две в одной общей упаковке, различающиеся только цветом.
Кохей смеётся. В их квартире всё парное — домашние тапки, футболки, кружки, ноутбуки. Каждая мелочь — обязательно в двух экземплярах, даже рулонов туалетной бумаги в держателе на стене сразу два. Мицуру помешан на том, чтобы всё вокруг свидетельствовало об одном — это дом на двоих, уютное жилище для пары, соединённой всеми мыслимыми и немыслимыми способами, в том числе — парными вещами.
Есть ещё один предмет, парный, который пока спрятан подальше от глаз Мицуру. И этот предмет — Кохей уверен — очень понравится его любимому. Потому что будет лучше других напоминать ему о том, что в этой жизни Кудо Мицуру — неотъемлемая половинка Танигавы Кохея. И наоборот. Но тс-с, это пока секрет.
А на самолёт они не опоздают. Кохей с вечера перевёл все часы в доме на час вперёд.
Чтобы их юбилейное утро получилось вот таким — нежным, сладким, страстным.
***
— Я знаю, почему мы приехали именно сюда, — лукаво улыбается Кохей, и эта его мальчишеская улыбка совсем не похожа на те, какими Танигава одаривает коллег по работе, пациентов, друзей. Даже родителям он улыбается не так. У Мицуру снова внутри дрожит зябкий холодок — сколько счастья может вместить человеческое сердце и не разорваться при этом? И каких трудов стоит отогнать от себя ставшую уже привычной тревогу: у них опасная работа, они всегда на передовом крае битвы за человеческие жизни, но Мицуру остаётся в пилотской кабине, тогда как Кохей постоянно лезет в самое пекло. Как уберечь его, оставаясь на расстоянии, каким богам молиться, чтобы не исчезала с твёрдо очерченных любимых губ озорная мальчишеская улыбка?
— Знаешь? И что же ты знаешь? — Мицуру перемогает себя, снова загоняет тревогу поглубже внутрь. Она не погаснет, так и будет тлеть, подобно не до конца прогоревшим углям под слоем остывающей золы. Но, по крайней мере, хоть ненадолго перестанет отравлять Мицуру долгожданный отдых.
— У нас всего один предмет в доме без пары! — торжествующе выдаёт Кохей и задирает нос кверху. — Я видел, как ты смотрел на ту кружку из Танпоро — будто злился на бедную посудину.
— Бинго! — Мицуру набрасывает Кохею полотенце на шею. — Вот твой лавровый венок! Быстрее приводи себя в порядок и пойдём покупать вторую кружку.
Танпоро изменился до неузнаваемости. Онсэна, в котором они провели свои самые первые незабываемые дни — и ночи — больше нет, на его месте ультрасовременная пафосная гостиница. Иссяк горячий источник, за счёт которого благоденствовало заведение друга Фуджи-сенсея — об этом рассказывает Кохею и Мицуру владелец сувенирной лавочки, где они выбирают кружку с изображением горы Танпи.
Но Глоток Истины никуда не делся и всё так же бешено популярен среди влюблённых.
Кружка наконец-то выбрана. Гора Танпи нарисована на гладком металле тонкими чёрными линиями, у её подножия мазками блестящего белого лака выведены звёздочки — только это не звёзды, а цветки магнолии. У настоящей горы Танпи всё предгорье поросло магнолией.
