– Так про то можно и не говорить, и так все видно, по глазам, их – то ничем не замажешь.

– А коли и так, издалече пущай вздыхает, ловить — то здесь ему нечего, – вдруг хитро подмигнула князю Улита, и во взгляде ее не было уже ни испуга, ни стыдливости.

«А баба-то не так скромна, как на первый взгляд показалось», – Димитрий любил девок с характером, дерзких да смешливых. Заозерская княгиня нравилась ему все больше и больше.

Поутру Димитрия растолкал Первак.

– Вставай, князь, уж солнце к полудню повернуло, а вас хоть кнутами стегай. На ловы-то сбираетесь?

Князь устало потер виски. Голову покалывали невидимые иглы, во рту пересохло.

– Испить бы чего?

– Квасу я достал, отведай, полегчает, – и Первак протянул крынку с холодным питьём. Князь жадно глотнул.

– Хорошо!

За спиной раздавался богатырский храп Пахомия. Ночью он свалился с лавки и теперь, раскинув руки, спал прямо на полу.

– Что было вчера? Когда с пира – то ушли? – Димитрий никак не мог собраться с мыслями, они разбегались, как тараканы по углам, что-то смутно вспоминалось.

– Я ничего дурного не творил, к княгине не приставал?

Первак прищурился:

– Ох, княже, такое себе дозволял, вспоминать срамно…

Дмитрий испуганно взглянул, лицо его вытянулось. Первак расхохотался.

– Да не бойся, ничего дурного не случилось, кроме того, что вслед за малым Ростиславом ты на столе заснул. И как в кисель-то головой не нырнул? Мы с Пахомием тебя еле дотащили, уж больно здоров ты, княже.

Вместе они растрясли сотоварища. Тот долго мотал головой, потирая лоб.

– А я, князь, дюжее тебя буду, на своих ногах с пира ушел, – хвастливо расправил он грудь.

– Я-то на постели спал, а ты тут рубахой полы подметал, – не остался в долгу Димитрий.

– Оба хороши, – угрюмо буркнул Первак. – Там уж все к ловам готово. Вас ждут.

– Как? И Ростиславушка уж пробудился?

– Так он раньше тебя, князь, почивать изволил, уж и выспался. Матушка его квасом да отварами отпоила. Вон, как молодой жеребчик, на дворе резвится.

Димитрий взглянул в окно. Княжич действительно нетерпеливо сновал по двору, поторапливая холопов. Рядом деловито расхаживал Найден, отдавая челяди бесчисленные приказы.

Димитрий кликнул Жидятку, пятнадцатилетнего холопа, которого он недавно взял в услужение.

– Что ж ты, дубина, Пахомия-то не растолкал, чтоб на лавку лег, боярин вон всю ночь на полу валялся! – гневно прикрикнул князь, отвешивая Жидятке подзатыльник.

– Да разве ж его растолкаешь, тут семерых таких, как я, надобно, – обиженно буркнул Жидятка.

Пахомий показал холопу кулак. Тот даже глазом не моргнул. Он мнил: ежели он, Жидята, княжий холоп, то справно прислуживать должен только хозяину, а всякие прочие ему не указ, и следить, где они спят, он не обязан.

– Княгиня говорит, Мстислав им хлеба не дает, – вспомнил Димитрий, пока отрок натягивал ему сапоги, – с чего бы это?

– Просто так Мстислав бушевать не станет, видать напакостили ему, – рассудительно ответил Первак.

– Стало быть, Мстислав у тебя хороший, а заозерцы худые, – прищурился Димитрий.

– Не знаю я, какие заозерцы, а с Мстиславом отец мой был знаком, тот правды всегда держался, попусту никого не обижал.

– Та то когда было, они ещё в наших летах ходили, – вмешался Пахомий. – Сколько воды утекло, нешто люди не меняются? Чем ему мать да дитя напакостить смогли?

– Видать, смогли, – отрезал Первак.

– А я так думаю, прибрать измором он их землицу хочет, пока Ростислав мал, – не унимался Пахомий, повышая голос.

– Ну, опять сцепились, сколько мне разнимать-то вас можно. Кто прав, кто нет – то не наше дело, а мы приплыли медведя стравить, – перебранки дружков князю порядком надоели.

На Чернореченских равнинах давно господствовала весна, щедро одевая пестрыми нарядами первоцветов уже просохшую под лучами солнца землю. Здесь же, в Заозерском краю, еще угадывалось дыхание зимы. Лес стоял сырой и унылый. То тут, то там взгляд наталкивался на внушительные кучи почерневшего снега. Мокрые ветки деревьев печально колыхались, сплетая над головой черную сеть. Молодая зеленая поросль кое-где очень робко пробиралась сквозь ворох старой листвы. Травинки острыми пиками насквозь пробивали бурые листья, но сбросить с себя полностью эти путы еще не могли.

Отряд ехал неспешно. Лошади фыркали от падающей с деревьев влаги, тревожно стригли ушами. Всадники вполголоса переговаривались, напряженно всматриваясь в черноту деревьев, хотя до места, где доброхоты35 видели зверя, было еще далеко. Впереди за дубравой шел глубокий, разветвляющийся на два рукава овраг. По ту сторону балки в густом ельнике и видели изголодавшегося после зимней спячки медведя.

На ловы знатные охотники отправились вшестером: князья Димитрий и Ростислав, Первак с Пахомием, Найден и заозерский боярин Гаврила (муж грузный и оттого неповоротливый, лет сорока пяти). С собой для загона прихватили с десяток холопов и воев для охраны лошадей. Димитрий взял и своих любимых гридней – опытного следопыта Гордея и молодого Чурилу, велел им держаться поодаль, но в случае сигнала бежать на помощь.

Решено было спуститься на дно оврага и разделиться на два отряда. Одни ловчие станут дожидаться зверя в правом рукаве, а другие – в левом. Холопы, обогнув ельник с севера, гудками да бубнами, лаем собак должны загнать бурого в овраг и гнать его до развилки. И тут уж как ловчая удача выпадет: к кому медведь завернет, тот с ним бороться и станет.

Найден хотел, чтобы заозерские встали своей засадой, а чернореченские, стало быть, своей, но Ростислав воспротивился. Он пожелал быть в одном отряде с Димитрием, Первак предложил с ним поменяться. Но тут запротивился уже Найден, заявив, что за князя он головой отвечает и отойти от Ростиславушки не имеет права. Пришлось князю Чернореченскому вставать на ловы вместе с Найденом. Оба смерили друг друга холодным взглядом.

За версту до оврага всадники спешились и, оставив лошадей воям, пошли пешком. Гаврила, запыхавшийся от быстрого шага, причитал:

– На медведя зимой надобно ходить, когда он в берлоге лапу сосет. Выманил его, и только успевай, ворочай рогатиной… Вы хоть не так шибко-то идите… А весной что, бегай вон за ним по всему лесу, ноги изобьешь в кровь…

– В чем зимой доблесть-то, сонного мишку колоть? – возмутился маленький князь, молодецки размахивая рогатиной, как будто уже насаживая на нее медведя.

Из шестерых охотников в кольчуге был только Первак, все остальные беспечно махнули на это рукой. Не смогла заставить сына надеть кольчугу и Улита, долго уговаривая его.

На дне оврага отчаянным шумным потоком бежал ручей, вбирая в себя окрестную талую воду. Чтобы сбить запах, ловчие пошли вброд по щиколотку в мутной воде.

– По морю, аки посуху, – вспомнилось Пахомию.

– Ветер в спину, стало быть, как засядем, запах наш к хозяину не донесет. Не должен учуять нас, – со знанием дела заявил Гаврила, и Димитрий понял, зачем Найден потащил с собой этого увальня. Боярин был опытен на ловах. Даже медведя называл уважительно – хозяин, как это принято было у люда, жившего богатствами леса.

У развилки Ростислав выбрал десный рукав. Ловчие стали расходиться.

– Постойте, – остановил всех Гаврила, – ежели хозяин на вас выйдет, да спужавшись поворотится, так вы сигнал подайте, чтоб мы ему проход заслонить успели. А ежели он от нас повернет, то мы в рог потрубим, тогда уж вы не зевайте.

Димитрий с завистью посмотрел на уходящих бояр, ему хотелось быть в отряде с дружками да опытным Гаврилой. Вместо этого он поплелся вслед за противным Найденом и надоедливым Ростиславом.

– Вот, чую, медведь на нас выскочит, уж я его, – и Заозерский князь резанул воздух рогатиной.

– Ты за спинами нашими держись да не высовывайся, никто тебе к живому зверю подойти не даст, – грозно предупредил Найден.